Само собой, этого не произошло.

Я не видел маму с того самого дня, а прошло уже тринадцать лет. Первое время она писала мне письма, но вскоре и они перестали приходить. Я всем сердцем ненавидел людей из МКЭТ, потому что они забрали у меня мать. Я был уверен, что именно они не позволяют нам видеться. Скорее всего, именно они не давали мне читать ее письма. Им нужна была моя сила, так я думал. И уверенность в собственной правоте с каждым днем становилась сильнее.

Но настало время выпуска. Это был период, когда каждый эмпат и телепат должен был выбрать свой дальнейший путь. Нам давался месяц на размышления. Целый месяц свободы. Я не мог в это поверить. Наконец-то я увижу свою маму.

Вот только ожидания мои не оправдались.

Школа, в которой я учился, находилась в пригороде Чикаго. Огромная огороженная территория с собственным лесом и озером. Нас погрузили в автобусы до ближайшей железнодорожной станции, откуда мы уже могли разъехаться.

Сначала я не мог поверить, что нас так легко отпустили, но потом понял – мы всегда будем находиться в поле зрения МКЭТ. Они следят за каждым нашим шагом и не позволят сделать что-то, что будет противоречить их планам.

В любом случае мне было плевать на чертовых ублюдков из МКЭТ. Единственное о чем я думал, это скорая встреча с мамой. Теперь, я был в этом уверен, мы больше с ней не расстанемся.

Район, в котором я жил, ничуть не изменился за тринадцать лет. Все такой же серый и убогий. Будто и не уезжал никуда. Я боялся, что мама могла переехать, но страхи не оправдались. Наш дом стоял все на том же месте, да и выглядел ничуть не лучше.

Сколько бы я не стучался в старую ободранную дверь, никто не открывал. Я подумал, что мама на работе, или просто куда-то ушла, но тут из соседнего дома вышел мужчина.

– Парень, тебе чего здесь понадобилось? – он осмотрел меня с ног до головы, презрительно хмыкнув. – Ты слишком молод для этой грязной шлюхи. Хотя, если не передумаешь, надень две резинки. Иначе рискуешь подхватить от нее какую-нибудь дрянь.

Чем больше говорил этот ублюдок, тем сильнее закипал гнев в моей душе. Но мне ни в коем случае нельзя было терять контроль. Иначе на меня обрушится слишком много эмоций. Причем, не самых приятных. Вряд ли люди, живущие в этом районе, были счастливы.

– Эй, ты оглох что ли? – вновь позвал сосед. – Так зачем тебе понадобилась Лиза? Ты ж не трахать ее пришел, я прав?

– Где она? – хрипло спросил я, избегая смотреть на ублюдка.

– Да дома она, – махнул он рукой. – Обдалбалась поди, вот и не открывает. Просто толкни дверь, она ее никогда не запирает.

Я сделал так, как сказал сосед. Дверь действительно была не заперта. На меня обрушился спертый запах сырости и плесени. Я едва сдержался, чтобы не заткнуть нос и рот. Даже глаза начало щипать, но я все равно вошел в дом.

Темнота, только сквозь заколоченные досками окна чуть-чуть пробивался солнечный свет. Если снаружи дом почти не изменился, то внутри я едва ли смог узнать его. Обои на стенах посерели от времени и влажности, местами были покрыты плесенью. Пол был настолько грязным, что, казалось, на улице чище, кухня завалена пустыми бутылками и коробками из доставки. А еще повсюду были разбросаны шприцы, упаковки из-под таблеток и презервативы.

Меня начало тошнить. От запаха, от того, что я видел, от слов ублюдошного соседа, от осознания, что его слова могут оказаться правдой.

Я поднялся по лестнице, стараясь не касаться стен и перил. Родительская спальня была наверху, как и моя детская комната. Мне было одновременно и страшно и любопытно. Но страх все же был сильнее. Я оказался совсем не готов к такому исходу. Реальность обрушилась на меня словно ведро ледяной воды. Меня трясло и контроль трещал по швам.

Наконец я поднялся на второй этаж. Идя по коридору, я старался не рассматривать то, что когда-то было моим домом. Дверь в спальню родителей была открыта. Там, в отличие от всего дома, окна не были заколочены досками, поэтому было относительно светло.

Она лежала на кровати. Рваное, заляпанное в чем-то платье, было задрано почти до пояса. К счастью, на ней было белье. Ноги, худые настолько, что сложно было представить, как она на них вообще ходит. Да и сама она была словно скелет обтянутый кожей.

– Мама, – позвал я дрогнувшим голосом. – Мам, я вернулся.

Ее глаза были плотно закрыты, но веки тревожно дергались, будто ей снился какой-то кошмар. Я подошел ближе, с ужасом отмечая синяки по всему телу. Рука потянулась прикоснуться к ней, разбудить, но замерла на полпути.

Лицо моей матери было неузнаваемым. На правой щеке багровел синяк, под глазами пролегли тени, губы иссохшие и потрескавшиеся. От когда-то красивых густых черных волос ничего не осталось.

– Мама, – вновь позвал я чуть громче.

Она открыла глаза, глядя в пустоту. Медленно, будто на это уходили все ее силы, она повернула голову в мою сторону.

– Кто ты? – голос хриплый, безжизненный.

– Я Тед, мама, твой сын. Я… я вернулся.

– Сын? – удивленно произнесла она. Затем ее губы дрогнули в презрительной усмешке, – У меня нет сына.

Ее слова отдались болью в сердце, но я не показал вида. Упав на колени перед кроватью, я горячо заговорил:

– Мама, это правда я. Меня отпустили. Теперь я никуда не уйду, слышишь? Мы…

– Убирайся! – рявкнула она тут же закашлявшись. – Пошел вон!

– Мама, но я… Я же Тед!

Она вновь посмотрела на меня. Зрачки будто подернуты какой-то дымкой. Внезапно ее глаза распахнулись шире, словно она наконец узнала меня. Мое сердце пропустило удар, счастье ударило в голову. Мне было плевать в каком состоянии она находилась, я готов был сделать все, чтобы вытащить ее. Но…

– Зачем ты вернулся? – спросила мама так тихо, что я едва ли мог расслышать ее слова. – Я тебя давно вычеркнула из своей жизни. Просто уходи. Забудь обо мне так же, как это сделала я.

– Но почему? Ты… Мы…

Она резко схватила меня за руку, притягивая ближе к своему лицу.

– Давай, – выдохнула она. – Сделай это. Прочитай мои эмоции и тогда сам все поймешь. Ты ведь можешь, да? Этому тебя научили?

Мгновение я вглядывался в ее глаза, наполненные ненавистью ко мне. Я сделал то, о чем она просила. Снял барьер, открывая сознание. Мне хватило маленькой щелочки, чтобы прочесть ее. Эмоции, негативные, пронизанные отчаянием и безнадежностью, захватили весь мой разум. Она не просто ненавидела меня, она меня презирала. Каждой клеткой своего тела. И еще боялась. Страх был в каждом ее вздохе. Я пытался отыскать в этом бешеном потоке эмоций хоть что-то хорошее, но его не было. Нечего было искать. Моя мать практически утратила свою человечность, полностью отдавшись пороку.

Она не испытывала ни боли, ни радости. Лишь равнодушие и ненависть ко всему миру. Наркотики, алкоголь, беспорядочный секс, вот чем была заполнена ее жизнь. И там не было места для меня уже очень давно.

– Когда? – спросил я, чувствуя как щиплет глаза.

– Когда, что? – усмехнулась мама. – Когда я забыла о тебе? – она оттолкнула мою руку, падая обратно на подушку. – Если подумать, ты всегда был обузой. Твой никчемный папашка уговорил меня не делать аборт. Зря я его послушалась. Он сел в тюрьму, повесив на меня не только долги, но еще и заботу о тебе. К счастью, ты оказался тем самым чудовищем, о которых так пекутся эти выродки из МКЭТ. Один звонок и тебя забрали. Мне заплатили неплохую компенсацию. Хватило, чтобы погасить долги, даже кое-что еще осталось.

– А как же письма? – спросил я, не теряя надежды. – Ты же писала мне письма. Ты говорила, что скучаешь!

– Не, парень, тебя надули. Я и знать не знала, где ты находишься. Да меня не так уж сильно это волновало. Кто бы не присылал эти чертовы письма, то была точно не я.

– Это не важно. Я вытащу тебя отсюда. Давай…

– Заткнись! – она вновь перешла на крик. – Закрой свой поганый рот! Ты просто чудовище! Монстр, который вообще не должен был появляться на свет! Слышишь меня? Убирайся! Пошел вон из моего дома!