— Тогда иди. Я закончу здесь, — слова едва слетели с ее губ, как Цинния вылетела из прачечной.

Она отчаянно хотела последовать за Циннией, не столько для того, чтобы увидеть Гэвина, сколько для того, чтобы найти Балларда. Он выглядел измотанным и испуганным, когда уходил от нее утром, его широкие плечи поникли, когда Эмброуз сказал ему, что его сын уже слег в постель, заболев от потока. Вместо этого она убрала стиральные биты и направилась на кухню. Она вошла как раз вовремя, чтобы услышать, как открылась и закрылась дверь в кладовую — Джоан или Кларимонда принесли эль или вино. Что-то внутри нее говорило об обратном, и она пошла на звук, движимая уверенностью, что человек, которого она искала, только что прошел мимо нее и спускался в комнату с колодцем.

Ее инстинкты оказались точными. Луваен обнаружила Балларда в камере, которую он занимал, когда она впервые прибыла в Кетах-Тор. Комната была чисто вымыта, а пол устлан свежей соломой. Кто-то оставил стопку аккуратно сложенных одеял у одной из стен. Баллард стоял внутри, на его предплечье был намотан кусок цепи. Он напрягся и потянул, проверяя скобу, которая крепила цепь к каменным блокам.

Она остановилась в дверном проеме и молилась, чтобы ее голос не дрожал так сильно, как ее внутренности.

— Она выдержит?

Он не вздрогнул от ее присутствия. Цепь со звоном упала на солому.

— Да, должна. Если этого не произойдет, то я буду выбивать дверь или процарапывать себе путь наружу. Эмброуз же так заколдует дверь, что мне придётся призвать дракона, чтобы тот прогрыз путь.

Он повернулся к ней лицом, и Луваен подавила вздох. Его прежняя бледность усилилась, и тени прорезали изможденные впадины под его скулами и глазами. Это было наименьшей из его проблем. Его зрачки больше не были круглыми: они сверкали эллиптическими черными радужками, яркими, как шафрановые луны. Дорожки шрамов, выгравированных на его лице, сместились, ползая под кожей, пока не проложили новые полосы над его носом и к линии роста волос.

— Узри зверя, моя красавица, — он ухмыльнулся, сверкнув резцами, ставшими более изогнутыми и заостренными. Его веселье не касалось взгляда.

Луваен медленно вздохнула и сжала колени, борясь с желанием убежать. Здесь стоял хищник устрашающего вида, существо безымянное и неизвестное. Она могла выдержать вид клыков, извивающихся шрамов, даже змеиных глаз, но если бы он показал ей раздвоенный язык, она потеряла бы последнюю крупицу мужества, которой обладала, и поддалась бы глубинному отвращению, которое каждое существо, ходящее на ногах, испытывало к тем, кто ползал на животе.

Насмешливая ухмылка Балларда померкла. Он приподнял бровь в ответ на ее продолжающееся молчание.

— Я должен выглядеть действительно гротескно, чтобы лишить откровенную Луваен Дуенду дара речи.

Она скрестила руки на груди и приняла суровое выражение лица:

— Когда-то я была похожа на тебя. На следующее утро после того, как мы с Томасом посетили вечеринку Беатрис Купер, и вино лилось рекой. Томас в испуге вскочил с кровати, едва увидев меня.

Его неживая улыбка совсем исчезла:

— Тебя это забавляет?

— Никто здесь не смеется, милорд, — она потянулась к его руке, крепко сжав, когда он попытался отстраниться от нее. Кончики его когтей царапнули ее костяшки пальцев. — Я не смеюсь и не убегаю. Я тоже не буду лгать. Ты представляешь собой леденящее душу зрелище. Мне снились кошмары о монстрах красивее тебя, — она подошла ближе и подняла другую руку, чтобы запустить пальцы в его волосы. На этот раз он не отшатнулся. — Но ты все еще остаешься собой, несмотря на всю эту чушь о потоках. Только глупая женщина убежала бы от такого необыкновенного мужчины, а я не дура, Баллард де Совтер.

К ее облегчению, он закрыл глаза и заключил ее в робкие объятия. Она охотно поддалась, крепко обняв его и положив голову ему на плечо. Он ощущался так же, как и раньше, пах так же. Закрыв глаза, она представляла его таким, каким он был прошлой ночью — все еще со шрамами, но гораздо более человечным. Заостренные когти, рисующие узоры на ее спине сквозь платье, напомнили ей, что этот новый день принес более мрачную реальность.

— Ты не должен быть здесь один, — сказала она. — Я принесу свою прялку и составлю тебе компанию.

Он напрягся и высвободился из ее объятий. Она не думала, что он мог казаться еще более мрачным, чем сейчас, но он справился.

— Я не хочу, чтобы ты была здесь, Луваен, — решительно сказал он.

Луваен ощетинилась, уязвленная его резким отказом:

— Почему нет? Я уже видела тебя в разгар этого потока раньше.

Он покачал головой, и кривая улыбка искривила его рот:

— Нет, не видела. Это был отлив, когда худшее было позади.

Она вспомнила грязную камеру и сгорбленного зверя, пронзительно кричащего о своих мучениях стенам. Все внутри нее содрогнулось от осознания того, что его ждут еще большие страдания. Она теребила шнурки на его тунике.

— Моя привязанность к тебе останется прежней, Баллард, — она ухаживала за Томасом во время ужасов чумы — эта задача оставила в ней свои собственные шрамы. — Я не слаба духом.

Он погладил ее руку от плеча до запястья:

— Нет, не слаба, но я не человек во время пика потока. И у меня все еще остается хоть капля гордости, — остатки стыда, который он показал прошлой ночью, мерцали в его желтых глазах. — Это для меня, Луваен, а не для тебя. Я прошу твоего снисхождения.

Луваен думала, что ее глаза вылезут из орбит от усилий, которые потребовались, чтобы не заплакать. Вместо этого она вцепилась в гнев и позволила ему сгореть. Это проклятие, о котором никто не хотел говорить, было коварной вещью, причиняющей не только боль и безумие, но и лишающей свою жертву достоинства. Она засунула руки в карманы юбок и глубоко дышала, пока тугие путы в груди не ослабли, и она не смогла говорить, не задыхаясь.

— В последнее время ты был очень щедр с грелкой, милорд, — мягко поддразнила она. — Я думаю, будет справедливо, если я предоставлю тебе эту поблажку. Но не привыкай к этому, — сказала она своим самым строгим голосом.

Он во второй раз обнял ее и склонил голову. Луваен закрыла глаза, облегчение нахлынуло на нее, когда он коснулся ее нижней губы своим все еще очень человеческим языком. Они обнимали друг друга несколько минут, обмениваясь поцелуями и нежными ласками.

Наконец Баллард отстранил ее от себя и указал на лестницу:

— Тебе пора идти наверх, моя красавица, — черные когти, которые могли легко порвать ее на ленточки, вырисовывали узоры бабочек на ее шее и ключицах. — У меня удобная камера, а Магда позже принесет мне ужин, — он похлопал себя по плоскому животу. — Мне не грозит голодная смерть.

Луваен схватила его за руку и поцеловала костлявые костяшки пальцев.

— Ты позовешь меня, если я тебе понадоблюсь?

— Нет.

Она сверкнула глазами:

— Баллард…

Он свирепо посмотрел на нее в ответ:

— Я не узнаю тебя, женщина. Мне повезет, если я смогу произнести хоть слово вместо рычания, — он ответил на ее жест и поцеловал ее руку, прежде чем разжать ее пальцы и отступить дальше в камеру. — Если ты хочешь помочь мне, помоги остальным с Гэвином, — его глаза вспыхнули, как только что зажженные факелы. — Мой сын — это то, ради чего я дышу, Луваен.

Он отвернулся от нее. Она постояла там несколько мгновений, глядя ему в спину, прежде чем оставить его в одиночестве.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Она нашла Магду у кухонного очага, переворачивающую мясо на вертеле. Кухарка подбородком указала на два кувшина на соседнем столе:

— Эль или кэсир?

Луваен взяла кубок из одного из шкафов, стоявших вдоль стен.

— И то, и другое, — сказала она.

Остаток дня тянулся. К вечеру настроение Луваен испортилось, и она так внимательно прислушивалась к любому звуку из комнаты в виде колодца, что у нее зазвенело в ушах. Атмосфера за ужином была такой же веселой, как и у скорбящих на кладбище. Эмброуз уставился вдаль, теребя нижнюю губу большим и указательным пальцами, пока его еда остывала. Цинния, глаза которой почти распухли от слез, так часто шмыгала носом, что Луваен пришлось поменяться с ней местами на скамейке, чтобы раздраженная Магда не пырнула ее своим кухонным ножом. Кларимонда и Джоан мудро решили поесть у очага, подальше от напряжения, висевшего вокруг остальных, более густого, чем тушеное мясо, которое никто не ел.