<p>
-Послушай. Я бы очень хотел сказать тебе - да, сказать - здравствуй... Но это было бы враньё. Враньё, которое ты бы быстро распознала. Ты не заслужила того, чтобы тебя вот так оскорбляли.</p>
<p>
-Я знаю, - она покачала головой неожиданно разумно. - Но ты похож. Издали.</p>
<p>
-Спасибо...</p>
<p>
-На него напали. Давно. Мама меня утащила, и я не знаю, отбился он или нет.</p>
<p>
-Да.</p>
<p>
Он думал о том, что до осенней поездки через две реки остаётся дня три, не больше.</p>
<p>
...На высокий берег к Переходу они взбирались ночью, и он нёс девочку на руках, чтобы она не споткнулась.</p>
<p>
</p>
<p>
***</p>
<p>
Зима подкралась неслышными снежными шагами и отрезала их - от городов, от рек, от других стран. Зима легла холодной преградой между поместьем и тайными убежищами тех, кто ещё остался в живых. Райнер осознал, что пока - всё, на долгую зиму они заперты вместе, и жизнь исподволь стала создавать меж ними нити узнавания, незримую общность. Сартен всё реже выходил из своей комнаты, и они сидели у него. Райнер вдруг оглянулся на проходящие дни - и не понял, почему так боялся зимы: каждый из людей принёс сюда невысказанную мечту о потерянном доме и, оставшись тут, поневоле начинал воплощать её в жизнь, в коридорах звенели голоса, женщины вспоминали рецепты забытых блюд, помогали прибираться, приводили уют в пустые комнаты. Райнер подумал: а ведь верно, и его собственная давняя бездомность в этих стенах куда-то улетучивалась, забывалась, он давно уже начал тут по-хозяйски наводить порядок, и как-то никто из прислуги и не возражал, да и Сартен-старший тоже, только лукаво посматривал на него, когда он в своём рвении слишком старался...</p>
<p>
Он иногда пытался стряхнуть завораживающее, затягивающее спокойствие зимнего поместья и сказать себе: нет, это похоже на падение в горах, когда ты зацепился за что-то и хочешь уверить себя, что это накрепко, а потом снова летишь, и снова зацепляешься, и опять занимаешься самообманом, который рано или поздно закончится неизбежной пропастью. Но день приходил за днём, ничто не вторгалось в тишину, и его снова и снова включали в круг тепла и выстраданного покоя, где можно вместе помолчать.</p>
<p>
И он почти поверил тишине.</p>
<p>
Почти - потому что впереди маячили новые путешествия к Переходу, новые - да нет, уже известные - опасности, потому что впереди был голод, о котором он сейчас старался не думать.</p>
<p>
Иногда ему хотелось заснуть и больше не просыпаться, чтобы остаться в этой прозрачной зиме, когда уже совершившиеся беды ушли, а новые ещё не наступили.</p>
<p>
</p>
<p>
***</p>
<p>
К весне он окончательно увяз в этом ощущении - что время катит свои волны над ним, над крышей поместья, мимо... и когда реки вскрылись, когда пришло время везти перезимовавших людей к Переходу, то возникло слабое удивление: как, это было - временно, и снова придёт гонка, и исчезнут лица, к которым успел привыкнуть, к кому успел привязаться... задним числом осознал: да, успел привязаться, и долгие разговоры зимними ночами уйдут, а он останется... Но они тоже знали, и в их глазах жила надежда на иную жизнь... а он не имел права говорить о себе, запретил себе это давным-давно. И так неожиданно было услышать на прощанье: ты хороший человек, не смей думать, что ты только ключ от Перехода, не смей думать, что только из-за этого мы говорили с тобой, помогали пережить зиму... не смей.</p>
<p>
Не получалось.</p>
<p>
С весной Сартен-старший стал слабеть, всё чаще приходил затяжной кашель, было трудно ходить. Райнер по его просьбе отвёл его к освободившейся ото льда реке, - шли долго, мучительно долго, часто останавливались, чтобы старик отдохнул. Потом он рассматривал приуснувшие на ночь ветки, на которых уже вот-вот должны были вспыхнуть листья, и Райнер понимал, - не надо владеть телепатией, чтобы знать его мысли: не последняя ли для него весна? Но всё же - это пришла весна, настоящая, не приснившаяся в долгую зимнюю ночь, и не было ей преград, она наступала на обессилевший Дис, безразличная к тому, что происходит с людьми и с теми, кто когда-то был людьми. Сартен вдыхал её свежий аромат, слушал её ветер, встречал её тепло - и радовался искренне, открыто и честно, как тот, кто заслужил эту радость, пронёс ожидание её сквозь тягучие холода и достиг желанного берега.</p>
<p>
После первого весеннего путешествия к Переходу дом опустел. Регулярность, размеренность тихой жизни затягивала, казалось - время милосердно накрыло пеленой прошлое, и не стоит оборачиваться... Он понял, как часто оборачивался, как терзало ушедшее, - только теперь, когда оно оставило его. Теперь было - всё, все их попытки бороться, барахтаться, сопротивляться, - завершились. Река времени неумолимо несла их к будущему, но оно ещё терялось в туманной дали. Он говорил себе, что это не так, что ещё придут люди, не может же быть, чтобы всё закончилось... но дни за днями проходили в тишине, которую не нарушали ничьи чужие шаги. Он надеялся, что это временно, замучил вопросами Сартена, но тот не мог сказать ничего определённого и только продолжал рассылать письма людям по своим тайным каналам. И Райнер наконец уверил себя, что остаётся только ждать ответа. Весна кружила голову и поневоле заставляла думать, что надежда вопреки всему существует.</p>
<p>
Он навещал Ника - так часто, как только мог, чтобы не смотрели косо в лечебнице, чтобы не мешать его друзьям, которые тоже не бросили и стремились привезти ему частицу свободы.</p>
<p>
</p>
<p>
***</p>
<p>
Никто не приходил. Райнер растерянно смотрел на быструю воду, на то, как весна становится летом, а тишина всё так же окутывала поместье, и некому было её нарушить. Дни тянулись, и покой стал тяготить, а Сартен-старший вдруг позвал Райнера во внутренние комнаты, показал свою библиотеку, - старые книги, что-то даже было вывезено во время колонизации, - и попросил засесть за каталог. Райнер заподозрил, что старик просто хочет отвлечь его от томительного ожидания, но профессиональный интерес вынырнул из небытия и взял верх: там было много книг по истории, которые раньше ему не попадались, и он быстро утонул в них, разбирая по косточкам, сверяя с версией, известной Ордену... Сартен был явно доволен.</p>
