<p>
Он сумел дождаться только того момента, когда зверёк окажется на расстоянии вытянутой руки. Дальше он сорвался с места, бросился вперёд и успел схватить зверька, когда тот уже бросился удирать. Схватил за пушистый хвост, вцепился в живое, дёргающееся тельце, сдавил - и оно обмякло, в последний раз шевельнулись лапки, а потом на серой шёрстке появилась кровь, он жадно впился в зверька зубами, кровь хлынула в горло, он пил, пил, не отрываясь, жадно, странный обжигающий вкус заполнил всё, потом кровь кончилась, он слабо удивился - как же так... Глянул вниз: на полу были пятна, в руке болталось мёртвое тельце, надо было его куда-то деть... он пошёл в туалет, по дороге угрожающе метнулись в сторону стены, но выровнялись, вот уже нужная дверь, на счастье - вокруг никого... Он едва успел выбросить тельце, как его начало рвать.</p>
<p>
Он никогда не представлял себе, что так бывает, чтобы выворачивало до рези в желудке, до дикой боли, ударяющей в виски, до черноты перед глазами. После - он мог только лежать, скорчившись, на холодном полу, тихо подвывая и тщетно пытаясь открыть глаза: бело-голубой мёртвый свет, к которому он уже привык, почему-то стал ослепляющим. Когда глаза всё же открылись, он с трудом поднялся и долго отмывался, мыл руки и лицо, почти сдирая кожу, как будто хотел уничтожить все следы: слишком прочно сидело в голове, что он трус, всё же сорвался, сдался, и если узнают - убьют, как человека. Он стащил с себя рубашку, замыл пятна крови, надел, поёжившись от прикосновения мокрой ткани, и побрёл в столовую. Путь оказался безумно длинным, свет бил по глазам. По дороге кто-то встречался, звенящие голоса задавали вопросы, он пытался отвечать - ничего, всё в порядке, всё хорошо...</p>
<p>
Упав на стул в столовой, он понял, что не сможет есть: от одного взгляда на еду к горлу подкатывала тошнота. Огромного труда стоило просто держаться и смотреть по сторонам, тут же отворачиваясь, как только кто-то замечал его взгляд: никто не любит, когда тебя разглядывают, а с заключёнными и вовсе надо быть осторожней... Время стало прозрачным и мучительно долгим, он еле-еле отбыл обед и поплёлся обратно в библиотеку. Там кто-то пришёл, принёс книжку, он тупо смотрел на номер, почти заблудился среди шкафов и с трудом поставил её на место. Идти обратно в камеру оказалось ещё тяжелее: ступеньки, третий ярус, поворот, опять свет, свет, какие-то вопросы, голоса, от которых начинается звон в ушах... он рухнул на койку, и тут же стены с потолком начали плыть в сторону, постоянно вправо, при этом не возвращались на место, а всё плыли и плыли, он успел удивиться, как им это удаётся... и заметил, что его сосед сидит на полу, вытянув руку с открытой ладонью, на которой лежит кусочек хлеба.</p>
<p>
Райнера как будто ударили плетью. Кражи, прогнавшие его люди, суд - всё это враз стало ничтожным. Он убил зверушку. Живую пушистую зверушку, которая приходила в камеру и пела. Брала хлеб тоненькими лапками. Приходила. К лондар. В камеру. Живая. Была.</p>
<p>
Он не знал, как ему сгинуть с этого света. Очень хотелось сдохнуть. Немедленно.</p>
<p>
Сосед терпеливо сидел на полу и ждал. Долго. Пока не выключили свет перед отбоем. Когда в камере стало темно, он молча забрался на свою койку и уткнулся в подушку. Райнер лежал с открытыми глазами и смотрел вверх, на плывущий потолок. Если он признается и попросит прощения... разве зверушка воскреснет и придёт? Такое нельзя простить... а что это такое - прощение? Пустой набор звуков, от которого ничто не меняется...</p>
<p>
Он так и не смог заснуть - проваливался на какие-то мгновения в пустоту, из которой тут же выныривал, часы тянулись, превращаясь в пытку бесконечностью. После подъёма он почти ничего не соображал, чувство безнадёжной, наступившей навсегда беды заполонило всё. За завтраком он посмотрел на еду, тарелка вдруг показалась далёкой, как будто ему вдруг дали перевёрнутую линзу... он снова не притронулся, пошёл в библиотеку... стены сдвинулись, он уцепился за ближайшую, и тут уже кто-то догадался вызвать врача, коридоры замелькали перед глазами, а стены разомкнулись. Потом вокруг возникла больничная палата, его заставили лечь, а в руку впилась игла, - если бы он не видел, как она вонзается в кожу, то и не догадался бы: почти ничего не почувствовал. В вену полилась холодная и одновременно обжигающая жидкость, какое-то время стены всё ещё плыли вправо, но замедлили своё вращение, и мир начал приходить в норму.</p>
<p>
</p>
<p>
***</p>
<p>
-Я ведь предупреждал, что это опасно, - знакомый уверенный голос вырвал его из странного состояния полусна, полу-яви. Он обнаружил, что у него болит сгиб локтя, повернул голову и обнаружил возле кровати капельницу, по прозрачной трубочке текла алая жидкость. Кровь, - тупо пришла мысль. Теперь в мире нет ничего, кроме крови.</p>
<p>
Врач внимательно смотрел на него и ждал ответа, но не дождался.</p>
<p>
-Ваш сосед не знает, что вы убили его шуршика, - сообщил он. - Пока.</p>
<p>
Райнер медленно повернул голову, глаза его расширились. Они скажут. К парню никогда никто не приходил на свидание, он не получал писем, он... У него была единственная радость. И он убил её. А они - скажут.</p>
<p>
-Я скотина, - с ненавистью сказал он. - Но я-то был невменяем. А вы!..</p>
<p>
Взгляд врача был холодным и спокойным.</p>
<p>
-Вы видели, во что может превратиться лондар без крови. Похоже, вам нужно было убедиться самому. Нам не жить без человеческой крови. Вы хотите, чтобы таким, какой вы сейчас, стали и другие?</p>
<p>
Райнер попытался закрыть лицо, позабыв про иголку в вене. Врач успел перехватить его руку.</p>
<p>
-Плата за молчание, - едва слышно проговорил Райнер. - Я должен заплатить, чтобы вы не сказали этому парню про меня. Это шантаж, доктор. А вы знаете, что мне нечем платить?</p>
<p>
Врач покачал головой.</p>
<p>
-Это неправда.</p>
<p>
-Но я ничего не знаю!</p>
<p>
Райнеру почти не пришлось стараться, чтобы в голосе было отчаяние.</p>
<p>
-Я не знаю, откуда они шли, где скрываются! Я знал только убежища на дороге ко мне.</p>
