– Слишком гордый, чтобы связаться с родным братом? – спрашиваю я, стоя к нему спиной.

Снова молчание.

– Как он сейчас поживает, Джереми?

Многозначительная пауза.

– Я не знаю, Си.

– Ну разумеется.

Спустя секунду чувствую, что Джереми стоит рядом. Я не могу смотреть на него. Не могу дать ему увидеть, что одно его присутствие делает меня слабой.

– Знаешь, мы скучаем по тебе.

– Правда? – Я делаю глоток кофе, не в силах скрыть в голосе горькую обиду. – Классные подтяжки.

Краем глаза вижу, как он подцепляет их большими пальцами.

– Ты знаешь, что они мои любимые.

– Рада узнать, что тебе не на все начхать.

– Ты дорога мне. – Его вздох больше напоминает расстроенное ворчание. Его босс, без сомнений, замерев, с явной угрозой смотрит на него. Джереми разрывает от желания попросить у меня прощения и угрозы получить неотвратимое наказание. Такое ощущение, будто ни один из парней не отважится вступить в противоборство с этим ублюдком.

– Не беспокойся обо мне. Восемь месяцев же не волновался.

– Да брось, – возражает Джереми, – ты же знаешь, что мы не могли…

– Хочешь узнать, как я поживаю? – Я поворачиваю голову и смотрю ему в глаза. – Можешь передать Шону, что теперь я на собственной шкуре понимаю, что чувствуют плененные птицы.

– У нас все улажено, – резко говорит Джереми Тобиас, явно намереваясь побыстрее закончить наш разговор. – Свяжусь с тобой позже.

Немного погодя раздается предупредительный сигнал, и от входной двери доносится голос Рассела.

– Эй, чувак, нам открываться через двадцать минут. Миссис Картер хочет с утра проверить свою колымагу.

Он говорит про гараж – место, которое я считала вторым домом. В голове не укладывается, что может сделать время и расстояние. Сейчас кажется, что все происходило в другой жизни. Я еле сдерживаюсь, чтобы не свернуть за угол и не взглянуть одним глазком на Рассела. Но не делаю этого, потому что, похоже, он не заинтересован во встрече со мной. Может, все дело в Тобиасе и его пугающей харизме.

Но это неважно. Эти мужчины мне не друзья. Они посвящены в секреты, к которым я не допущена. Там, где когда-то мне было место, теперь я просто обуза.

– Еще увидимся, Си, – произносит Джереми, но я не смотрю в его сторону. Я не проронила ни словечка. Чувствую его разочарование, когда Джереми поворачивается и уходит.

Включаю телевизор, чтобы пресечь на корню любые беседы с Тобиасом. И испытываю облегчение, когда он погружается в работу на ноутбуке. Проходит несколько минут, и стук по клавишам прекращается, когда ведущий выступает с экстренным сообщением.

«Прошлой ночью в ходе успешно проведенной операции американскими военными был убит лидер террористической организации. Вскоре стало известно, что крупные средства массовой информации описали объект в качестве “строгого религиозного деятеля”, что привело в ярость некоторых американцев, которые начали высказывать свои возражения в социальных сетях…»

– Бред!

– Бред!

Наша одинаковая реакция заставляет меня повернуться к Тобиасу, который так же оторопело смотрит на телевизор, стоя по другую сторону. Он расстроенно проводит рукой по лицу, а я отворачиваюсь и выключаю телевизор. Некоторое мгновение мы стоим молча, а потом он отходит и выливает кофе в раковину.

– Какая мерзость.

– Согласна. С каких пор стало нормальным, что журналисты очеловечивают террор…

– Нет, кофе. Тебе нужен френч-пресс и приличная кофемолка.

Сбитая с толку, я смотрю на его спину в светло-голубой рубашке, которая идеально облегает его широкие плечи.

– А ты избалован всем французским. Уверена, у тебя была масса вкусов на выбор.

Тобиас поворачивает голову, кладет ладонь на стол и смотрит на меня, изогнув бровь.

– Мы по-прежнему говорим о кофе?

– Конечно, о кофе! – недоумевая, огрызаюсь я. – И я удивлена, что ты еще не сменил адрес для доставки.

Кухню заполняет его раскатистый смех. Я обхватываю себя рукой за талию, пока он внимательно изучает меня со своего места.

– Они и впрямь тебе дороги.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Я уже тысячу раз тебе говорила. В нашей сделке нет необходимости. Это ты раздал мне козыри для игры. Я и без сделки хранила бы молчание.

Уголок его губ приподнимается.

– Осторожность излишней не бывает. Тебе ведь известно: нет ничего страшнее…

Я резко взмахиваю рукой.

– Птица, неспособная летать, остается птицей, а человек, неспособный на любовь, – пустое место, – парирую сухим тоном и подхожу к Тобиасу. Ставлю чашку в раковину рядом с его кружкой и поднимаю глаза. – Как я уже сказала, тебе не по карману моя валюта. – Теперь я чувствую выброс напряжения, и он неизбежен. Глаза Тобиаса с каждой минутой нашей очной ставки горят все ярче.

– Нежность, обожание, преданность, тепло, привязанность – все это синонимы любви. – Я поворачиваюсь, собираясь подняться наверх, но Тобиас хватает меня за локоть и притягивает к себе. Между нами проскакивает искра, которая оглушает на пару секунд. Словно гром и молния. Невозможно оставаться невосприимчивой к его потрясающему телосложению, страсти в глазах и дразнящему аромату. Сила моего влечения растет с каждой минутой. Чем больше я пытаюсь его отрицать, тем чаще оно показывает свою неприглядную сущность.

– Пожалуйста, только без синяков. У меня сегодня вечером смена.

Тобиас ослабляет хватку.

– У тебя слишком легко появляются синяки. Думаешь, я тебя не понимаю?

– Ты меня не знаешь.

Он наклоняется, касаясь дыханием моего уха.

– Я знаю тебя. – Он убирает с моего плеча волосы, и я с трудом сдерживаю дрожь, которая пробегает по телу от этого легкого прикосновения. – И ты боишься, что я так много про тебя знаю. – Тобиас поднимает палец и еле ощутимо проводит им по моей ключице. – Ты считаешь это любовью, но правда в том, что ты одержима, – он медленно проводит подушечкой пальца по моему горлу, а затем очерчивает им мои губы. Напряжение между нами так сильно, что от осознания того, что происходит, начинают подкашиваться ноги. – И сейчас ты под кайфом. Единственная валюта, что у тебя есть, – это кайф. – Я резко отстраняюсь, но Тобиас наступает на меня. Он проводит взглядом от моей резко поднимающейся и опускающейся груди до губ, а потом делает шаг назад, забирает ноутбук и выходит из кухни.

«Ты одержима».

Груз этого заявления всю смену ощущался на плечах.

– Ты уверена? – спрашивает Мелинда, собирая оставшиеся контейнеры.

– Что, извини?

Она внимательно смотрит на меня. На лице подруги явное беспокойство, а я пытаюсь воскресить в памяти наш разговор. Она хочет свести меня с юным пастором из ее церкви. Мелинда далеко не дура. Она научилась предугадывать мое настроение. Нередко приносит с собой второй ланч, чтобы я обязательно поела. Мне приятно знать, что она дорожит мной и по-матерински опекает.

– Да, – отвечаю я, вытирая наше рабочее место. – Просто пойду домой.

Мелинда замирает, пока мы собираемся.

– Милая, прошло несколько месяцев. Я не хочу, чтобы ты и дальше чахла.

Несколько месяцев. И именно сегодня, как никогда, я чувствую тяжесть этой правды.

«Ты одержима».

– Все хорошо, – заверяю я подругу. – Я недавно ходила на свидание.

От этой информации она оживляется.

– О, правда?

– Да. Отличный парень. И мы снова встретимся, – ложь дается легко, но я не чувствую за собой вины, увидев в глазах Мелинды облегчение. Порой своей назойливой болтовней она сводит с ума, но я привязалась к ней и считаю своей подругой.

– Я так рада. – Она чуть не выпрыгивает из штанов. – Извини за такие слова, но какой же он дурак. И обещаю тебе: он пожалеет, если еще не начал жалеть. Поверить не могу, что он просто взял и бросил тебя.

Мы обе понимаем, что она говорит про Шона, но я отвожу глаза в сторону. Когда конвейерная лента останавливается, оповещая о конце смены, Мелинда подходит ко мне и нерешительно обнимает.