Золотая нить. Джон Мелуиш Струдвик. 1885

Wikimedia Commons

Готовясь к приходу урситоаре, необходимо накрыть стол: самое меньшее, что должно на нем быть, — соль, вода и простые лепешки; в некоторых местностях список обязательных предметов намного шире и может включать муку, зерно, масло, отрез новой ткани, три красные шелковые нитки, книгу, бумагу и перо, стакан вина или цуйки (самогона), свечи, монету, гребень, наперсток или ножницы (большинство подарков, как нетрудно догадаться, гендерно-специфичные). Все подарки на следующий день забирает повитуха и раздает нуждающимся или гостям. Если урситоаре не найдут угощения, они напророчат ребенку дурную судьбу. Если как следует спрятаться или притвориться спящим в комнате с младенцем, можно подслушать их разговоры, но от этого, как правило, никакого толку. Рассказывают про одного человека, коему во сне ангел подсказал, что решили урситоаре относительно его сына: дескать, когда мальчику исполнится девять, он утонет в колодце во дворе. Человек этот сразу же засыпал колодец, но как прошло девять лет, его сын вышел во двор, положил голову на каменное ограждение засыпанного колодца, да так и умер, без всякой воды.

Урсоайки были почти у каждого народа, начиная с древних времен. Греки называли их мойрами (Клото пряла нить жизни, Лахесис определяла длину, Атропос перерезала), римляне — парками (Нона, Децима и Морта выполняли аналогичные роли). У славян, особенно южных, также существовали три существа женского пола, чьей задачей было определить судьбу новорожденного: их называли рожаницами, судженицами, судицами, наречницами и т. д.

Не будет преувеличением заявить, что когда про Румынию упоминают в контексте сверхъестественного, то подавляющему большинству слушателей, зрителей, читателей приходит на ум одно и то же имя: Дракула, а также один и тот же регион (Трансильвания) и магический феномен (вампиризм). Благодаря Брэму Стокеру и многочисленным произведениям, так или иначе основанным на его романе 1897 года (который, кстати, вовсе не был первым творением на означенную тему), трансильванский граф обрел множество обличий и считается ныне прародителем целого сонма литературных и кинематографических кровопийц.

Но сколько в этой книге настоящего фольклорного субстрата Румынии, можно ли на основе Дракулы как персонажа и типажа делать выводы о румынских вампирах как фольклорной категории? Вопрос гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд.

Брэм Стокер никогда не бывал в Трансильвании и изучил ее по книгам — но по меньшей мере Эмили Джерард, автор травелога «Страна за лесом» (буквальный перевод названия «Трансильвания»), знала, о чем пишет, поскольку вместе с мужем-офицером прожила несколько лет в Германштадте (Сибиу) и Кронштадте (Брашов).

Фронтиспис к книге «Страна за лесом» Эмили Джерард. Иллюстрация Элизабет Тор

Wikimedia Commons

Впрочем, книга Джерард посвящена не только и не столько вампирам, поэтому те сведения, которые она излагает, довольно выборочные и немного предвзятые: акцентируя внимание читателя на том, что «носферату» пьют кровь, автор упускает из вида, что это лишь одна из множества особенностей этого колдовского племени. Но следует отдать должное Джерард — она хотя бы делит вампиров на живых и мертвых. Фольклористы знают, что на самом деле разновидностей намного больше.

Итак, начнем с того, что существа, которых принято называть румынскими вампирами, — на самом деле они в большей или меньшей степени вампиры, колдуны/колдуньи, упыри и оборотни — в общем смысле чаще всего именуются стригоями. Этимологически слово «стригой» происходит (согласно одной из версий) от латинского strix, означающего сову-неясыть, которая, по преданию, пила кровь детей (русское название этой птицы, если вдуматься, тоже довольно зловещее). У западных славян есть эквиваленты стригоев — штрига и стрыга, причем последнюю прославил Анджей Сапковский благодаря «Ведьмаку» (забегая вперед, скажем, что стрыга — это мертвый стригой). Термин «стригой» или «стрига» известен с давних времен, о нем упоминает Дмитрий Кантемир в «Описании Молдавии» (1769), но описывает не вампира, а ведьму, которая губит младенцев[25]. Предположительно, во времена Кантемира фольклорный образ стригоя еще не сформировался как следует.

К настоящему моменту этнографы различают региональные вариации стригоев (шишкои, морои, босоркои, приколичи), а также, как уже упоминалось, живую и мертвую разновидности. Остановимся на второй классификации, поскольку первая очень специфична и заинтересует, скорее, профессиональных исследователей фольклора (но к приколичам еще вернемся в следующей главе).

Живыми стригоями не становятся, а рождаются. Причин довольно много: стригоем будет дитя инцеста или брака между недостаточно отдаленными родственниками, включая посаженных и крестных отцов и матерей, а также дитя, зачатое в большой религиозный праздник. Если беременная женщина выпила оскверненной воды или ночью вышла на улицу с непокрытой головой, ее ребенок будет стригоем. Стригоем также становится младенец, рано отлученный от материнской груди или сам отказавшийся пить молоко; седьмой сын или седьмая дочь, родившиеся подряд у одних и тех же родителей; кто-то из братьев или сестер, родившихся в один и тот же месяц; рожденный в лесу в зарослях кустарника; проклятый злой повитухой… Стригоем без особых причин может стать ребенок, родившийся «в рубашке» или «в шапочке». И разумеется, кем еще может быть дитя двух стригоев, как не стригоем? Родители способны подбросить его в нормальную семью, забрав, разумеется, чужого младенца — и о том, какая участь ждет несчастное дитя, лучше не думать.

У стригоя, как правило, есть хвостик — необязательно в самой логичной части тела, — который он прячет от посторонних взглядов. В некоторых случаях к внешним признакам стригоев относят плешь, рыжие волосы, чрезвычайную худобу, но, в отличие от хвоста, ни одно из этих подозрительных свойств не может считаться определяющим.

Стригои способны превращаться в зверей, но… вовсе не в летучих мышей. На самом деле предпочтительные варианты — собака и кошка; гораздо реже встречаются быки, петухи, бараны, лошади, волки, куры, свиньи, лягушки и даже тараканы! Для превращения стригой должен трижды кувыркнуться, и то же самое требуется для того, чтобы вернуть себе привычный облик.

По ночам стригои разъезжают на бочонках, метлах (да, мужчины тоже) и мялицах (мялках для льна и конопли), а если случается на перекрестке встретить конкурента, дерутся трепалами до крови, пока не иссякнет молодецкая удаль; победитель становится главным стригоем, а раны у всех участников такого побоища заживают сами собой. Если обычному человеку довелось застать стригойскую битву, он может принять в ней участие и даже выжить: всего-то и надо, что взять обычную саблю вместо трепала.