Квинтилий Кондиан покраснел, молча склонился перед великими цезарем. Тут, чтобы сгладить неловкость, к Марку подошел Арабиан, накинувший на голову край тоги, поскольку солнце немилосердно припекало.
«Если ты, цезарь, хочешь, развлечь себя умной беседой, то я бы посоветовал тебе некоего рабби Иуду Ганаси, первосвященника евреев. Его еще называют духовным правителем иудеев. Кстати, я получил его послание, в котором он просит устроить с тобой встречу».
«Где проживает этот еврейский проповедник?»
«В Бет-Шераиме. Это недалеко и он, если ты согласишься уделить ему время, появится быстро».
«Пожалуй, это меня отвлечет от тягот пути, – вслух подумал Марк. – Пусть едет, я с ним встречусь».
Рабби Иуда явился к нему на другой день. Он приехал в сопровождении немногочисленных слуг. Когда его привели к императору, то Марк увидел перед собой человека, почти одинакового рост с ним, но помоложе. Рабби Иуда был в простой белой одежде, не посчитав нужным облачиться в дорогие одеяния первосвященника, каждый элемент которых был исполнен глубокого смысла. Зачем утруждать императора, отдавшегося чуждой религии, размышлениями о значении пояса и нагрудника, символизирующих место народа Израилева в этом мире, или о верхней одежде первосвященника с золотыми колокольчиками, помогавшими молить об искуплении у Бога.
Они расположились в тени олив, обильно разросшихся по Палестине. Им принесли холодную воду, фрукты. Император полулежал на ложе, на боку, подперев локоть подушками, а Рабии Иуда сидел на стуле – ему было так привычней. Поначалу разговор не клеился, носил налет едва ощутимой скованности, которая бывает при встрече двух незнакомцев. И все же собеседники были опытными, поднаторевшими в речах и проповедях людьми, как сами привыкшие слушать, так и увлекать полетом своей мысли других.
– Мы разные, прежде всего, из-за религии, – начал учтиво рабби Иуда, – ты веришь во многих богов, мы в одного, и все же мудрость имеет нечто общее, объединяющее, она позволяет умным людям понимать друг друга с полуслова и не тратить время на пустяки.
– Это верно, – согласился Марк. – Известный стоик Сенека владение мудростью приравнивал к добру, а ничто так не облагораживает душу, замечал он, как общение с людьми добра.
Они говорили медленно, раздумчиво, словно отыскивали дорогу в тумане, будто шли навстречу друг к другу по мосту, окончание которого терялось в неизвестности. И правда, никто не мог знать, что несет грядущее, даже такие мудрецы как Марк и Иуда.
Далее, когда речь зашла о душе, обоим беседующим показалось, что они вступили на твердую почву. Тут было что обсудить, ибо взгляды на душу, на ее пребывание в теле, а затем последующую трансформацию в космосе могли быть оспорены с применением развернутой аргументации.
Рабби Иуда не замедлил этим воспользоваться.
– Душа, – говорил он, показав основательное знание стоицизма, – не может исчезнуть в огне или разложиться на атомы. Душой управляет единый Бог, которому она повинуется, потому что принадлежит только ему. Именно наш Бог создал душу и вдохнул ее в человеческое тело. Он же продиктовал нам и законы по которыми мы живем.
– Да, боги диктуют свои законы… – подтвердил император.
Он неожиданно вспомнил о юристе, живущим в Трое, которого посетил перед тем, как объехать Антиохию и углубиться в долину Оронта. Гай, так без лишних церемоний звали его греческие ученики, был с ним почти одного возраста, прекрасно знал философию, а еще лучше юридическую практику и потому они легко понимали друг друга. Гай заканчивал большой труд, вобрав в него множество законов, постановлений и императорских указов, регламентирующих жизнь частных лиц в римском государстве. Этот свод юридических правил он назвал «Институциями».
Восхищенный его работой, – Марк прочитал некоторые отрывки из книги, предоставленные известным юристом, – он сказал Гаю: «Твой труд переживет всех нас». А секретарю по греческим делам Александру Пелопатону приказал, чтобы книгу Гая после ее окончания издали и распространили по всем землям империи за счет императорской казны.
«Наши законы пишутся человеческими руками, а диктуются богами, великий цезарь, – ответил ему Гай. – Я всего лишь собираю крупицы юридической мудрости в один сосуд, из которого их будет легче достать».
«Гай тоже говорил мне о божеских законах, как и этот князь евреев. Но я это и не оспариваю, – подумал Марк. – А вот душа человеческая… С этим можно поспорить».
– Доводы иудаизма о душе мне известны, – заметил он рабби Иуде, – они недалеки от аргументов христиан, давно превратившихся в мрачную секту. По-вашему, душа добродетельного человека после смерти отправляется на небеса, где служит единому Богу, а душа скверного человека, пребывает под землей пока не очиститься от зла.
– Так написано в Талмуде, нашей книге, заключающей свод священных для каждого иудея законов, – склонив голову подтверждает Иуда. – Отсюда возникло такое важное для нас понятие как божий суд. Ваши боги, между тем, на суд ничьи души не призывают. Они всех отправляют в Аид, в подземное царство, за исключением императоров и тех, кто имел большие заслуги перед Римом. Эти люди сами становятся богами.
– Да, такая участь предстоит и мне, – подтвердил Марк.
Он задумался. В единобожии, которое с таким упорством сначала отстаивали иудеи, а теперь уже и христиане, кончено, имелось рациональное зерно. Споры о количестве живущих на небесах богов не новы. Обсуждением этого занимались и Платон, и Аристотель, и Сократ, и представители разнообразных философских школ их последователей.
И все же никто не пришел к одному-единственному выводу. Многообразие природы диктовало необходимость множественности богов. Казалось невозможным, чтобы всем, что находится вокруг каждого, всем, чем мы пользуемся, что вкушаем и познаем управлял кто-то один, находился ли он на небесах или располагался под землей.
Марк обвел взглядом оливковые деревья с еще не выцветшей листвой под жарим солнцем, увидел голубевшее в вышине безоблачное небо, серые, желтые, рыжие камни, щедро разбросанные на холмах. Неужели всем этим владеет один Бог? Неужто все это подчиняется ему одному? И как он может тогда за всем уследить, наказать виновных, воздать должное добродетельным?
«Я не буду слушать этого иудея, – решает про себя Марк. – Истина у каждого бывает своя и она зависит от векового опыта, накопленного предками. Нам, римлянам, всегда помогали разные боги, Юпитер, Венера, Марс и другие и потому мы сохранили свой город, свое государство, пройдя через тяжелые испытания. А евреям помогал один их бог, которого они зовут Ягве. И если они выжили, выдержали гонения фараонов и других царей, сохранились как народ, значит они имеют право на него надеяться и молиться ему. Тут бесполезно спорить».
– Ты умный человек, рабби Иуда, – благодарит его Марк, – мне приятно с тобой беседовать.
Кажется, что эти слова звучат как знак окончания аудиенции: приятная беседа закончилась, скрасив докучливый путь императора. Иуде Ганаси она тоже показалась полезной. Он стал первосвященником всего год назад и еще не ощущал прочности своего положения в иудейской религиозной иерархии. Встреча с таким известным человеком как император Марк Антонин, человеком, которого уважают многие за справедливость и добросердечие, должна принести известную пользу.
Однако Иуда не уходил. Наклонив почтительно голову, отчего прядки волос с висков свесились у него вдоль худых щек, он вдруг неожиданно спросил:
– До нас некоторое время назад дошло печальное известие о кончине твоей жены, цезарь, о Фаустине. Мы скорбим вместе с тобой.
– Я принимаю твои слова, как пожелание утешения в горести, и благодарю тебя! – ответил Марк.
– Нам хотелось бы знать, не думает ли великий император о новой спутнице жизни, ведь жизнь мужчины без женщины похожа на ходьбу на одной ноге – ходить можно только опираясь на палку.
– У тебя есть для меня невеста? – иронично улыбнулся Марк. – Кажется дочери иудейского народа еще никогда не управляли Римом.