Сейчас, переступив порог квартиры и тихо прикрыв дверь, замер от мерзкого ощущения, которое накатывает каждый раз, когда я не вовремя возвращаюсь домой.

В моем понятии не вовремя, когда на общей территории кто-то есть, и этот кто-то не спит, сладко похрапывая.

— Я уже устала все на себе тянуть! Твое такси не приносит нам денег! — Рвет глотку Альбина, пока я пытаюсь пройти незамеченным в свою каморку.

— А на что, по-твоему, мы продукты покупаем?! Жрешь, как кобыла племенная, и не замечаешь, что другие тоже не лыком шиты! — Не остается в долгу отец.

Они так увлечены разборками о вечном, что я удачно проскальзываю к себе и падаю на постель, даже не включая свет. Прикрываю голову подушкой и зажимаю руками уши через тонкий слой лебяжьего пуха, наверняка искусственным, ведь на натуральный Альбина никогда не потратится.

Лежу некоторое время, пытаясь отключиться от реальности и впасть в глубокий сон, который меня всегда спасал.

И не могу!

Ведь перед глазами чертовы белые патлы, от которых уже начинает трясти.

Кидаю подушку в стену и с ужасом отмечаю, что ругань все еще сотрясает стены. Хочется провалиться сквозь землю и не слышать эти голоса. Хорошо, что Маруськи нет, а то она бы, как обычно, влезла в пекло, а потом втихую плакала.

Достаю из кармана телефон и лезу в социальную сеть. Листаю ленту, даже не впечатляясь от того, что все выкладывают кучу фоток и видео через фильтры с надутыми губами, идеальными прямыми носами и неестественной мимикой или чистотой кожи. Если бы не Маруся, то я бы не зарегился и не стал смотреть смешные ролики. Иногда просто нужно было отвлечься, особенно в такие моменты, когда кроет и хочется кого-то убить.

Сам не понимаю, как перехожу на страницу к Алимеевой и нахожу там фото с родителями и сестрой. Блонди улыбается, но глаза, как у змеи, того и гляди, что кинется и пустить яд в кровь, а потом с наслаждением посмотрит на страдания жертвы.

Закрываю к чертям все страницы и убираю телефон.

Тупо пялюсь в потолок, где от лунного света бегают тени.

Бредовые мысли лезут в мозг, и я даже поднимаюсь, чтобы вернуть подушку на родину.

Снова ложусь и пялюсь в этот раз в окно.

Хмурюсь, потому что и там вижу ее лицо. Вдруг становится интересно, серьезно ли у нее с тем лощеным? Или так ради поддержания статуса?

— Идиот. — Отворачиваюсь к стене и закрываю глаза.

К черту!

Нужно выспаться.

Но не тут-то было!

Вопрос, буквами пролетающий в сознании, как угольки на извилины. Сжигает.

Она вообще улыбаться умеет?!

— Все равно не понимаю, зачем ты так потратился.

Смотрю на браслет, который переливается так ярко, когда на него попадает свет, что глаза режет. Обычно я радовалась подаркам, особенно ювелирным изделиям, но от сегодняшнего дня во рту разливается привкус горечи. Избавиться от него не могу ровно так же, как от слов Штольман и злобного взгляда дикаря, который зачастил с появлением в моей жизни. Словно назло материализовывался там, где не нужно.

— Хотел сделать тебе приятно, Алимеева. Сразу не дошло? — Сашка улыбается, ловко лавируя между бурным потоком машин.

Движение вечером не шуточное. Все куда-то спешат. Одни домой, другие на работу, третьи на веселье… Бесконечная суета, от которой не избавиться. На то он и большой город — бешенный ритм жизни, если ее можно так назвать.

— Странно, — произношу, продолжая вертеть подарок в руках, — раньше ты ограничивался сбором всех ребят и вечеринкой.

— Раньше ты не выглядела, как спортсменка на выходном, — усмехается Орлов, поглядывая на меня, — да и лицо не было таким мрачным. Кстати, с каких пор ты ходишь по всяким забегаловкам? Как вообще оказалась в этом районе?

— Много будешь знать, Саш, не то, что состаришься, а спать перестанешь. — Еле сдерживаю улыбку, а он качает головой, после паркуется около нашего подъезда и поворачивается ко мне.

— Кто обидел? — Спрашивает со всей серьезностью, на которую только способен.

— Никто.

Максимально правдиво пытаюсь сказать это слово, но Орлов не верит. Закатывает глаза и кривится, показывая, насколько плохая из меня актриса получилась.

— Твои глаза, Алимеева, сдали свою хозяйку по полной программе.

— Не правда.

— Правда. Свет, только одно слово. Ты же знаешь.

Голос Саши звучит грубее. Он смотрит перед собой и крепко сжимает оплетку. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать противные воспоминания, и улыбаюсь.

— Все отлично, Сань, — толкаю его кулаком в плечо, — не важно себя чувствую. Устала, наверное. Сам же знаешь, что сестричка вернулась. С ней расслабиться не возможно.

А с ее друзьями тем более…

У бабушки хорошо. Особенно во дворе, где есть моя любимая песочница. Огромная такая, словно на десяток, а то и больше, детей сделана. Уже вечер, но на улице еще светло. Солнышко приятно припекает, и я закрываю глаза, поставляя ему лицо. Бабуля сидит на лавочке у подъезда. Разговаривает с соседками о клумбах и концерте какого-то известного пианиста. Усердно доказывает что-то и активно жестикулирует.

Мне не остается ничего другого, как пройти к песочнице и упасть в песок звездой. Хорошо. Небо без единой тучки. Голубое и яркое. Протягиваю руки, чтобы дотронуться до него, и кажется, что касаюсь. Даже смех из груди вырывается, настолько мне хорошо здесь после больницы, где в руки кололи иголки.

Перестаю улыбаться, одергивая рукава джинсовки, чтобы не было видно следов. Не хочу в очередной раз слышать тысячу вопросов или неприятных слов.

— Привет! — Приходится поднять голову, чтобы увидеть того, кто это произнес.

— Привет. — Присаживаюсь и во все глаза смотрю на двух мальчишек, которые переглядываются между собой и улыбаются.

— Мы тоже поиграть пришли. — Говорит светленький худощавый мальчик и забирается в песочницу.

— Тогда мне не будет скучно. — Радостно отвечаю ему и слежу затем, как второй мальчик с волосами потемнее и пухловатый усаживается рядом со мной.

На вид они мои ровесники, только чуть выше ростом, особенно светловолосый с короткой стрижкой. Они представляются Мишей и Васей, начинают баловаться и шутить. Мне снова весело, ведь можно пообщаться с кем-то не из больницы. Смеюсь, пока мальчишки не предлагают сбежать в один из дворов, где по их словам крутая площадка. Сомневаюсь, посматривая на увлеченную беседой бабушку.

— Пойдем. Весело будет. — Подначивает меня светленький Вася.

Снова смотрю на бабулю и пожимаю плечами.

— Хорошо. Только не надолго.

Никогда не шла наперекор тому, что говорили родители, а они утверждали, что за углом может поджидать плохой дядька, который непременно унесет с собой такую красивую девочку, как я. Вот и сейчас я шла с мальчишками, судорожно оглядываясь средь бела дня, и боялась, что вот-вот из-за поворота выскочит мужик неприглядной наружности и запихает меня в мешок. Только этого не происходило, и мы слишком далеко отошли от двора, где сидела бабушка. Район был хороший, но почему-то мурашки бежали по коже. Может, потому что я сбежала, не предупредив Илону Львовну.

— Иди сюда. — Вася дружелюбно махал рукой, показывая на темную беседку, от вида которой я невольно содрогнулась.

Только интерес к приключениям был сильнее, чем выдуманные и привитые родителями страхи. Что может со мной случиться на детской площадке? Тем более днем?

Я с улыбкой пошла к мальчикам. Вася вошел в беседку первым, а его друг пропустил меня и сам остался в проходе, поместив руки на бока.

— Вы говорили, что будет весело. — С радостью произнесла я, ожидая, что меня сейчас будут развлекать и покажут какие-то игры.

Но улыбка Васи перестала быть доброй. Теперь она скорее походила на оскал волка, который голодал целую зиму.