Что не так с местной едой? Где экзотические фрукты, утончённые завтраки, изысканные пирожные и крабовый мусс с икрой летучей рыбы? Заберите перловку и дайте мясо молодого крокодила!

Конечно, в новом мире я устроилась не так уж плохо. Не сказать, что хорошо, но явно лучше, чем в тюрьме. Тут хотя бы можно ходить на улицу без конвоя. Зимнюю одежду и обувь, кстати, тоже выдали. Эдакие унты и грубую дублёнку на пару размеров больше, чем нужно. Согласно договору, выходной выпадал раз в неделю. Вот только неделя тут длилась целую дюжину дней, а в месяце насчитывалось три недели и, соответственно, тридцать шесть дней. Так что слугам полагалось всего три выходных в месяц. Некоторые женщины брали их разом и куда-то уезжали, а я хотела пройтись вниз по дороге, ведущей от парадного крыльца поместья, и узнать, есть ли там посёлок, и как он называется.

За очередным обедом состоялся разговор.

– В последние дни зимы ярмарка будет в Като́ньхах, – с набитым ртом сказала одна из кухарок.

– Дык как обычно. А на первый день кто в капи́лью идёт?

– Я пойду, – с придыханием сказала луковая бабка. Звали её Фи́клой, – люблю на невест смотреть… А ты не ходи! Сглазишь ещё кого!

Все сердито посмотрели на меня, будто я только и делаю, что на младенцев и невест порчу навожу. Но почему-то в эту неизведанную капи́лью сходить захотелось. Интересно, это что-то типа храма? Какие такие невесты и почему во множественном числе? О культуре и традициях этого мира я пока знала до безобразия мало. Навык чтения тренировала ежедневно, но дело продвигалось натужно и со скрипом.

К концу месяца, в преддверии ярмарки, у меня скопилось три отпускных дня, но я их не расходовала – не знала, куда деть. Погода за окном изменилась, темнело всё позже, светало раньше, снег стал по-весеннему рыхлым, днём сугробы таяли и стекали ручейками, а ночью всё подмерзало. Пахло весной.

Когда за два дня до ярмарки в доме раздался шум и голоса, я выглянула из библиотеки и тоже спустилась вниз. Слуги толпились в холле. Там стоял молодцеватый хорошо одетый мужчина лет пятидесяти с шикарными, переходящими в бакенбарды усами. Управляющий.

Все гомонили, кто-то обращался с просьбами, кто-то что-то рассказывал, Фи́кла и вовсе тянула его за рукав и навязчиво гундела прямо в ухо. Домомучительница вышла из господской части и подошла к Управляющему, рассекая толпу бюстом, как ледокол «Арктика» замёрзшие северные воды. Все утихли.

– Дай Иссо́н! Солнечного дня! Уже целый месяц не могу понять, как тебе в голову пришло нанять бледноглазую юродивую дуру? – с негодованием спросила она.

Кружева на груди угрожающе заскрипели.

– Солнечного дня, Лади́га. С чего ты взяла, что я нанял юродивую? – возмутился управляющий в ответ.

Что, неужели её зовут не фрекен Бок? Даже удивительно.

«Это о нас речь идёт!» – подсказал Разум.

«Та ты шо? Никогда бы не подумал! Точно о нас? Ты таки прям уверен?» – фальшиво поразился Сарказм.

«Бежим!» – завопила Паника.

«Далеко нам не сбежать. Лучше останемся и послушаем, хоть знать будем, что нам уготовано», – возразила Осторожность.

«Они же нас не выгонят на мороз?» – спросила Наивность.

«Это вряд ли, у нас и договор есть, и работали мы честно. Вон, половина библиотеки уже сверкает! Даже стеллажи воском натёрли. Мы вообще-то молодцы, вот увидите, нас ещё и похвалят!» – браво ответил Оптимизм.

«Пусть расторгают договор с полной выплатой, мы тогда в Альмендрию отправимся и с императора спросим, почему нас никто даже искать не стал? И компенсацию с него вытрясем», – вклинилась Жадность.

«Ура, приключения! Скандал с императором!» – обрадовалась Пятая точка.

Тем временем разговор в холле продолжился.

– Так вот же она стоит, была в купальне со всеми остальными. Я ещё удивилась, что ты семерых привёл, планировалось-то шесть, но, думаю, сердобольный ты мужик, Иссо́н, пожалел дурынду. Она ни бельмеса не говорит, только мычит да блеет. Но речь понимает. Так откуда она? – воскликнула бабища.

Телеса под платьем заволновались и сделали попытку вырваться и посмотреть, о чём речь.

– Я нанял и привёл шесть девушек! – низким голосом ответил Управляющий.

– Так она к нам прямо в душе присоединилась. Мы думали, что так и надо, – влезла кухарка. – С да́ем Управляющим она не ехала.

Все взгляды обратились на меня.

– Кхм, тут такое дело… Я в вашем замке появилась по ошибке. Извините, – сочла нужным объяснить я.

Надеялась, что Управляющий меня поймёт. Магические способности у него были, хоть и совсем слабенькие.

Разумеется, меня никто не понял.

– И чего она? Ты с ней договор заключила? – нахмурил густые седые брови дай Иссон.

– Заключила!

– Не работает, что ли?

– Работает, но только в библиотеке. Или так, помогает кому-то, но исключительно по своему желанию. Меня не слушается! – нажаловалась Домомучительница.

– И чего, плохо работает? Посуду колотит, вред наносит? – посмотрел на неё Управляющий.

– Нет, в библиотеке нормально справляется, за книгами ухаживает, – процедила она.

– Ну так нехай работает тогда. Как контракт закончится – продлевать не станем.

Вот так и закрепили меня за библиотекой. Или библиотеку за мной? После этого случая относиться ко мне стали ещё настороженнее. Аяла оставалась единственным человеком, который не прекратил со мной общаться. Даже Дий больше свои камешки ко мне не подкатывал.

На ярмарку все нарядились. Аяла надела красное платье, и мы заплели ей косу особым образом. За неимением нарядов, сама я пошла, в чём была. Зарплату за первый месяц уже выдали, карман жгли два золотых. Хотелось купить другую пару обуви, одежду, элементарный маникюрный набор, заколку и сумку.

У меня даже ленты для волос не имелось, приходилось делать пучок и закреплять его гребнем или карандашом. Местным это казалось странным и добавляло очков к моей репутации блаженной. Про карандаш особенно много шутили, мол, юродивая дура не знала, как его правильно применить. Действительно, ведь, как вариант, можно было бы вогнать его шутнику в глаз поглубже, а я всего лишь носила в волосах. Ну не дура ли?

Своё умение писать и читать я не афишировала.

Скопившиеся три выходных пока решила потратить следующим образом: один день на ярмарку, второй на капи́лью, а третий про запас.

Утром первого ярмарочного дня мы шумной толпой человек в пятнадцать высыпали на крыльцо. Дорожки уже высохли, но земля так и сочилась влагой, пахло весной. Только в овражках и под деревьями ещё лежал снег. Светлоство́льные деревья покрылись почками. Чёрная почва напиталась талой водой и жирно блестела в лучах весеннего солнышка. Припекало совсем по-весеннему, и у меня впервые за месяц было по-настоящему хорошее настроение.

«Держи деньги в кулаке, а то ещё украдут!» – сказала Осторожность.

«Горло перегрызу за попытку! Мы за них целый месяц горбатились!» – взвилась Жадность.

«Если нас кто-то обидит, то мы всегда сможем защититься… Просто отпусти меня на волю, и я сама разберусь…» – томно прошептала Тьма.

Почему-то это предложение мне не понравилось. Тьма постоянно склоняла то к насилию, то к убийствам, то к хождению без панталон. А, нет, погодите, последнее – это происки Сексуальности.

Дорога до Като́нех оказалась наезженной и ухоженной. Посередине пути находились какие-то крупные мастерские, где вовсю шла работа. Понять, что именно там делают, не смогла и попробовала спросить у Аялы.

– Что? – выразительно тыкая пальцем в двухэтажную фабрику, спросила я.

– Это? Цеха по производству тканей и верёвок с канатами. Летом снимают урожаи, а зимой обрабатывают. Шемальяна славится тканями, их у нас весь мир покупает, – ответила она и ускорила шаг, чтобы догнать других девушек.

Нашей с ней дружбы Ая стеснялась, но никогда не грубила и в помощи не отказывала. Хотя на людях всегда была немногословна и скована. Видимо, от этого ей становилось неловко, и в личном общении она старалась скомпенсировать это повышенным вниманием.