Джулиус робко коснулся парящего сообщения. Его палец прошел сквозь иконку, и появился короткий абзац, сияющие буквы зависли в воздухе.

Дорогой брат,

Прости, что не предупредил, что матушка Расстроится. Я предвидел это в прошлом году и забыл сообщить тебе из-за СЕРЬЕЗНЫХ И КРУПНЫХ событий. Чтобы загладить вину, я позволил себе подготовить надлежащие документы для твоей новой Жизни в Большом Городе. Надеюсь, все еще действует, ведь я отправляю этот телефон тебе за четыре месяца до того, как он тебе понадобится, но Мы Делаем, Что Должны. И я оставил тебе немного денег из своих запасов, чтобы переход был чуть проще. Постарайся не потратить все сразу!

С теплом и поцелуем, твой непогрешимый и всезнающий брат,

Боб

П.С.: Чуть не забыл дать тебе совет. Ты должен в первую очередь быть ДЖЕНТЛЬМЕНОМ, а джентльмен никогда не откажет в помощи отчаявшейся леди. Не за что.

Джулиус прочел письмо дважды и опустил телефон на стойку.

— Если он знал, что нужно было отправить мне телефон, за четыре месяца до того, как он мне понадобился, почему не сказал мне, что мать меня выгонит?

— Потому что он не настоящий пророк, идиот, — ответила Джессика, опустила пустую чашку со стулом. — Он не видит будущее. Он просто безумен. Ты знаешь, какие старые драконы, — она фыркнула, встав с барного стула. — Его истинная сила только в способности убедить мать, что его тупые причуды — часть некой огромной непостижимой схемы, которая поможет ей одолеть другие кланы и стать королевой-драконом в мире.

Джулиус не знал об этом. Он видел, что мать верила в Боба полностью, и она все делала не просто так. Конечно, было сложно понять, что происходило, ведь он держался на огромном расстоянии от более сильных членов семьи. Такой была стратегия жизни Джулиуса — держаться подальше от драконов крупнее — и до прошлой ночи все работало идеально. Более-менее.

Он вздохнул и снова схватил телефон, пронзил пальцем иконку счета, когда интерфейс появился в воздухе. Даже если он был безумным, Боб был неоспоримо старым. Старые драконы невольно накапливали огромные кучи богатства. Если Боб дал Джулиусу деньги из своего запаса, то, может…

Его надежды рухнули, когда появился счет. Девяносто восемь долларов и тридцать два цента. Боб дал ему девяносто восемь долларов и тридцать два цента. Этого едва хватило бы ему на половину недели дома. А в таком большом городе, как СЗД, вряд ли хватит и на день.

Джулиус прислонился к стойке, смотрел на мили сияющих белых суперскребов и оживленных рекламных щитов за окнами Джессики во всю стену. Что он собирался делать? И как? Его жизнь дома не была роскошной, но он хотя бы понимал ее. Теперь он был выкорчеван, растерян, брошен в самом большом городе в мире ни с чем, и он даже не мог принять истинный облик и улететь из-за того, что сделала его мать.

От этой мысли он расстроился еще сильнее. Он старался не думать о том, что произошло прошлой ночью, но не было смысла избегать этого сейчас. Ему нужно было принять факты, так что можно было начинать. Вряд ли могло стать еще…

Его телефон зазвонил.

Джулиус подпрыгнул, поднял телефон так быстро, что чуть не разбил его об стойку. Джессика тоже вздрогнула, и ее зеленые глаза стали жестокими.

— Я догадываюсь, кто это, — нараспев сказала она, он ненавидел этот тон с тех пор, как они были детенышами.

— Может, это не она, — буркнул Джулиус, хотя это была надежда, а не уверенность. Только двое могли знать этот номер, и Джулиус сомневался, что ему повезет услышать Боба.

Джессика тоже так думала.

— Я бы хотела задержаться и посмотреть, как тебя разжуют, но мне нужно работать, — бодро сказала она, схватила сумку со стойки и пошла к двери. — Не трогай мои вещи. Тебя не должно тут быть, когда я вернусь. О, и если она решит тебя убить, не вздумай умирать в моей квартире. Я только купила этот ковер.

Она постучала пяткой по белому ковру и прошла в прихожую, радостно напевая под нос. Дверь закрылась, и Джулиус опустился на освобожденный ею стул. Он уперся локтями в стойку, укрепляясь как можно лучше. Когда он нашел опору, он уже не мог оттягивать неизбежное, он нажал кнопку и принял вызов, ощущая себя так, словно заказал свою казнь. Он поднес телефон к уху.

— Итак, — проворковал сладкий знакомый голос с дымком, который всегда заставлял все внутри него сжиматься. — Вот и мой самый неблагодарный сын.

Джулиус закрыл глаза с тихим вздохом.

— Здравствуй, мама.

— Никаких «здравствуй, мама», — рявкнула она, щелчок ее длинных клыков было хорошо слышно через усиленные магией колонки нового телефона. — Ты знаешь, который час?

Он посмотрел на часы.

— Пятнадцать минут шестого?

— Прошло девятнадцать часов с тех пор, как ты покинул мою компанию. Девятнадцать часов, Джулиус! Ты не подумал позвонить и успокоить свою бедную мать, что ты жив и нашел, где остановиться? Что с тобой?

Джулиус мог напомнить ей, что по ее вине он оказался в таком положении. Она ворвалась в его комнату посреди ночи и приказала ему выметаться, не дав забрать телефон и деньги, так что он не мог сделать звонок, из-за отсутствия которого она так злилась. Но обременять Бетезду Хартстрайкер фактами, когда она была в гневе, было почти так же самоубийственно, как и перечить ей, так что он сказал только:

— Прости.

Его мать вздохнула, протяжное шипение было таким знакомым, что он почти ощущал жар ее огня через телефон.

— Это сложнее для меня, чем для тебя, — сказала она. — Но ты не оставил мне выбора. Что-то нужно было делать. Все твои братья и сестры отлично устроились. Даже Джессика смогла превратить свой бред доктора в место власти. Она будет управлять больницей через пять лет. Но ты! Ты безнадежен. Если бы я не видела, как ты вылупился, я бы сомневалась, что ты — дракон.

Она говорила Джулиусу такое почти каждый день его жизни, но почему-то оскорбление всегда задевало.

— Прости, — повторил он.

Его мать продолжала, словно он не говорил:

— У тебя нет амбиций, ты не строишь планы, не пытаешься ничего забрать. Ты словно родился без драконьего инстинкта. Как только я отпустила тебя после обучения, ты спрятался в своей комнате и избегал нас, словно чумы.

Он всегда представлял это так, словно избегал прыжка в бассейн с голодными акулами, но он не сказал это.

— Я никого не беспокоил.

— В этом и проблема! — взревела Бетезда. — Ты — дракон! Драконы не переживают из-за такого. Мы требуем, Джулиус, и мир дает. Это правильный порядок вещей. Я думала, если оставлю тебя, твои инстинкты проявятся, но прошло семь лет, и ты все так же плох. Что-то в твоей голове сломано так, что не починишь, и у меня уже не хватает терпения ждать.

Он сглотнул.

— Я…

— Драконы в двадцать четыре года должны создавать свое имя! А не жить дома с матерями! Люди начинают болтать, Джулиус. Мне нужно было что-то сделать.

— И ты решила меня запечатать?

Едва слова вылетели изо рта, Джулиус ощутил, как желудок, уже сжавшийся в комок, попытался пропасть. Но он уже не мог забрать слова. Ужасная правда вылетела, и, хоть было больно, было приятно слышать это. Он все равно был мертвым драконом, так что он продолжил:

— Почему, мама? — спросил он. — Ты хотела, чтобы я был драконом, так почему ты так меня запечатала? — он махнул ладонью на свое высокое тощее человеческое тело, а потом вспомнил, что она не видела его. Это расстроило его еще сильнее. — Почему ты прогнала меня? Почему отослала сюда? — он в панике посмотрел на суперскребы за окном. — Это СЗД. Тут убивают драконов. Если я…

Он замолк, сдавленно охнув, его мать коснулась печати, которую поместила в корне его магии. Она была в сотнях миль от него, но он все еще ощущал ее когти в своем разуме, острые кончики давили с болью на рану, которую она сделала девятнадцать часов назад, когда разрезала его душу и заперла его истинную сущность. Это длилось всего миг, но когда она отпустила его, Джулиус ощущал себя так, словно его снова рассекли.