— Если честно, — признается Гарри, ставя пустую кружку на поднос, — я бы, наверное, не заметил никаких странных снов на первом курсе. Магия все еще была чем-то новым для меня, и так много всего происходило — я мог видеть их и сразу же забывать.

Ворлост склоняет голову в знак согласия.

— Итак, как только у меня появилось тело, у твоей части души появилось часть души, с которой можно было соединиться. Я предполагаю, что Нагайна слишком отличается от тебя, поскольку она животное, или, может быть, ваши осколки не могли соединиться, поскольку вы оба живые крестражи. В любом случае, именно поэтому у тебя были эти видения.

— Но подожди, — спрашивает Гарри — Каковы последствия пребывания во мне крестража? Может ли крестраж повлиять на меня? Если да, то на сколько сильно?

Я вообще Гарри Поттер или еще одна версия Тома Реддла, совсем как Волдеморт или Ворлост?

Ворлост тут же качает головой.

— Гарри, ты должен понять: твой сосуд наполнен до краев. Твоя… назовем это душой. Это твоя душа, суть, которую разделяют все люди, маггловские свиньи и те, у кого волшебная кровь. Кроме того, к этому добавляется дар, который подарила нам Магия. Если бы ты спросил меня раньше, считаю ли я, что крестраж вообще может быть помещен в волшебное существо, я бы ответил отрицательно. Сложно было даже с неодушевленными предметами, которые я использовал, потому что они были наполнены Магией. Это не могло быть больше, чем мельчайший осколок, который вошел в тебя. Иначе это было бы невозможно.

Гарри нужно время, чтобы все обдумать. Этот небольшой осколок никак не мог его изменить. Может быть, если бы вся удача была на стороне осколка, он мог бы повлиять на одну или две незначительные черты, такие как его любимый цвет, или, возможно, улучшить его академическую успеваемость — теперь это тоже, наконец, имеет смысл.

— Парселтанг, — бормочет Гарри — Должно быть, причина в этом.

Впервые с тех пор, как он его знает — ну, если исключить те немногие сны, в которых Ворлост обнажает его запястье, и дни после этого — Ворлост настолько застигнут врасплох, что совершенно не находит слов.

— Какой…?

Это чуть больше, чем глоток воздуха.

Гарри повторяет сам себе:

— Должно быть, осколок дал мне возможность говорить на парселтанге. Мне было интересно, откуда взялась эта способность, и почему я могу говорить на нем. Может быть, именно поэтому я принял осколок. Он не столько занимал место, сколько растворился в волшебной части моей души.

— Он по-прежнему функционирует как крестраж, — возражает Ворлост, стараясь сменить тему с парселтанга — Или, по крайней мере, так мне сказала Нагайна. Видения, когда изначальная душа в беде, возвращающие меня к жизни, утешающие меня своим присутствием — хотя, конечно, я не могу сказать, что из этого является связью души.

— Тогда, может быть, не столько растаяла, сколько… не знаю, прилипла? Возможно, она была принята, потому что этот конкретный осколок мог дать мне парселтанг, точно так же, как Нагайна благодаря нему превратилась из обычной змеи в волшебное существо. Как это работает с ней? — с любопытством Гарри наклоняется вперед.

Ворлост думает минуту или две, а затем отвечает:

— Обычные заклинания, определяющие, населен ли объект крестражем, на ней не работают, и до сих пор ни одно существо не обнаружило, что она является чем-то большим, чем просто змеёй. Однако я подселил в неё крестраж, когда она была детенышем. Поэтому мы предполагаем, что ее душа росла вместе с телом и заключила в себе осколок.

— Как дерево выросло бы вокруг поставленного на него забора, если бы ему дали достаточно времени, — говорит Гарри, пытаясь переформулировать эту абстрактную идею в более практическую метафору.

Лицо Ворлоста дергается.

— Да, хотя я бы предпочел думать, что это произошло из-за желания защитить крестраж, а не потому, что осколок моей души просто оказался на пути взрослеющей души.

Гарри это понимает. Мысль о том, что какая-либо часть Ворлоста — не что иное, как раздражитель, к которому медленно адаптировались, звучит ужасно.

— Ты — близкий друг Нагайны, — напоминает Гарри — Я предполагаю, что существо и душа — это одно и то же, поэтому Нагайна хотела защитить тебя ещё до осколка внутри её тела.

С этой точки зрения всё выглядит иначе. Нежный оттенок румянца мягко окрашивает щеки Ворлоста.

— Ты посмотри на время! Разве ты обычно не уходишь десять минут назад?

Гарри улыбается явной попытке отвлечь внимание от этого румянца.

— Ты прав. Тогда я уже ухожу. Увидимся на следующей неделе!

Ворлост в ответ лишь загадочно улыбается.

Комментарий к Глава 10, часть 2

Заметка переводчика:*О Боже, Тёмный Лорд Волдеморт, сложнее чем произносить было только печатать это каждый раз. После этой главы, мы теперь знаем, что социальные навыки Ворлоста на уровне Шелдона Купера)

========== Глава 10, часть 3 ==========

Когда Гарри возвращается в Хогвартс, он рассеянно улыбается своим ученикам, пока они его привычно окружают. Даже если он уже несколько раз объяснял им, что душевная связь благополучно приведёт его к родственной душе, они всё равно беспокоятся за него, оставляют его в покое только после того, как убеждаются, что с ним всё в порядке.

К счастью, они замечают, что ему нужно побыть одному, и не пытаются остановить его, когда он быстро покидает Большой Зал. Как только он исчезает из их поля зрения, он бросается бежать. Вверх вниз налево направо.

Библиотека.

Гарри пока не подходит к портрету, но ему нужно тихое место, чтобы подумать, но он заговорит с ним, как только соберётся с мыслями.

Он крестраж.

Он был им почти всю свою жизнь — дольше, чем он себя знает.

У него есть шрам, в котором находится осколок души.

Его душа переплетается с другой.

Точно ли он крестраж? Невозможно узнать. Тысяча различных решений или всего одно гигантское совпадение. Это действительно имеет значение?

Но быть крестражем… Это значит… Ему никогда больше не придётся бояться, что Ворлост убьёт его. В конце концов, смерть Гарри уничтожила бы один из его страховочных канатов к жизни. Ему больше никогда не придётся бояться, что его родственная душа причинит ему боль. В конце концов, это тоже может повредить осколок. Ему никогда не придётся беспокоиться о том, что его будут пытать или покалечат за ошибку. Ведь эта боль могла передаться и осколку.

Но — «не причинять вреда» не равно «заботиться». «Отсутствие физической боли» не означает «отсутствие психологического насилия». «Не быть убитым» не означает «жить счастливо».

Так или иначе теперь он с большей вероятностью может оказаться запертым в какой-нибудь далёкой башне. Ходить на свободе, как сейчас, не слишком безопасно для осколка. Тысяча ужасных вещей могло случиться с Гарри и, соответственно, с крестражем. Если он будет заперт в безопасном месте, это устранит множество потенциальных опасностей.

В такой ситуации Гарри, безусловно, будет постоянно искать выход, которым может в итоге оказаться какое-нибудь хитрое заклинание или даже уничтожение крестража вместе с телом.

Но подумает ли Ворлост о такой возможности? Наложит ли он какое-нибудь заклинание, которое остановит Гарри от самоубийства? Что, если ему придётся прожить всю свою жизнь в какой-нибудь безопасной комнате, лишь изредка посещаемой его родственной душой, когда тот не слишком занят, живя полной жизнью?

Но ничего — Гарри найдёт выход.

Когда он рассказывает об этом библиотечному портрету, то получает достаточно разумный ответ:

— Плут, ты думал только о самом тёмном варианте будущего, который только существует. Живи не кошмарами, а настоящим.

Другими словами: он смешон. Но то, что это знает голова, совсем не значит, что этому будет следовать сердце.

— И что случилось, если ты порождаешь такие кошмарные видения?

Гарри смотрит в любопытные нарисованные глаза и рассказывает об открытии Ворлоста. Библиотечный портрет закономерно шокирован, но и бесконечно взволнован этим открытием.