— А можно мне порисовать?

— Как скажешь, милая. Отдаю себя в жертву. Рисуй на мне что угодно, но только не рога. Иначе я забодаю ими твою маму.

Дочь заразительно посмеялась, прикрыв ладошкой рот, но едва ли понимала смысл сказанного.

— Ты ведь знаешь, что папа тебя любит.

— А доча любит папу.

Обожаю. Так сильно, что зубы сводит.

За дверью послышались шаги, и я тут же приказал парням приготовиться. Подоспевший из уборной «Рыжий» едва забрался на кресло. Мне он нравился.

— Облава, братцы. Включаем «Косынку».

— Сделано!

Дверь распахнулась, и на пороге показалась Юна. Отчасти заполошная, она объясняла родителям парней, что уроки пойдут им на пользу. Ей пришлось потрудиться, чтобы уговорить толпу остаться на улице.

— Они все хотят с тобой пообщаться, — выдохнула она, приложив руку ко лбу.

— Я знаю, что они хотят услышать. «Ваш ребёнок гений. В жизни не встречал такого сообразительного чада. Да хранит его консерватория!», — покривлялся я.

— Тим… Их можно понять.

— Это точно, — согласился я, взглянув на дочь, которая усердно разукрашивала клавиатуру, а после притянул жену к себе. — А вдруг, я научу их плохому?

— Это невозможно. Ты хороший. И всегда им был.

Моих губ коснулась хитрая улыбка.

— Буду рад доказать обратное… Сегодня вечером.

Засмущавшись, Юна меня оттолкнула.

— Дурак!

Позвала дочь, поправила ей хвостики, и теперь они обе направились к выходу.

— Мы ждём тебя в машине. Не задерживайся. Дома стынет пицца.

Жена улыбалась, малышка махала зелёной от краски рукой. А я закрыл глаза и в очередной раз про себя промолвил…

Спасибо.