Немногим более месяца спустя после это важной попытки «пресечения» (сокрытия), Кеннеди обратился к объединенной сессии Конгресса, и сделал свое громкое заявление о «высадке американцев на Луне» до 1970 года.
«Прежде всего, я полагаю, что наша нация должна направить все свои ресурсы для достижения этой цели до конца текущего десятилетия, для высадки человека на Луне и возвращения его на Землю. Ни один космический проект этого периода не будет столь впечатляющим для человечества, или более важным для долгосрочного освоения космоса; и не будет столь трудным или дорогим для исполнения», — сказал он 25 мая 1961 года.
Такой ход событий указывает, что его речь «Президент и пресса» была подготовлена под влиянием Отчета Брукингса. Понятно, что полет Гагарина вызвал шоковую реакцию, волной прокатившуюся по космическим агентствам и агентствам безопасности США. Они узнали, что Советы опережают их по космическим технологиям, а США еще даже близко не подошли к тому чтобы вывести человека на орбиту Немедленной реакцией была отправка Отчета в Конгресс для рассмотрения в качестве плана ответных действий США.
Включение ключевых фраз о сокрытии любых открытий, которые могут указывать на присутствие более высокоразвитых сил в Солнечной системе, запросто могло побудить Кеннеди выступить с этой речью всего несколько дней спустя. К тому времени уже было ясно, что США вступят в гонку по пилотируемым космическим полетам с Советами. Кеннеди практически умолял прессу в помощи для того, чтобы сделать достоянием общественности те открытия, которые могло сделать НАСА.
Сын советского госсекретаря Никиты Хрущева Сергей Хрущев (сегодня — старший член общества Института Уотсона в Институте Брауна) рассказывал, что, публично призывая «идти на Луну», Кеннеди совершил экстраординарный поступок: менее, чем через десять дней, на саммите в Вене он предложил Хрущеву объединить космические программы Соединенных Штатов и Советского Союза, чтобы достичь Луны вместе. Хрущев отверг это предложение, отчасти из- за того, что не доверял молодому президенту после истории с Заливом Свиней, а отчасти потому, что опасался, что американцы могут узнать у русских слишком много важных технологических секретов (русские, несомненно, тогда опережали США по средствам выведения на орбиту «большой грузоподъемности» — очень важного элемента запуска ядерного оружия).
Несмотря на то, что предложение было сделано негласно, легко представить, какой ужас это могло бы вызвать на уровне Конгресса, просочись такая информация. Могущественные конгрессмены, такие как Альберт Томас из Техаса (близкий политический союзник предыдущего президента Линдона Джонсона и ярый антикоммунист), который был председателем Комитета по ассигнованиям Палаты представителей, могли прийти в ярость, если бы узнали об этом. Томас в прямом смысле контролировал все бюджетные расходы на НАСА и вместе с Линдоном Джонсоном позднее получил Центр управления пилотируемыми космическими аппаратами в своем избирательном округе в Хьюстоне. Трудно представить, что всего через несколько недель после получения отчета Брукингса, предписывавшего утаивать определенные открытия даже от самих американцев, он согласился бы поделиться этими же открытиями с противником в Холодной войне.
В этом отношении трудно представить, что Кеннеди поддержал бы эту идею. Он всегда говорил о космической гонке вдохновенно, в идеалистических выражениях:
«…Те, кто был до нас, сделали так, что эта страна была первой в промышленной революции, современных изобретениях и ядерной энергии, и наше поколение не собирается оставаться в стороне от наступающей космической эры. Мы станем ее частью — и мы будем в ней первыми. Сейчас взгляды всего мира прикованы к космосу, к Луне и другим планетам, и мы клянемся, что на них будет водружен не враждебный флаг покорения, а знамя свободы и мира. Мы клянемся, что в космосе будет не оружие массового уничтожения, а приборы для знания и понимания.
Клятва, данная нацией, может быть выполнена только в том случае, если эта нация будет лидировать, поэтому мы и стремимся быть первыми. Одним словом, наше лидерство в науке и промышленности, наши надежды на мир и безопасность, наш долг как перед собой, так и перед другими, — все это требует от нас приложить усилия, раскрыть тайны, решить загадки на благо всех людей, и стать лидирующей космической нацией».
Ситуация, несомненно, ухудшилась в 1962 г., во время Карибского кризиса, когда обе страны стояли на пороге ядерного истребления, а затем очень осторожно отошли от края. Эти события не только не обескуражили Кеннеди, но и подтолкнули его сделать еще одну попытку. В августе 1963 г. в Овальном кабинете он встретился с советским послом Добрыниным и еще раз (секретно) повторил предложение. На этот раз Хрущев отнесся к нему более серьезно, однако в итоге снова отказался. Тогда 18 ноября 1963 года Кеннеди встретился с директором НАСА Джеймсом Уэббом. Вот как в официальной версии НАСА описывается эта встреча: «Поздно утром 18 сентября Президент провел короткую встречу с Джеймсом Уэббом. Кеннеди сказал ему, что сотрудничество с Советами он видел как часть более широкого плана сближения двух стран. Уэбб был не в курсе двух предыдущих обращений к Хрущеву, поскольку они были сделаны в приватной беседе с советским премьером.) Кеннеди спросил Уэбба: «Вы в достаточной мере контролируете ситуацию, чтобы НАСА не подставило мне подножку, если я сделаю это?» Как вспоминает Уэбб, «это было в том смысле, что он не спрашивал меня, нужно ли это делать, он сказал, что думал, что нужно, и собирался так поступить…». Кеннеди добивался от Уэбба, чтобы из космического агентства больше не исходило непрошеных комментариев. Уэбб сказал Президенту, что держит все под контролем». Кеннеди явно хотел избежать критики своего нового предложения из НАСА. Преподнести Советам было непросто, однако преподнести ее американскому народу и Конгрессу, если имелось «несовпадение во взглядах», было просто невозможно. Если Уэбб не мог гарантировать соблюдение дисциплины в агентстве, все усилия пошли бы прахом.
Кеннеди удивил весь мир, когда всего лишь через пару дней выступил на Генеральной ассамблее Объединенных наций и, ко всеобщему удивлению, повторил свое предложение о сотрудничестве, на этот раз публично:
«В конце концов, в области, где Соединенные Штаты и Советский Союз имеют особые возможности — в области космоса — есть место для нового сотрудничества, дальнейшего объединения усилий по освоению и эксплуатации космоса. В число таких возможностей я включаю совместную экспедицию на Луну. В космосе нет проблем с суверенитетом; по решению этой ассамблеи члены ООН дадут обещание не предъявлять никаких территориальных прав в космическом пространстве или на небесных телах и декларируют применение международного права и устава ООН. В этой связи зачем делать первый полет человека на Луну вопросом соревнования государств? Зачем Советскому Союзу и Соединенным Штатам, готовя экспедиции, вести дублирующие друг друга исследования, тратить огромные силы и средства? Очевидно, что мы должны проверить, могут ли ученые и космонавты из двух стран — и, несомненно, со всего мира — работать вместе над исследованием космоса, послав на Луну в один из дней этого десятилетия представителей не одной нации, а всех наших стран».
Неясно, что по поводу этой идеи президента думал директор НАСА Уэбб, внутри самого агентства — как и опасался президент — сразу же возникли публичные споры и сомнения в том, как можно преодолеть проблемы технической интеграции. Западная пресса также была очень осторожна. Появилось много публикаций, выражавших несогласие с сотрудничеством с врагом в Холодной войне, который всего лишь год назад нацелил ядерные ракеты первого удара на большинство главных городов и поставил страну на грань войны. Со своей стороны советское правительство не сделало никаких официальных комментариев по поводу речи или предложения Президента США, молчала и советская пресса. Однако самые сильные возражения поступили со стороны Конгресса США.
