– Конечно! – согласилась Элизабет. Ее грудь высоко вздымалась. – Но какой священник посмеет теперь обвенчать нас при таком запрете?

Честер отвел взгляд от лица епископа, дабы не выдать, что понял, какую хитрую ловушку подставила прелату его дочь. Епископ Честерский славился привычкой буквально с оружием в руках и совсем не по-духовному отстаивать свои права, щеголяя при этом доблестью и отвагой.

– Я обвенчаю вас сам, – твердо сказал святой отец, прямехонько угодив в сети Элизабет.

– Но мы должны бракосочетаться в Херефорде уже через пару недель, – забеспокоилась Элизабет. – Епископ Херефордский убоится теперь…

– Эта старая развалина боится всего на свете. Тем лучше. Не подобает, чтобы такая прелестная леди и такой красавец мужчина, как лорд Херефорд, были воссоединены дряблыми и немощными руками. Я поеду в Херефорд и, если этот сопливый маразматик заартачится, все сделаю сам!

– Благодарю вас, милорд! – Элизабет отвесила ему низкий поклон и приложилась, к руке. – Вы облегчили мне душу и воскресили убеждение, что мужество не покинуло служителей Господа в исполнении воли его. А теперь я должна попытаться успокоить его светлость, пока он кого-нибудь не прибил в своем гневе.

Херефорд стоял у дальнего очага, и все бывшие там отступили в холодные углы зала подальше от его гнева. Наблюдая, как Элизабет направляется к жениху, некоторые женщины подталкивали друг друга локтями и ахали по поводу ее бесстрашия. Одна из служанок, получившая утром встрепку от Элизабет, горько посетовала:

– Эту никто не остановит – ни мужчина, ни зверь, ни сам дьявол. Она – дочь сатаны, а не лорда Честера, геенна огненная в ней самой!

– Оставь меня, Элизабет, – сдавленно проговорил Херефорд, прежде чем она успела молвить слово. – Я не смогу сейчас говорить даже с тобой.

Глядя на жениха, Элизабет уже все видела в новом свете, но понимала, что Херефорд управлять собой, как она, не может: ему бы сейчас переколотить слуг, разворотить мебель. Или, схватив оружие, броситься созывать вассалов и ринуться на войну.

– Если тебе станет легче, Роджер, можешь поколотить меня, пожалуйста. Но я придумала, как парировать выпад этого безмозглого дурака.

– Выпад! Да кто его испугался! Если я не заставлю своего епископа обвенчать нас, а я в этом не сомневаюсь, всегда найдется какой-нибудь домашний капеллан. – Он заскрипел зубами и затрясся в бешенстве, наливаясь кровью. – Но это же оскорбление! Как он посмел писать мне такое! Этот…

Элизабет подняла брови и поджала губы, слушая целых пять минут поток брани, какой ей не приходилось слышать за всю ее жизнь. Некоторые обороты были столь замысловаты, что она таращила глаза, а в одном месте даже присвистнула. Наконец Херефорд иссяк и затих.

– Роджер, это было очаровательно, – сказала она спокойно. – Но как ты не видишь, что клянешь вовсе не того, кого надо?

Это совсем усмирило Херефорда, он повернулся к ней.

– Как это?

– Ты слышал, чтобы Стефан к кому-то писал или обращался в таких выражениях? Он – дурак, каких не видывал свет, но ты не можешь отрицать, что он терпелив и обходителен, если его нарочно не приводить в ярость.

– Он в ярости… А на меня снизойди Божья благодать небесной гармонии и мира, так, что ли?

– Но что его разозлило? Успокойся, Роджер, и подумай.

– Да чего тут думать! О чем думать! Он знает, что я приехал и зачем приехал… Что еще надо?

– Но как он узнал? Конечно, ему сказали, что ты вернулся. У Мод везде шпионы, от них не спрячешься. Но ваши дела с Гонтом и Глостером – кто, кроме вас с нами, знал о них? Не думаю, что ты кричал об этом во все горло в общем зале. Кроме того, узнав о твоих планах, почему он свой гнев выражает запретом на женитьбу? Что ему до нас?

Херефорд задумался.

– Пожалуй, ты права. Правда, на все это не хватило бы времени, даже если кто-то подслушал мой разговор с Гонтом. Письмо написано на следующий день после моего приезда или около того. Что за чертовщина!

– Это значит, что кто-то из приближенных не желает нашей женитьбы и сближения наших домов.

– Странно! Мы с твоим отцом давние союзники, и ничего в этом не меняется.

– Да, но как простой союзник в семейные дрязги отца ты вмешиваться не можешь, а как зять – можешь, потому что сыновья у него еще малы. Случись с отцом беда, ты становишься опекуном мальчиков, раз мы женаты.

– Верно, но все равно не вижу тут никакой связи с нашей женитьбой. Какое Стефану до этого дело? Пусть он не любит Честера, но он не будет зариться на владения чужих вассалов. Он может опасаться, что мой приезд снова вовлечет твоего отца в политику, но это не зависит от того, женаты мы или нет.

– Вот об этом я и говорю. Для Стефана нет разницы, пусть мы десять раз женаты. Кто-то нарочно обставляет дело так, что наша женитьба станет для него опасной, и убеждает его в этом. Именно нашей женитьбе, а не военному союзу, мешает один человек – это Певерел.

– Певерел? Констебль из Ноттингема? Это же кузен твоего отца!

– Да, чтоб он сгнил от проказы! – Элизабет вспыхнула от гнева и стыда при воспоминании о нем. – Ты, наверное, не знаешь, что два года назад отца забрали и он попал в руки Певерела. Думаю, что Стефан тогда хотел сделать как лучше. У графа Честера при дворе было много врагов, и Стефан остановил свой выбор на человеке, верном себе и дружном с отцом. Певерел повел себя благородно… так благородно, что трое заключенных товарищей отца умерли в тюрьме, а отец месяц был на грани смерти.

– Не может быть!

– Может! Спроси лорда Сторма, он расскажет, что граф Честер после тюрьмы не мог держаться в седле. Я его и выхаживала, как же мне не знать!

– Ничего о том не слышал! Почему Честер не жаловался?

– Кому жаловаться! – Элизабет едва сдерживалась, глаза наполнились слезами гнева. – Разве при дворе кто бы посмел сказать что-то порочащее Певерела? Он там в таком фаворе!

Херефорду стало не по себе. Два года жизни среди интриг императорского двора Матильды не закалили его против подлейших форм предательства. Он был абсолютно прямолинеен: на оскорбление отвечал пощечиной, был вспыльчив, не торопился прощать, но если кого прощал, то полностью и от всей души. Он никогда не разносил сплетен, и его язык не выговаривал лжи, кроме как женщинам, по понятным причинам. Ему казалось невероятным, чтобы благородный человек вел себя так, как обрисовала Элизабет, и инстинктивно искал тому какое-то оправдание.

– Тут какая-то ошибка. У Певерела не было причин для такого поступка. Тебе не следует распространяться об этом, Элизабет, а то…

– По-твоему, я лгу? У меня много недостатков, но этого нет. Знаешь, от чего умерли товарищи отца? Их рвало и корчили судороги, как только они выпили вина, присланного кузеном! Да, Роджер, это правда. Посмотри, у тебя лицо, как твой зеленый халат! Не надо думать, что все люди такие, как ты, тогда поймешь Певерела со всеми его кознями. Сыновья моего отца еще Дети; брат отца, к тому же от другой матери, граф Линкольн, – всем известный бунтарь. Больше у них в семье никого не осталось, кроме Певерела, а он наушничает королю. Кого же в этом случае король назначит попечителем земли и детей Честера? Линкольн может бороться за это право, но ему своих проблем хватает. Подумай, какую власть обретает тот, кто приберет к рукам земли и крепостных Честера!

Херефорд хранил молчание.

– И все же я не вижу причин, почему он противится нашей женитьбе. Скоро я тоже стану для всех бунтарем. Чем я тогда отличаюсь от Линкольна?

– Но этого Певерел не знает. Он считает, что ты вернулся только для того, чтобы вступить в брак… Знаешь, некоторые мужчины делают это. – В голосе Элизабет звучала горькая ирония, но Херефорд ее даже не заметил.

– А что говорит твой отец?

Элизабет в отчаянии подняла глаза к небу.

– Господи милостивый, дай мне терпения! Об этом он еще не думал. Как и ты, он просто рвет и мечет, вместо того чтобы нормально поразмыслить. Ну почему мужчины, разгневавшись, превращаются в идиотов?!