– Простите, вы же снимаете квартиру сверху, я правильно понимаю?

– Да, все верно. И через четыре дня уже уезжаю.

– Хорошо, – это был явно тот редкий случай, когда «хорошо» было употреблено в своем принципиальном значении. – А вы откуда, простите за нескромный вопрос.

– Из России.

– А! – Ну теперь-то ему все стало окончательно ясно и понятно: «чего еще ждать от сумасшедшей русской»! Он продолжил:

– Я бы очень хотел вас попросить, – он никуда не торопился, а я, напротив, очень торопилась донести конверт до его реципиентов, и сосед начинал меня нервировать. – Видите ли, моя жена очень чутко спит и рано ложится спать. А вы очень громко ходите и шумите, что просто невозможно даже сомкнуть глаз. Я опешила. Дома нас с мамой почти не бывало. И, когда мы там были, то ходили, вернее почти не ходили, по нему в мягких тапочках. Громко не говорили. Музыку не слушали. Бурного веселья не разводили. Шумных вечеринок не устраивали. Я с недоумением смотрела на своего визави. Конверт он по-прежнему держал в руках.

– Да-да! Очень шумите! Пожалуйста не шумите. Постарайтесь ходить потише.

То есть все это время он с женой якобы терпел, не спал и страдал, а тут я ему случайно подвернулась, и он в принципе предложил мне ходить на цыпочках или, еще лучше, летать по воздуху.

Возражать и как-то дальше коммуницировать с ним у меня не было ни малейшего желания.

– Хорошо. Простите за доставленные неудобства, – с деланным дружелюбием ответила я. – Можно мне мой конверт?

– Ах, конверт. Да, конечно, – и он нехотя протянул его мне.

Я на каком-то необъяснимом автомате сделала легкий книксен, буквально выхватив конверт из его длинных узловатых пальцев:

– Благодарю вас. Еще раз простите. До свидания. – И не дожидаясь ответного «о ревуара», понеслась вниз по лестнице, не рассчитывая уже застать шарманщика.

Какого же было мое удивление, когда, открыв дверь подъезда, я чуть не влетела в его жену, поджидавшую меня и конверт, неудачный полет которого она видела.

Я растеряно протянула его ей, выдавив из себя застрявшее в горле:

– Спасибо и хорошего дня!

Она лучезарно улыбнулась и сердечно поблагодарила в ответ. На этом приключения оранжевого конверта благополучно закончились.

…Но стоит ли говорить, что оставшиеся четыре дня я ходила по квартире исключительно на каблуках.

❧

Метро

❧

– Флоран, когда ты вообще в последний раз спускался в метро?!

Жервез весело хохотнул, глядя другу прямо в глаза. Их квартет, сидевший за столиком в дальнем углу ресторанчика «Fountaine de Mars», недружно рассмеялся. Социально-политическая дискуссия начинала переходить на личности, перекрывая эмоциональными возгласами традиционный для этого времени шум забитого до отказа зала.

– Ты понятия не имеешь, чем живёт народ, как живут простые люди! Но почему-то рассуждаешь об этих вещах, будто бы что-то в них смыслишь! – продолжал напирать Жервез.

– Но ты вообще-то тоже не из низов, друг мой, – спокойным голосом отозвался Флоран, вертя в руках стакан виски со льдом.

– Это как так?! – возмущённо парировал Жервез. – Я не из низов. Но я всегда с народом! Я каждый день езжу на работу на метро. Я все время общаюсь с простыми людьми, с булочниками, мясниками, с продавцами в газетных киосках. Я всегда с простым людьми и глубоко погружен в их заботы и дела. В конце концов, я член партии…

– Отчаянно метящий в Национальную Ассамблею, – перебил его Марк, сидящий в углу, и с любопытством наблюдающий за разворачивающейся словесной баталией.

– Да, метящий в Национальную Ассамблею! И что? Это нормально строить свою карьеру внутри партийной системы и стремиться стать депутатом. Тебе что-то не нравится?

– Наши голоса ты точно не получишь, – засмеялась Жюли, обводя собрание хитро прищуренными глазами.

Жервез раздраженно отмахнулся от едкой реплики и продолжал наседать на молчаливого Флорана, погруженного в наблюдение за преломлением тусклого света ламп в льдинках, медленно таящих в его виски:

– Ты ходишь в Grand Opera, одеваешься в люксовых магазинах, ездишь на дорогом автомобиле, живёшь в седьмом округе, в квартире, большей по размеру чем была у Ширака. У тебя всё есть.

– Ты упрекаешь меня в том, что я создал успешный бизнес, который мне приносит стабильный хороший доход? Что у меня был состоятельный дед, который оставил мне эту квартиру и благодаря капиталу и поддержке которого мне удалось мой бизнес построить и развить? Я должен отказаться от всего и жить под крышей на пяти квадратных метрах? Перестать любить оперу? Отказаться от комфорта, которым я в состоянии себя обеспечить, никого не обирая и исправно платя налоги? Ищешь справедливость через уравнение всех по нижней планке? От этого мир, по-твоему, станет лучше и справедливее?

На лице Жервеза не дрогнул ни один мускул:

– Я упрекаю тебя в том, что ты пытаешься рассуждать о том, о чём не знаешь. Ты оторван от реалий нашей страны. От реального положения дел и о тех насущный проблем, с которыми ежедневно сталкиваются наши сограждане, кому повезло меньше, чем тебе, кто не сумел построить успешный бизнес, у кого не было богатого деда, кому приходится ютиться в крошечных квартирках без особых удобств.

Флоран бросил на Жервеза колючий взгляд исподлобья:

– Кому повезло меньше, чем мне? – Он произнёс «мне» так, будто провел ножом по железу.

Жервеза невольно передёрнуло.

– Ну хорошо, нам. Да, нам повезло. По праву рождения и изначального неплохого социального статуса. Но нельзя отрываться от народа, Флоран. Никогда и никому. Особенно если ты осмеливаешься предлагать какие-то реформы, законопроекты и просишь их продвинуть.

– Я ничего не просил.

– Ты хочешь сказать, что ты просто так со мной поделился этим? – Он хлопнул ладонью по папке, лежащей подле него на тёмно-зелёном, слегка потёртом дерматине дивана.

– Я поделился с тобой идеями, – Флоран отхлебнул из стакана, льдинки зарокотали. – Просто потому что знаю, что ты в этом варишься… Мне показалось, похоже ошибочно, что тебе они могут быть полезны. И не только тебе, твоим избирателям. Это всё давно витает в воздухе и при реализации могло бы хорошо сказаться на благосостоянии наших не очень везучих сограждан, о которых ты так радеешь.

Жервез помахал перед его лицом папкой:

– Вот это вот, вот это – чистой воды идеализм!

– Это плохо? Плохо стремиться к чему-то лучшему и идеальному? Плохо думать в сторону лучшего, пусть и пока невозможного? Сегодня невозможно, а послезавтра – вполне достижимо. Без совершенствования и стремления к идеалу невозможно развитие.

– Глядите-ка, какой Томас Мор выискался! – Жервез, всегда не отличавшийся сдержанностью и спокойствием, вскипал. – Спустись на землю, Фло! Очнись! Посмотри на реальных людей вокруг тебя. Начни жить простой человеческой жизнью, какой живёт большинство, тогда и пиши, и предлагай какие-то идеи, если они появятся. Тебе даже багет приносят на дом по утрам. Ты булочника в глаза-то не видел. Ты гуляешь только по своим любимым вылизанным благополучным округам. Ты не идёшь гулять по окраинам, ты не хочешь прогуляться в XVII-й округ, или в XX-й, или в Клиши и Сен-Дени. Ты не хочешь столкнуться лицом к лицу с реальностью. Ты даже не хочешь элементарного и безопасного – хотя бы раз проехаться до своего Defence на метро.

– Далось тебе это метро, – беззлобно, с улыбкой перебил его Флоран.

– Далось! Всем далось! – вклинилась в диалог Жюли. – Сколько мы тебя пытались затащить в метро с Марком. Нам это никогда не удавалось. Ты прямо-таки боишься соприкоснуться с миром подземки, не знающим пробок, заторов и нервотрепок.

– Объясните зачем! – Флоран откинулся на спинку стула. – Объясните, зачем мне это делать, если мне комфортно и спокойно ездить на машине. Если меня устраивают пробки. Если мне хочется дышать приятным запахом кожаного салона, а не испражнениями бездомных. Если я проедусь на метро, что-то изменится в моей картине мира? Есть что-то, о чём я не подозреваю? Я что-то новое узнаю о соотечественниках? Или в метро стало принято посторонним людям разговаривать друг с другом и делиться своими бедами?