Я с лёгким скептицизмом глянул на актёра. Да, всё верно, кем угодно, только если за тебя уже всё не решили.

— Но прежде чем начать перевоплощаться в другого, нужно узнать самого себя. — с этими словами Сайло провёл ладонью по столу, оставляя след из карт рубашкой кверху. Моё волнение возрастало.

— Ну, уж нет! — твёрдо сказал я. — Хватит уже с меня этой дичи. — я снова скрестил руки на груди и отвернулся, пытаясь успокоиться.

— Эдвард, — моё имя в исполнении этого фокусника прозвучало смешно, слишком мягко. — ты же не хочешь подвести своего дядю?

Я открыл глаза, которые последние секунды держал закрытыми. Он специально так сказал, потому что знает, как на меня повлиять или это просто догадка? Как бы то ни было, это сработало, и я медленно обернулся с кислой миной.

— Просто выбери карту, что приглянётся. — объяснил Сайло, шевеля скорее усами, чем губами.

Я с усилием опустил взгляд на стол, сжимая челюсти. Затейливый узор рубашки гипнотизировал, чем сильнее беспокоил меня. Мне вдруг почудилось, что если я переверну одну из них, то вместо масти и цифры я увижу человека с завязанными глазами, перекрестившего мечи. Вот был бы прикол, да? Внутри я нервно усмехнулся. Просто возьми любую и плевать.

Я протянул руку и задел одну из карт, но вместо того, чтобы перевернуть её, я взял соседнюю. Как только я открыл её, Сайло несколько раз подряд усмехнулся.

— Валет Пик. — сказал он, убирая руки за спину. — Как же иначе.

Я нахмурил брови и кинул на мужчину взгляд полный пассивной агрессии.

— А знаешь кто твой дядя? — вдруг спросил Сайло, ничуть не смутившись моего взгляда. — Возьми ещё одну.

Я порывисто схватил другую карту и с показательной силой шмякнул её об стол. На меня смотрел Король Пик.

— Всё верно. — ещё один издевательский, по моим меркам, смешок. — Вы одной масти. По крайней мере сейчас.

Моё сердце всё же невольно дрогнуло. Ещё один приятный намёк на нашу связь.

— А почему пока? — меня уже отпустило, я неотрывно глядел на Валета и Короля, лежащих рядом.

— Людям свойственно меняться. — просто ответил артист, прислонив бедро к тонкому краю стола. — Пики редко предвещают что-то хорошее.

Я заметил, что в зале заметно потемнело. Тучи набежали как всегда неожиданно, и небо снова помрачнело.

Сайло включил свет, и зал непривычно наполнился искусственным светом. Стол теперь казался чуть желтоватым, поблёскивающим.

— И что значит эта карта? — я ткнул пальцем в Валета.

Мужчина довольно долго изучал моё лицо.

— Как следствие моего профессионального опыта, я могу читать людей, видеть их незаметные для других стороны.

Я почему-то вспомнил Шерлока.

Карта с Валетом неожиданно оказалась в руках актёра. Теперь она блестела, отражая лучи ламп.

— Весь человек — это не одна карта. Карта показывает лишь то, что в целом сейчас он воплощает. — о, им бы с Трелони выпить чашечку чая вместе. Уверен, они найдут много общего. Но я буду действительно удивлён, если Сайло скажет обо мне то же, что та чокнутая в шали. — Ты же, судя по карте, воплощаешь легкомысленное и даже наивное отношение к своей жизни и к миру, не думаешь о последствиях.

Из меня вырвался смешок.

— Это не так. — я уставился на Сайло, широко распахнув глаза и улыбаясь, хотя за улыбкой пряталось неприятное ощущение, а уши горели, словно я сильно облажался.

— А ещё Валет Пик означает невзаимную любовь со стороны человека, к которому ты неравнодушен.

Мой взгляд отчего-то прыгнул на Короля, оставшегося лежать на столе. Тело вдруг взбунтовалось, в груди стало неприятно жечь, а глаза начали намокать. Я развернулся и уверенно направился к выходу.

— Эдвард! — окликнул меня Сайло.

Я резко развернулся, желая утопить этого кретина в море грязных словечек. Но он заговорил первым:

— Правда редко бывает чистой, а вот простой никогда. — спокойно проговорил Сайло, крутя в руках уже другую карту: Валет Червей. — Уайлд. — мужчина беспечно отправил красного Валета обратно к остальным. — Если уйдёшь, не научишься прятать свою душу от чужих, даже самых внимательных глаз.

— Это пригодится в Америке? — спросил я хриплым от комка в горле голосом.

— Это пригодится в жизни. — уже серьёзно сказал Сайло, приподнимая подбородок. — Не подпускать всех подряд к своим секретам, — понизив голос, проговорил мужчина, захватывая в плен мои глаза и уши. — к тому, что ценно для тебя — вот в чём фишка шпионов. В этом преимущество профессии актёра — запирать свою истинную сущность со всеми привычками, являя миру маску, что для них твоё лицо, а для тебя же лишь кусок материи.

Хоть мне всё ещё хотелось распсиховаться до конца, интерес потихоньку начинал перекрывать рвущееся наружу желание просто свалить к чёрту. Мне действительно могло пригодиться всё, о чём распинался Сайло. Поэтому я неуверенно, но спокойно вернул себя на расстояние шага от актёра. Неловко пожав плечами, в знак того, что я вроде бы готов учиться, я наконец-то дал рукам повиснуть по бокам.

— Хорошо. — удовлетворённо кивнул Сайло. — Начнём с простого: создай из своего лица стену. Никаких эмоций, ничего, что давало бы твоему визави хоть какую-нибудь информацию.

Я приподнял бровь, затем закатил для вида глаза, но через секунду уже расслабил лицо.

— Нет. — покачал головой Сайло.

— Что?! — недовольно воскликнул я. — Я ничего не показывал!

На окно упали первые капли.

— Ты всё равно хмуришься. — объяснил актёр.

— Неправда. — возразил я. Ничего я не хмурился, а держал мимику в полном спокойствии.

— Ты должен чувствовать каждый мускул на своём лице, чтобы его контролировать. Закрой глаза.

Я вздохнул, но закрыл, что-то буркнув.

— Ощути, где находятся твои глаза. — прозвучал гипнотизирующий голос Сайло. Мне хотелось фыркнуть. — Затем ощути свои губы. Почувствуй, какие они живые, как они розовеют от притока крови. Подёргай носом. Вспомни какой он формы. Где твои брови? В изначальном ли они положении или гневно сдвинуты, как у шотландца? И в конце концов прочувствуй каждую мышцу, какая она подвижная, и подобно струне может звучать по разному. Всё зависит от того какой тон ты выбираешь, какое настроение хочешь передать.

Пока шпион-фокусник говорил, словно психолог на сеансе с маятником, я ощутил некие ностальгические нотки. Вспомнилось, как в школе нас водили к хореографу. Что-то типа эксперимента. Кто-то из верхушки предложил новый способ оттачивания навыков. По-моему, это была какая-то женщина, состоявшая в прошлом в буддистской секте, ой, то есть группе по интересам. У хореографа мы так же пытались установить контакт со своим телом, чтобы раскрыть его чудесные способности. Единственное хорошее — мне сказали, что у меня предрасположенность к подиуму или танцам. Но я так и не раскрыл свой потенциал, ведь агенты правительства не танцуют.

— Что такое? — вдруг прозвучал голос, вырвавший меня из омута памяти.

— М?

— Ты слегка улыбаешься.

Я открыл глаза, но сразу же отвёл их, чуть смущаясь. И пожал плечами. Стало как-то не по себе, потому что появилось какое-то странное ощущение отчаянного желания близости. Воспоминания слишком подкашивают меня. Все воспоминания о прошлом.

— Получилось? — Сайло вернулся к делу.

Я снова пожал плечами и покрутил ладонью. Вроде как получилось.

Дождь не оставил ни сантиметра стекла сухим. И снова волнение накрыло моё сердце.

— Сейчас ты взволнован чем-то. — тем временем определил Сайло. Пробуй скрыть это от меня.

Я вновь вздохнул, опустил голову и, настроившись, поднял в изначальное положение, впечатываясь взглядом в глаза мужчины напротив. Но тот тут же покачал головой.

— Вспомни предыдущее упражнение. Ощути каждую клетку своего лица.

— Ну, ощутил. И что?

— А теперь преврати живое в неживое. Сотвори из своего лица каменную стену.

Я попытался расслабить лицо снова.

— Ты напрягаешься, я вижу. — Сайло был снова не доволен. Тот ещё критик! — Никто не поверит в искренность твоей безэмоциональности, если ты так рьяно будешь заколачивать дамбу. — Слушай меня и выполняй. Расслабь лицо. Снова ощути живость каждого элемента, так. А теперь подтяни нижнюю челюсть. Не делай из губ неестественную узкую нитку, но и не давай им по наивному распахнуться. Держи их закрытыми, в натуральном изгибе. Та-а-к. — я старался выполнять указания, чувствуя при этом нарастающее удовольствие. — А теперь самое сложное. Глаза. Твои сейчас полны неуверенность, и я могу рассудить, что ты не знаешь, что делаешь.