Киллер продолжал удерживать меня. Я снова закричал.
— Можешь идти, Себастьян. — голос дяди заставил меня замолкнуть.
— Босс?.. — неуверенно уставился на бешенного меня Моран.
— Уходи. — повторил уже приказным тоном Мориарти.
Киллер отпустил меня, не одобряя эту затею, и я тут же привстал на локтях, быстро дыша. Силуэты вокруг были расплывчатыми, нечёткими, голова кружилась до сих пор, тело ныло. Свет из зала ослеплял, но я видел стоящего в дверях дядю. Пятно, которое было Себом покинуло комнату, и та стала совсем тёмной, потому что дверь закрылась. Я продолжал полулежать на кровати, сжимая до побеления костяшек одеяло.
Мориарти медленно прошествовал к своей кровати и залез на неё прямо в обуви. Он некоторое время стоял надо мной, а я смотрел на него снизу вверх и скалился, готовый снова закричать. Но тут дядя опустился прямо на меня. Тело запротестовало, но Джиму было плевать. Он положил свои руки на мою шею. Задушит? Его большие пальцы стали гладить кожу, слишком нежно. Я замер. Кричать уже не хотелось.
— Где он трогал тебя? — почти шёпотом спросил дядя.
Я удивлённо похлопал глазами. Мне вдруг стало стыдно за истерику, но говорить о Михайло совсем не хотелось.
— Он бил меня везде. — всё же ответил я.
— Нет, — покачал головой Джим, продолжая выписывать круги на моей шее, чуть откинув мою голову назад. — где он тебя трогал?
Я сглотнул. Вспоминать не хотелось. Мои руки легли на мои бёдра. Джим зарычал. Прямо как животное. В темноте его лицо еле читалось, но чернота глаз поглощала даже ночь. Затем он положил свои руки на то же место и сжал. Сжал так сильно, что я заскулил. Однако через несколько секунд застонал, потому что это были уже касания дяди.
Джим улыбнулся и отпустил меня.
Он исчез как призрак, оставив меня в темноте, лицезреть слабо колышущийся шёлковый тюль. Я тяжело дышал, всё ещё ощущая тепло от пальцев дяди, его запах в воздухе. С тёмных небес где-то в тысячи миль отсюда упала звезда.
========== Глава 23. ==========
Моя первая неделя, проведённая с криминальным гением и его верным киллером была похожа на несколько лет. Будто в первый день я ко всему привык и смирился с новой дорогой; во второй узнал много всего о личной жизни своего дяди; в третий уже спокойно сидел с ним за одним столом, участвуя в криминальной деятельности, а в четвёртый начал сходить с ума. И так далее. Я начал вливаться в их жизнь, в их мир. Даже не задумываясь, я привил себе привычку пить кофе по утрам, потому что так делал Моран; я также перестал заботиться о таких вещах, как уборка совей комнаты. Я уж не говорю о своей симпатии к костюмам и ленивому лежанию в кресле.
Что произошло на следующий день после моего небольшого приключения с сербской мафией? Ну, все последствия можно наблюдать в новостях. Последствия для сербов. Шокирующие заголовки новостных статей как никогда привлекали, а ведущие на «BBC» без умолку вещали о многочисленных взрывах на заводах в Сербии и Югославии, о том, что бы убит член их правительства, что полетела экономика. Так же наружу выплыли кадры взрыва на острове Ратлин. Я бы поспорил на всё, что угодно, что МИ5 всполошились не на шутку. Прямо у них под носом находился остров-взрывчатка, а они до последнего ничего не могли сделать. Но как сказал глава департамента обороны в своём недавнем обращении: «Произошедшее лишь подтверждает, что нам необходимо сделать правильный выбор вот уже в этот четверг, дабы с новыми силами выступить против беззакония ради безопасного будущего для нас и наших детей». Короче говоря, они снова обещают свободу и безопасность, которые никогда не смогут сосуществовать в гармонии.
То, что я натворил в Швеции тоже не осталось незамеченным. Не было ещё такого, чтобы хоть один прохожий не достал телефон и не нажал на красную кнопку. Пара видео с разным качеством с разных ракурсов, как горит машина, как она взрывается, как рассыпаются вокруг ЦРУшники. И как какой-то псих стоит на крыше этой самый горящей тачки. Моё лицо не попало в кадр настолько, чтобы можно было сказать кто я. Но, возможно, опытные компьютерщики и разобрались бы. Плевать. Джим был доволен, вот что важно.
Я же всё больше и больше погружался в новую реальность. Это сопровождалось побочными эффектами: навязчивые мысли (чаще об убийстве), неконтролируемые эмоции (особенно смех и особенно тогда, когда я переосмысливал нечто, о чём раньше не задумывался), пока лёгкие нотки диссоциации (я подолгу мог смотреть на себя в зеркало, изучая нового человека) и проблемы со сном. Последнее — загадка для меня. Может это от стресса какого-нибудь, но стресса как такового я не ощущал.
Обо всех этих изменениях я не говорил дяде. Скорее всего он и так всё замечал, потому что даже Моран стал чаще комментировать моё поведение:
— Если так пойдёт дальше, я уволюсь. Психушка на выезде.
— Ты чего там увидел? На себя насмотреться не можешь?
— Нет, я не собираюсь участвовать в твоём эксперименте. Выкапывай скелетонов сам.
— Это уже третья кружка за утро? Не манипулируй.
И тому подобное. Правда одно его замечание заставило меня задуматься:
— Интересно, будь твой папаша жив, появилась бы мафиозная семья Мориарти?
Редкие упоминания моего отца по прежнему на меня не действовали. Мне стало казаться, что это всё из-за Джима, ведь теперь у меня есть пример для подражания, и какая разница чья сперма была использована. Поэтому задумался я не о самом моём отце, а снова же о дяде. Я воображал, что думал об Адаме Джим. Никаких эмоций я не замечал, поэтому никакой информации, соответственно, не получил. Лишь догадки и пустые предположения. Джим точно знал, что его брат погиб, что он мёртв, мертвее некуда; так же он был в курсе, что у его брата есть сын, то есть Мориарти осознавал, что у него есть племянник — всё, что осталось от его брата. И в те минуты, когда он трахал меня… он пытался так унизить Адама? Хотел поиметь его единственного отпрыска? Или наоборот был без ума от идеи, что я существую? Когда я об этом подумал, то понял, что меня не смущают и не огорчают мысли о мёртвом отце. Весь мой мозг занимают лишь сцены нашего с дядей секса. Многие на это закатили бы глаза, фыркнули, подумали бы какой я урод. Но я напомню, что всё моё мировоззрение менялось. Привычные остальным людям вещи искажались. Я смотрел на всё через авиаторы Мориарти.
Но также с моих глаз всё ещё не слезали розовые очки, с которыми я смотрел на Джима. Так что в голове у меня была каша, из-за которой у меня часто менялось настроение и беспорядочный поток мыслей ухудшал нормальное восприятие реальности.
Пока я восстанавливал ногу, Себастьян потихоньку помогал мне с этим: он был словно моим личным тренером. Мы занимались по несколько часов в день. Меня разве что на руках не носили. Хотя нет. Носили. Первый и второй день я еле мог ходить самостоятельно, поэтому Моран иногда помогал мне на лестницах. Он хотел, чтобы я делал всё сам, но видя моё искажённое от боли лицо, он вздыхал и брал меня на руки. Не скрою, мне это нравилось, я даже краснел от удовольствия. Джим, конечно, комментировал это шутками. Защитная реакция? Он ревновал? Я принял это за победу.
В один из дней после более менее нормальной тренировки я заглянул в комнату Морана, ища киллера. Что ж, я был удивлён. Комната Себастьяна находилась на первом этаже чуть дальше лестницы. Можно было бы подумать, что это просто большой чулан под лестницей. Грязно-оливковые стены, а может и просто цвета хаки, односпальная кровать (идеально заправленная), стол, на котором лежали фото потенциальных жертв Морана (картинки тех, с которыми уже было покончено, покоились в урне под этим же столом), патроны, пара разобранных на газете пистолетов, неоткрытая пачка сигарет (Моран курил, но очень редко. При мне всего один раз, когда перенёс моё изуродованное тело в машину утром перед отъездом). Зажигалка всегда весела у него в качестве брелока на ключах от неизвестных мне дверей. Спинку стула нежно обнимала его коричневая кожанка. И, конечно, на полке покоилось оружие. Его любимая винтовка висела в центре. В целом эта комната действительно отличалась от всех, что я видел в этом доме.
