Мои фантазии унесли меня на порог сна, но как только в них появился Майкрофт, глаза открылись. Я вздохнул и перевернулся на спину. Тёмный потолок показывал мне искажённые образы всяких ужасов, но между ними проскакивал светлый образ политика.

Я сел в кровати и включил телефон. Едва полчаса прошло. Боже, да как же мне заснуть?

Не делай этого. Помнишь, что было когда ты так же в полночь пошёл в комнату Джима? Да. Мы занялись сексом.

Я встал и вышел в коридор. Дом был тих, дом был пуст. Почти.

Перед тем как постучать в дверь комнаты Британского Правительства, я отругал себя за такое поведение. А затем легко постучал.

Наверняка он уже спит, а я его разбужу и буду последним засранцем.

Что мне сказать? Что мне приснился кошмар? Что я снова не могу уснуть? Ох, какой же я идиот.

Неожиданно я услышал голос за дверью. Он звучал отдалённо и было непонятно, что именно было сказано, но в любом случае я уже стал отворять дверь.

Сначала я удивился, увидев пустую расправленную постель. Но, заметив раздуваемый ветром тюль, понял, что политик на балконе.

Дверцы были распахнуты до предела, и я сразу увидел спину Майкрофта. Он стоял в халате возле перил. Я едва слышно подошёл к нему и пристроился сбоку. Он смотрел на огни города впереди, а я на него.

Звёзды прекрасно различались в этой местности, а месяц луны был слегка задёрнут облаками. Ночной воздух тут же взбудоражил меня, проник в лёгкие, смешался с организмом, и заставил меня поверить, что всё возможно.

— Почему не спишь? — спросил я.

— А ты почему?

Встречный вопрос раскалил моё лицо. Я смущался, потому что понимал, что Холмс всё прекрасно знал. Сложно не стать для него открытой книгой.

Он не терял своего достоинства и королевского вида, когда на нём не было костюма. Надень на него мешок из-под картошки, — он всё равно сможет достойно выступить перед Королевой. А если вовсе и без мешка?..

— Пытался избавиться от навязчивых мыслей. — сказал я, кидая на Холмса очередной взгляд «исподтишка». — Но мне начинает казаться, что это невозможно. — признаюсь я. — Они будто уже стали частью меня.

— Ты сам заключил, что остаётся лишь не давать им воплощения. — припомнил политик.

— Но они меня всё равно… терзают. Именно потому, что я не даю им стать исполненной идеей.

Когда Майкрофт глядит на меня с интересом учёного, мне становится легче. Словно есть лекарство. Холмс не может не придумать его. Наверняка, об этом он и думал.

Я резко сменил тему. Заговорил о созвездиях в надежде, что политик начнёт очередную лекцию. Он и начал. Рассказал о том, почему и как читали звёзды в древние времена. Мне было хорошо стоять и слушать его. Пусть бы вечность.

— Ты уже замёрз. — замечает Холмс, оглядывая меня.

Я этого не заметил, увлёкся его рассказом, который перенёс меня куда-то в поднебесье. Но как только моя душа вернулась в тело, я ощутил, что слегка дрожу.

— Слегка. — говорю я, растирая руки.

— Пора возвращаться. — мягко произносит политик.

Мы заходим обратно в комнату. Я понимаю, что мне придётся снова вернуться в свою. Холмс запирает двери балкона, а в каждом моём шаге протест. Я несколько раз оборачиваюсь, уже не скрывая своего желания. Отдал бы всё, чтобы ещё раз лечь в постель, что совсем рядом.

В темноте, слегка размытой лунным светом, я вижу блеск глаз политика. Его фигура двигается к кровати, а затем останавливается. Я делаю ещё один шаг в сторону выхода, но снова останавливаюсь. В воздухе витает неловкость и невоплощённые желания.

— Если хочешь, — раздаётся голос. — можешь принести свою подушку.

Моя реакция на эти слова совпадает с реакцией на последнее сообщение Холмса. Я киваю и, стараясь не бежать, выхожу из комнаты. Мои руки начинают дрожать, но уже не от холода. Где-то в мыслях проскальзывает интуитивное предположение, но я стараюсь не хвататься за него.

Майкрофт уже в постели. Я аккуратно сажусь рядом, накрывая ноги принесённым одеялом. Наши взгляды пересекаются, и мой по глупости ретируется. Нельзя показывать своё смущение. Нужно быть серьёзным, дать понять, что я ничего не стесняюсь и настроен решительно. Я взрослый и разумный.

Но реакция моей нервной системы и тела говорит об обратном.

Мы лежим в тишине. Глаза политика открыты и, по-моему, обращены к потолку. Мы оба словно ждём чего-то. Я начинаю путаться. Поведение Холмса странное. Я кидаю на него один быстрый взгляд за другим. Бесконтрольно.

Стоп. СТОП. Если Майкрофт всё прекрасно видит и знает, то почему он позволил мне остаться на ночь, а потом позвал в свою постель?

Волна жара и мурашек неожиданно обрушилась на меня, отчего улыбка сама собой проступила на лице. Приятная дрожь, треволнение и безумные идеи.

Когда в мой мозг поступает достаточная порция кислорода, я придумываю следующий ход.

— Помнишь, на мой день рождения ты дал мне одно желание? — я еле-еле впихиваю в свой голос фальшивое спокойствие.

— Да. — подтверждает политик.

Я сглатываю огромный ком слюней, стараясь быть тише.

— Помнится, я его так и не истратил.

Ужасно неловкий диалог, цель которого ясна обоим сторонам, но мы почему-то всё равно продолжаем вести друг друга словами.

— И чего ты хочешь?

Я улыбаюсь этому вопросу. Наконец-то улыбаюсь ему, а не закатываю глаза и не злюсь. И поэтому следующие слова я произношу легко, без преодоления своих барьеров.

— Чтобы ты поцеловал меня.

Лёгкие снова жжёт от того, что я слишком сильно напряг тело и перестал дышать. Не хочу поворачивать голову, не хочу видеть его лицо. Мне страшно.

Тишина длится секунд пять. Сейчас Холмс вздохнёт и скажет, что это невозможно по многим причинам. И главная: он никогда этого не захочет.

Я был уверен в этом, поэтому когда Майкрофт приподнялся на локтях, я прикрыл глаза, чтобы не видеть, как он уходит.

Прошло две секунды, и я ощутил, что матрас с его стороны опустел. Мне потребовалось ещё две, чтобы понять, что Холмс никуда не делся. Ощущение его неожиданной близости к моему телу, побудило меня распахнуть глаза. Политик непривычно нависал надо мной, его лицо стало приближаться. Мой мозг решил, что я, судя по всему, сплю, поэтому я сразу потянулся ему навстречу, и только когда наши губы встретились, иллюзия спала.

Я тут же перестал дышать, а моё тело свело странной судорогой испуга. Но я решил, что офигею от всего позже. Сейчас я сильнее вцепился в шею Холмса, а затем скользнул рукой к его затылку, погружая пальцы в волосы. Я прижимал его к себе, не веря в то, что когда-либо смогу отпустить. Вторая рука легла на его грудь, и только потом я смог понять зачем. Я ощущал его губы, их тепло и вкус. Но я не успел насытиться этими ощущениями, потому что Майкрофт отстранился.

Я опустил голову на подушку, совершенно ошарашенный произошедшим. Тело обдавало и жаром и холодом, органы горели, горели губы. Я заметил, что моя эрекция уже хорошо просматривалась даже под одеялом.

Холмс как ни в чём не бывало вернулся на свою половину. Молчание продолжилось. Я отвернулся к окну, чтобы он не заметил моей телесной реакции. Сердце гулко стучало, буквально ощущалось под рёбрами. Мои пальцы сами потянулись к губам и коснулись ещё влажной кожи. Я прикрыл глаза, чувствуя дрожь. Я действительно был в шоке.

Постепенно я отошёл от эмоционального потрясения и наконец-то проанализировал всю ситуацию. Он поцеловал меня. Майкрофт.

Я сел в постели, развернулся к Холмсу и без стеснения уставился на него. Тот лежал в той же позе с прикрытыми глазами.

— Ты поцеловал меня. — зачем-то констатировал я.

— Выполнил твоё желание. — пояснил тут же политик.

Я всё ещё выглядел поражённо, но нервная улыбка прорезалась на моём лице.

— Ты поцеловал меня. — я повторил это шёпотом, словно пытался свыкнуться с этим, наконец-то поверить в то, что это действительно не сон и не фантазия.

Майкрофт сдвинул брови к носу, но казался вполне расслабленным. И тут я вспомнил, что заставило меня положить руку на его грудь. Я хотел проверить его пульс, но до руки не дотянулся. А его сердце было совсем рядом.