— Потрясающе. — прошептал я, подперев подбородок ладонью, но с горящими глазами жадно продолжал поглощать слова Холмса. И его самого.

— В хрониках 1220 года некий летописец Джон из Волингфордов писал, что викинги мылись, меняли одежду и расчёсывали волосы и поэтому пользовались успехом у английских женщин.

— Ух ты. — я расплывался от эйфории, уже в основном пропуская информацию мимо ушей.

— И насчёт роста в легендах несомненно приукрашенно. Средний рост мужчин был чуть больше ста семидесяти сантиметров, а женщин без малого сто шестьдесят. Однако современные скандинавы стали куда выше своих предков.

Майкрофт то ли был рад отвлечься (а что, возможно), то ли был не против лишний раз блеснуть своими познаниями. Но мне было совсем не важно почему он это делал. Я снова погрузился в этот калейдоскоп приятных ощущений, воздвигающих стену от всего остального.

— Если бы у тебя не было столько дел, я бы попросил тебя рассказать мне обо всём на свете. — проговорил я, снова склонив голову на бок.

Холмсу мои слова понравились. Да ему нравится, когда ему делают комплименты подобного рода! Я вдруг ощутил в руках власть, а ещё желание не останавливаться.

Я хочу навечно заключить себя в этой секунде, когда я был счастлив, не обременён мрачными мыслями и виной, когда улыбку на моём лице способен был вызвать уже лишь вид нового галстука Британского Правительства. На нём был не тот, что я видел утром. Я представил, как Майкрофт нечаянно капает на него чаем или кремом из пирожного, спешит быстрее сменить его, запершись в уборной.

Когда мы прогуливались по Пикадилли-стрит полчаса спустя, я разглядывал начавшие розоветь небеса. Конечно ещё я невольно косился на Правительство, шагающее слева. Племянник опаснейшего преступника и чиновник Великобритании, имеющий влияние на многие сферы в политике страны. Я ощущал… силу. Нечто такое я уже чувствовал, и я даже знаю когда. Но сейчас ощущения всё же отличались. На мне не лежало никакой вины, мне не было страшно. А ещё я чувствовал себя рыцарем Круглого Стола.

— Ты всё ещё хочешь поужинать? — вдруг спросил политик, закинув зонтик на плечо.

Я сразу заулыбался.

— Конечно.

Не день сегодня, а сказка. Исключая моё избиение и последующие смерти.

— Тогда прошу.

Я уставился сначала на шикарный фасад отеля-ресторана-клуба «Ритц», а потом на своё одеяние.

— Я не впишусь. — прямо сообщил я. — Ты то всегда при параде.

Холмс задумчиво меня оглядел, а затем уже собрался произнести «Ну, да, ты прав. Ужина не будет. Всем гудбай». Но я повертел головой и заприметил необходимое мне местечко.

— Сейчас всё будет. — сказал я и направился к ближайшему бутику.

Спонтанная покупка пиджаков за миллиард фунтов — это не для меня, но что поделать. Поужинать с Майкрофтом я хочу больше. Я залетел в магазин и согнулся пополам от боли, но не остановился. Схватив первый сносный пиджак моего размера, я натянул его на футболку и одобрительно кивнул.

— Заворачивать не надо. — сказал я мужчине, стоявшему за стойкой.

Я бы хотел грациозно прошествовать к Холмсу в своём новом неожиданном пиджаке цвета голубой стали. Но вышло так, что я очень медленно дополз до него, стараясь не нервировать травмы.

Политик оглядел меня и слегка ухмыльнулся.

— Видимо, ты очень хочешь в этот ресторан.

Я фальшиво посмеялся. Ага, я ОЧЕНЬ хочу в этот ресторан.

Большинство визитёров, да и сама хостес, приняли нас за ту самую парочку а-ля «Юнец и Папик». Я знаю о чём думает этот усатый мужик славянского происхождения, когда мы проходим мимо. Он с презрением кидает взгляд на Майкрофта, а затем ненависть обрушивается на меня. Из его рта извергаются тихие, но смачные обзывательства. Его спутница не знает, что будучи на родине в какой-нибудь Югославии, он трахает мальчиков-рабочих в сарае. Я знаю о чём он думает.

Здесь есть реальные представители «Юнца и Папика», засевшие в углу. Только папик в три раза старше своего алчного спутника. Наши с ним взгляды встречаются, и он посылает приветственный сигнал. Ну, нет, чел. Моя любовь настоящая.

Остальные посетители заняты своим ужином.

Мы двигаемся, плывём среди столиков и роскоши (слово, которое богачи никогда не употребляют). У меня есть воспоминания о том, что мы были в подобном месте с мамой. Возможно, даже в этом же ресторане. Дети тут редкость, но маме было плевать на мнение людей, поэтому она легко могла привести сюда пятилетнего меня и накормить отменной дрянью. И может мы были с кем-то. С кем-то из её ухажёров. Да, помню, что нас было трое. Но не помню кем был её спутник.

— Ты же понимаешь, что это свидание? — я решился на этот вопрос лишь в своей голове, так и не превратив его в звук.

Мы сели друг напротив друга. Тёплое освещение, бело-золотые скатерти и стулья, обитые дорогой тканью. Прольёшь брусничный соус — всему конец.

Я старался не улыбаться слишком долго, и уж тем более не смотреть на политика, словно он — самое дорогое и восхитительное блюдо из всех предложенных в меню. Но он был только в моём меню. И это меня успокаивало.

— Ты, кончено, возьмёшь стейк «Вагю». — сказал я, глядя на лист из хорошей богемной бумаги, что не отсвечивает лампы.

— Почему ты так решил? — интересуется Холмс, и его взгляд скользит вниз, примерно туда, где расположено название блюда.

— Ты как-то упоминал, что переносишь лишь мраморную говядину. — припомнил я, манерно переворачивая листы. — У меня это отложилось в памяти, потому что тогда я подумал, что ты самый настоящий сноб с серебряной ложечкой в… — я дождался пока наши взгляды встретятся, чтобы для приличия передать ключевое слово без слов.

Лёгкая улыбка Майкрофта может показаться надменной, потому что разница мизерная. Но сейчас он не был надменным. Его тоже, похоже, забавило, что мы с ним сидим в этом месте.

— Очень познавательно, Эдвард. — произнёс политик и вернулся к меню. — Да, пожалуй я возьму именно «Вагю».

Мы обменялись «любезными» улыбками. Это начинало походить на игру. Мне понравилось притворяться тем же снобом, поэтому я с лицом критика принялся изучать оставшееся меню. Как только мне на глаза попалась винная карта, я кое-что вспомнил и вышел из образа.

— Чёрт. — довольно громко произнёс я.

— В чём дело?

— У меня же печень разваливается. — негодующе сказал я. — И с алкоголем можно попрощаться.

Майкрофт с лёгким злорадством хмыкнул.

— Даже больше. Никаких жареных, копчёных, острых блюд. И десертов.

— Господи! — я выронил меню и схватился за волосы. — Ты привёл меня сюда, чтобы наслаждаться моими мучениями?!

Политик распрямился.

— Нет. — уже без тени ехидной улыбки возразил он. — Я привёл тебя сюда, потому что это единственный ближайший ресторан, где есть молекулярная кухня.

Я скривился. Ох, убейте. Мне плевать на изысканные гребешки каких-то там кальмаров с экстрактом мега-супер розмарина. Я так не наемся. И какая польза?

— Не вредничай. — вдруг сказал Холмс.

Я тут же покраснел, потому что он прозвучал как мой отец или мать. Или дядя. Или любовник. Всё вместе.

— Это полезно. Овощи сохраняют свои витамины, в отличие от того, когда их готовят обычным путём. И лактат кальций тоже не повредит. — объяснил мне Холмс.

Я всё равно насупился.

— Сделай хоть что-то для себя необычное. — в добавок повторил мои слова политик.

— Уже две недели как делаю. — я позволил моим губам растянуться.

Мы ухмыльнулись друг другу, и я выкинул все свои сомнения.

— Ладно. Давай свою молекулярную богему.

Официант принял у нас заказ, и всё что оставалось — ждать. Я теребил край узорной скатерти, пытаясь выдумать тему для разговора. Холмс выглядел красиво. В мягком и довольно романтичном свете его глаза казались темнее, а фигура статней. Он сидел прямо, но расслаблено, словно в своём кабинете. Он выглядел как Правительство. И у меня то и дело перехватывало дыхание.

Тяжёлое дыхание и электрические разряды по телу мешали мне думать о чем-то кроме того, как на нём сидит костюм, что он просто невероятный, имеющий власть, заслуженную лишь авторитетом разумного и даже гениального человека. Он может сосредоточиться на всех проблемах страны и немедленно выдать ответ. Снова и снова его слова определяют национальную политику.