Я встал таки, чтобы отыскать свой телефон. В коридоре было так тихо, словно я был один в доме. Но меня это не сильно обеспокоило. Я зашёл в «свою» так и не использованную комнату и взял в руки телефон, покоящийся на кровати, из которой я выскочил, как ошпаренный.

Когда проснёшься, напиши.

Я улыбнулся телефону. А ещё я увидел время. Почти два часа. Ого. Сегодня я тоже много спал. Зато действительно спал. Голова, конечно, побаливает, но всё же есть ощущение того, что… всё будет хорошо.

Я присел на край кровати.

Я проснулся.

Вот такой краткий ответ я напечатал и стал ждать когда Майкрофт мне позвонит или напишет. Было немного странно, но от мыслей о том, что я могу узнать о Майкрофте нечто новое, мне не становилось плохо. Это интриговало.

Пока Холмс медлил с ответом, я сходил в душ (в мою голову вдруг пришли мысли о том, что я же по факту был голый в доме Майкрофта), и потом стал исследовать дом. Просто решил заходить во все двери. Нагло, но… мне жутко хотелось.

Начал я со столовой, в которой мы ели вчера. Помимо уже знакомых предметов я обнаружил смежную дверь. Долго не думая, я распахнул её и очутился в другой комнате. Первое, что мне бросилось в глаза — это беговая дорожка и ещё пара тренажёров. О, вот где Наше Правительство сжигает калории. Поел тортик и прямиком в соседнюю комнату. Ещё в этом помещении стояло большое коричневое кожаное кресло и столик рядом, на котором стоял поднос. Имелось несколько картин и лампы с серым абажуром.

Я продолжил обзорную экскурсию дальше по коридору. На первом этаже всё было в том же стиле: лампы на небольших тумбочках, вешалка у входной двери, подставка для зонтиков, с потолка свисали лампы в охровых абажурах, окна с квадратными шпросами, слева ещё один коридор, много дверей, ведущих то в ванные, уборные, комнаты и кладовки. Оказалось, что второй этаж с картинами не предел! Был ещё и третий! Но там было всё в комнатах. Что ж, на первом этаже была комната… или просто место для отдыха с огромными окнами, короче сюда попадаешь, пройдя через парадную (пол в которой почему-то шахматного окраса). Большое пространство. Кое-где даже стоят какие-то… пальмы? В общем растения. Окна прикрывают плотные шторы благородного красного оттенка. Сколько ж дверей. Мне даже стало как-то не по себе. Ещё один камин, над ним на полке располагаются какие-то старинные предметы. И… кухня? Весьма просторно… Даже пустовато. Ну, естественно, Майкрофт тут почти не ест. Большой холодильник, скорее для вида. На нём на магнитах крепятся рекламки ресторанов с доставкой еды на дом. На небольшой полочке лежит стационарный телефон. Вижу эту картину: Майкрофт как всегда приезжает поздно, подходит к холодильнику, открывает его, вздыхает (потому что там пусто), а затем берёт один флаер и набирает номер, чтобы заказать покушать.

В общем и целом дом этот был прямо майкрофтовским. Невероятно. Я находил удивительные вещи типа доспехов, картин с непонятными людьми (скорее всего предки, больно уж похож был один чел на Майкрофта), статуи людей на конях.

Ох уж этот тёмно-красный ковёр в коридорах.

Что ж, ходить здесь одному было немного страшно. Я всё ещё не излечился. Моё лицо то и дело мелькало, отражаясь от доспехов.

Машина ждёт.

Ага, ну ясно. Снова ехать на базу. Предполагаю, что меня сначала направят к врачам на осмотр, а потом прямиком к Стоун.

В этом плане Майкрофт был предсказуем. Да, первым делом меня отправили в медпункт (когда врач спросил принял ли я таблетки, моё лицо окрасилось цветом ковров в доме Майкрофта), а после внешнего осмотра я пошёл на приём к мозгоправу. Но к моему удивлению место сеанса сменилось. Я сидел в её кабинете. Вот это подходит для психотерапии, а не та допросная коморка.

Стоун поприветствовала меня улыбкой и вопросом о самочувствии. Я ответил, что мне лучше.

— О чём хочешь поговорить?

Ух, ты. Мне дают право выбирать.

Я пожал плечами. Честно, я не хотел портить своё более менее хорошее настроение, лазя в подвал своей души. Знаю, нужно разобраться со всем дерьмом, пока хуже не стало. Но мне кажется, что нужно выдержать паузу.

— Кто учреждает эти сеансы? — спрашиваю я.

Мне удобно сидеть в мягком кресле, окружённым картинами и приятными оттенками.

— Конкретно на этих настоял мистер Холмс. — ответила психолог, протерев свои очки. — Первые обязали члены совета, с которыми ты беседовал на собраниях.

Ну, на беседу это было мало чем похоже. Вот слово «допрос» больше подходит.

— То есть с точки зрения остальных членов, помощь психолога мне уже не нужна? И если бы не инициатива Майкрофта, то мы бы больше не встретились?

— Я не знаю, что думает совет, но полагаю, что первые сеансы должны были нести лишь диагностический характер и лёгкую терапию, чтобы ты смог приемлемо вести себя на встречах. — Стоун закончила протирать очки и водрузила их обратно на нос.

Её глаза немного засвечивали блики, отражающиеся от солнца в окне.

Ответ психолога меня не удивил. Я знал, что представляю для этих высших инстанций лишь временную важность. И это заставляет меня думать о том, что я буду делать в будущем. Мне нужно было примерно вычислить, сколько сеансов меня ждёт, чтобы построить выгодный для меня план.

— Кажется, я нашёл способ, чтобы спокойно спать. — резко перевёл тему я.

Стоун подняла вверх брови и слегка улыбнулась.

— Это просто замечательно. — искренне прозвучала она. — Это большой шаг.

— Я использовал Ваш совет насчёт… — я стал трясти кистью, пытаясь найти подходящее слово. — ну, того что может противостоять образу моего дяди.

— Я рада. — кивнула женщина. — Если это будет продолжать работать, то можно считать то, что ты представляешь, решением половины твоих проблем.

На моём лице сразу отобразилась озадаченность. Решение половины проблем?

— Образ твоего дяди, проецируемый паранойей и психозом — это просто реакция твоего организма на… назовём это стрессом от столкновения противоречащих друг другу идеалов. Чем сильнее и желаннее будет моральный идеал, тем больше ты сможешь контролировать аморальный.

Ну, звучит вполне логично. И вполне применимо в моём случае. Если я буду стремиться быть как Майкрофт, то всё влияние Джима, которое он на меня оказал, исчезнет, и я буду как раньше. Только умнее.

— Глупо. Глупо!

Я сжал подлокотники. Мысли тут же разделились на два фронта. Теперь я уже понимал на какие. Одни раздражали своей идеей о том, что я не должен контролировать себя, должен дать волю, потому что ничто не важно, кроме собственного удовлетворения. Ведь это так легко — делать то, что хочешь, не думать о последствиях, об обществе и мире вокруг. Эти мысли спрашивали какого чёрта я начал стремиться к образцу поведения Холмса. Да уж, об этом вскоре задумался я полностью. С чего это вдруг я развернулся на сто восемьдесят градусов в противоположенную сторону? Джим был моим идеалом. Его поведение, вся его сущность, его идеи. Но причина почему я не стал как он… Во мне осталась эта моральная часть. Хоть сердце и трепыхалось от мыслей о Джиме, оно не жаждало крови. То были мысли о простых отношениях с дядей, о сантиментах. И его ужасало то, на что придётся пойти, чтобы полностью перейти на «сторону богов». Но почему?! ПОЧЕМУ?!

— Откуда в тебе это? Эти сопли.

Не найдя ответ в голове, я поднимаю глаза на Стоун. Та выжидающе смотрит на меня. Спросить её? Всё же это её работа, так что…

— Как думаете, почему я всё же не стал как мой дядя? — прямо спрашиваю я.

Стоун нравится мой вопрос. Она слегка улыбается и кладёт руки на стол. Между пальцами крутится ручка.

— Ты не догадываешься?

Я выгнул бровь.

— Ну, может из-за мамы.

— Твоя мама несомненно оказывает на тебя влияние до сих пор, но не она причина твоего выбора. — я понимаю, что Стоун уже думала над этим вопросом и вот сейчас наконец-то озвучит своё мнение. — У ребёнка, когда тот вырос, когда переломный возраст позади, возникает потребность в примере для подражания. Так как твой отец покинул тебя когда ты ещё говорить не мог, примера у тебя не было. Матери весьма ценны в раннем детстве. Именно тогда дети сильнее всего привязаны к ним. Но когда стартует переход во взрослую жизнь, начинается период подражания. И как показывает статистика, матери редко становятся объектами для этого дела.