— Так зачем же ты сбежал? — вдруг задаёт коварный вопрос психолог. — Пойми, Эдвард. Психопаты чувствуют превосходство. Как боги. А боги не считают, что им нужно меняться.

Я не замечаю, как вскакиваю на ноги.

Боги. Как боги. Психопаты?

— Не романтизируй их мир. — голос Стоун доносится откуда-то из глубин. Или это я на глубине? — Они могут управлять тобой, манипулировать, это доставляет им удовольствие… смотреть как ты пляшешь.

Я смотрю как руки медленно начинают светиться, как их кто-то обводит жирным карандашом.

— Спроси себя, почему я делаю всё это?

— Не знаю.

— Подумай. Если ты это поймёшь, то…

— То что?

То что? Если бы я понял, если бы я догадался, то ушёл бы. Кому нравится, когда им манипулируют? Но Джим ведь наоборот хотел, чтобы я понял. Значит…

— Его не пугало, что я обо всём догадаюсь. — говорю я, не твёрдо опираясь о спинку стула.

Стоун внимательно изучает мои реакции.

— Так… — она кивает. — Почему не пугало?

Я бегаю глазами по комнате. Думай. Думай наконец!

— И если бы ему было всё равно, он бы не хотел вовлечь меня в свои дела.

Стоун уже не кивает. Возможно, здесь её информация заканчивается.

— Что он хотел сделать с моим неврозом? — спрашиваю я у себя.

Комната в порядке, когда я думаю. Когда я начинаю думать, то всё становится на свои места.

— Создать второго себя.

Я перевожу взгляд на Стоун и на секунду обливаюсь потом, увидев на месте психолога моего дядю. Галлюцинация занимает всего одну секунду, но от резкого вхождения в шоковое состояние голова начинает кружиться. Я медленно оседаю на стул.

— Позвать врачей? — спрашивает Стоун.

Я отрицательно качаю головой. Сейчас, ещё чуть-чуть и пройдёт.

— Ладно, Эдвард. — чуть откашливается психолог. — Я всё-таки должна сообщить тебе о твоих скрытых и не скрытых расстройствах. А ты подумай, права ли я.

Я вцепился в край стола, чтобы не упасть.

— Психопатия — это патология характера, возникающая в результате врождённой или рано приобретённой неполноценности нервной системы. Она может передаваться по наследству.

Я замер, ожидая услышать страшный приговор.

— И в твоём характере есть некоторые признаки. Пообщавшись с мистером Холмсом, я смогла составить общую картину. Ты можешь сам назвать хоть один? — неожиданно просит Стоун.

Я что и диагноз сам себе ставить должен? Господи, я просто хочу поспать.

— Не знаю. — еле выговариваю я. — Майкрофт говорил, что у меня синдром безнаказанности.

— Так. Хорошо. Отсюда следует некая форма нарциссизма, но я скорее назову это стремлением к личному превосходству. Но это лишь неверная защита от комплекса неполноценности.

— Выходит, я не такой уж и замечательный. — иронично усмехаюсь я, сдерживая подступающие слёзы. Я идиот.

— Тебе просто нужна помощь. И мы почти пришли в решению.

К решению… Я машинально прикрываю глаза, а через секунду в ужасе распахиваю. «Рыцарь кубков».

Стоун наблюдает за мной. Я вздыхаю, усаживаясь прямо.

— Выходит, он хотел создать второго себя и взращивал во мне психопата? — подвожу итог я.

Стоун кивнула, а моё сердце охватил ужас.

— А что в этом плохого? — вдруг спрашиваю я. — Мне вот всё думается, какая разница?

— Повторюсь, — вдруг улыбается женщина. — тогда зачем ты сбежал?

— Испугался? — выдаю я с раздражением.

Я заметил, что за нашу беседу моё настроение изменилось раз сто. Я раздавлен, на грани истерики, я вдруг злюсь, а в следующий миг всё правильное и неправильное перемешивается, теряя смысл и источник. Крыша едет конкретно.

Тишина. Я с трудом шевелю пальцами. Свет словно мигает. А может мне кажется.

— Эдвард. — звучит голос психолога.

Я еле фокусируюсь на её лице.

— Тебе нужно вернуть внутри себя гармонию природы и культуры. Представь, что твоё бессознательное — это твой дядя. Тебе хочется отдаться ему, он тебя манит. Но это неверный путь. Как бы тебе не казалось, он не принесёт тебе процветания как личности, потому что без морали коллективная жизнь человеческого общества невозможна, решить твои проблемы можно лишь преодолев преграды к социальному чувству. Отсюда и гармония природы и культуры.

Я понял о чём она. Психология, последний класс. Я выполнял все задания от балды, но за целый год хоть что-то во мне, да отложилось. Это элементарные понятия. Но я их элементарно никогда не применял к себе. Кажется она права — я никогда по настоящему не думал.

— И как её вернуть? Гармонию. — хриплю я, ощущая, как досада проедает душу.

— Для начала тебе нужен пример сознательного. Кто-то, кто будет полной противоположностью твоему дяде. Кто-то порядочный, благородно мыслящий и действующий, для кого моральные ценности и устои многое значат.

Я заметил, что вожу пальцем по краю стола. Влево-вправо. Влево-вправо. Влево… Палец замер на середине. О, нет. Не может быть.

— Это поможет тебе противостоять твоим кошмарам. — продолжает Стоун. — Твой страх — это реакция частичек разумного на то, что хочет завладеть твоими мыслями. Чем больше частичек разумного, сознательно правильного, тем сильнее ты сможешь противостоять обратной стороне.

— Ты такой глупый. — я делаю вид, что не слышу. — Зачем тебе это правильное? Выйди из системы, Эдвард, и я с тобой закончу.

— Я понял. — киваю я, выкручивая под столом свои пальцы.

— Хорошо. — Стоун откидывается на спинку стула. — Хочешь закончить на сегодня?

Я киваю.

— Подумай над всем и верни себе контроль.

Я вышел из кабинета и тут же встретился глазами с Майкрофтом. У меня вдруг появилось ощущение, что я пробыл в этом кабинете несколько веков. А ещё… Я смотрел ему в глаза, и мне стало казаться, что он слышал всё, о чём мы говорили. Ну, и пускай.

— Сегодня всё будет быстро. — начинает политик. Я понимаю, что мы сейчас поедем в Темз Хаус. — Тебе просто нужно дать больше показаний.

Я вздыхаю и киваю.

Мы идём на стоянку. Я думаю о вероятности выжить сегодня. Каждый шаг может быть последним. В какой-то момент мне становится совсем не по себе, и я хочу вцепиться в Майкрофта. Я знаю, что он идёт за мной следом. Я уже оборачивался пару раз и встречал лишь воздух. Но этот воздух будто источал его ауру. Такую, какую я ощутил, когда мы в припадке какого-то психоза стояли друг напротив друга в темноте. Долго. Настолько, чтобы я запомнил ощущение его близости. Эту нестабильную опасную энергию. Знаю, это всё неправда. Его присутствие здесь физически. Но он здесь в другой форме. Бессознательное? Может Стоун права. Долбанные игры разумов.

Я снова сажусь в полицейскую машину. Мои жалобные взгляды не пронимают Холмса. Вот что ещё. Если моё решение — это грёбанное Британское правительство, то я точно труп. Пропасть непреодолима. Если я, конечно, не продолжу прыгать до тех пор, пока он не простит меня. Больше мне ничего не остаётся. Либо двигайся, либо умри. Умереть будет как-то позорно. Тогда я не смогу отомстить. Так что не сегодня, Сатана.

Я робко взглянул в окно. Всё так же. Тот же город и я придурок.

Нужно понять, как сделать так, чтобы Майкрофт меня простил. Я знаю его всего пять лет. Ни разу всё не заходило так далеко. Я и раньше косячил, но всё ограничивалось выговором, иногда лишением каких-либо привилегий, Майкрофт почти не менял своего отношения ко мне. Может на этот раз я его… задел? Если такое вообще может быть. Как вернуть его доверие?

Да, всё действительно прошло быстрее обычного. Я закончил свой рассказ об известной мне деятельности Джима, так же упомянул, что мой бывший тренер похоже крыса (стоило видеть их лица), как и один из их агентов по имени Александр, который благодаря мне сейчас удобряет землю на кладбище Ист-Энда.

— Но всё уже бессмысленно. — сказал я, когда собрание уже катилось к закату. — Он всё изменил. Я уверен. Вы не найдёте и малейшей связи между всем, о чём я рассказал и им.

Это было понятно. Джим не даст себя поймать. Наверняка он начал всё переигрывать уже в тот же день, когда я сбежал.