— Было решено отправить тебя сначала к психологу, прежде чем продолжать расследование. — сообщил политик. — Здесь без специалиста подобного рода, как оказалось, не обойтись.

Я грустно глянул на Холмса.

— Мы поедем к нему прямо сейчас.

Я без возражений кивнул. Что угодно, Майкрофт, что угодно.

До машины меня практически дотащили. Я снова стал терять самообладание, поэтому полицейским пришлось втаскивать меня в машину под любопытные взгляды прохожих. Я повалился на заднее сиденье и так остался лежать до самого возращения на Набережную Альберта. До здания меня так же протащили, но как только рядом возник Майкрофт, я сам встал на ноги.

Мы шли по корпусу, в котором я ещё не был. Здесь было полно действующих шпионов. С психологом я тоже был не знаком.

— Это Дебра Стоун. Она работает с оперативными агентами и производит диагностику их психологической пригодности. — представил женщину лет тридцати пяти Майкрофт.

Та ждала нас около дверей, ведущих, как я предполагал в уютную комнатку, в которых обычно психологи и принимают пациентов. Но я ошибся. Меня завели в какое-то помещение, напоминающее комнату допросов. Серые стены, стол, два стула, белый свет, льющийся из подвесных длинных ламп. Про спокойствие и уют не могло быть и речи.

Я сел с одной стороны стола, психолог с другой, Майкрофт исчез. Это усилило моё беспокойство. Я озирался по сторонам, как будто помещение в изобилии было обставлено разными вещами.

— Итак, мистер Мориарти… — я вздрогнул. Она заметила. — Или мне обращаться к Вам по имени и на «ты»? Как будет комфортнее?

— По имени. — немного прохрипел я.

— Хорошо, Эдвард, — она выделила моё имя. — начнём пожалуй со стандартного опроса агента, когда тот проходит переквалификацию или возвращается после долгого отсутствия. — продекларировала женщина, а затем достала из своего дипломата папку, из неё бумаги и ручку. — Итак, я буду говорить слово, а ты первую ассоциацию, которая придёт в голову. Не думай больше секунды или двух, выдавай первое, что в голову пришло. Понял? — я вяло кивнул. — День.

— Свет. — я прокашлялся.

— Оружие.

— Убийство.

— Агент.

— Пешка.

— Хорошо, — психолог записала мой ответ. — женщина.

— Не моё. — я выдал это, не задумываясь, а когда понял, что сказал, нервно забегал глазами по столу.

— Всё хорошо, Эдвард. Продолжаем. — успокоила меня Стоун. — Сердце.

— Боль. — Боже, что я несу. Как тринадцатилетняя девка.

— Птица.

— Ворон.

— Майкрофт Холмс.

Мои ресницы вздрогнули.

— Безопасность.

— Солнечный свет.

Я замялся. В голове вспыхнуло имя дяди, но я не осмелился произнести его. Стоун выжидающе смотрела на меня.

— Дядя. — чуть слышно отозвался я.

— Лунный свет.

— Дядя. — меня на секунду разозлило то, что всё было пропитано образом Джима.

— Убийство.

Я сжался.

— Дядя.

— Страна.

— Англия.

— Джеймс Мориарти.

Мои глаза взметнулись на психолога. Стоун смотрела на меня, держа наготове ручку.

— Джеймс Мориарти. — повторила она.

Я молчал. У меня было слишком много ассоциаций и все пришли одновременно.

— Эдвард.

Я отрицательно помотал головой, опуская глаза. Я не хочу о нём говорить. Не хочу. Свет в комнате словно стал медленно гаснуть, тени расти, и в углу я увидел силуэт… Я тут же повернул голову в другую сторону, но тени продолжали ползти ко мне, а силуэт приближаться. Это всё воображение, выдумка. Чёрт. Я вцепился в край стола и попытался вернуть себя в реальность, смотря на свои руки.

— Эдвард, поговорим об этом? — голос помог мне сосредоточиться.

Всё вернулось в привычный вид. Я, всё ещё тяжело дыша, поднял глаза на психолога.

— Прошу, не сейчас.

Стоун покивала немного, скорее для себя, и сделала запись.

— Думаю, мы будем встречаться с тобой периодически. — сказала женщина. — Как я вижу, ты травмирован и тебе требуется помощь.

Психолог ещё раз внимательно на меня посмотрела. Я не входил с ней в зрительный контакт. Мне хотелось… спать. Жутко. Однако я боялся. Сам ещё не понял чего, но вид пустой комнаты и меня одного в постели заставлял моё сердце стучать быстрее.

Она сказала периодически? Значит ли это, что меня пока не выгоняют? Ах, ну, конечно. Я же ещё не все карты на стол выложил.

— Можешь рассказать мне, что тебя беспокоит. — говорит Стоун.

Я еле тяну вверх одну бровь. Я не фанат психотерапии. Сюрприз? Ни черта. И это не просто фишка у меня такая. Моя мать постоянно таскала меня по больничкам лет до двенадцати. Ей всё было интересно, почему это у меня нет друзей. Так что за пять лет я побывал у огромного количества мозгоправов. И что они все говорили? Ничего существенного.

— С возрастом всё пройдёт. — говорил один.

— Ему нужно больше общаться с противоположенным полом. — заключил другой «гений».

— Он слишком зажат. — просто отвечал третий.

И так далее. Я понимаю, что мама желала мне добра и всё такое. Учитывая, что мы в каком-то смысле прятались от старых «друзей» отца, она не хотела, чтобы у меня было плохое детство. Но оно и не было плохим. Я и не понимал, что ни с кем толком не общаюсь, а когда стал замечать, что чем-то, по всей видимости, отличаюсь от других, мне было в общем-то наплевать. Я привык быть один и тесная дружба с кем-то казалась мне чем-то ненужным. Мне хватало мамы и её поклонников, которые развлекали меня постоянно. Один сводит в кино, другой в зоопарк, третий купит самокат. Всё это делалось, чтобы маму покорить, разумеется, но я брал от жизни всё и не задумывался. Всегда находился какой-нибудь мужчина, готовый поиграть в моего отца. Звучит всё так, будто моя мать была какой-нибудь, извините, шлюхой. Но всё было очень даже романтично и даже загадочно. Один партнёр на пару дней, цветы, шоколадки, одна-две ночи при свечах и всё.

Думая об этом сейчас, я внутренне ухмыляюсь. Если посмотреть с такого ракурса, я всё детство был окружён мужчинами и недостатка в общении не испытывал. Когда мать погибла, погибло и всё, что держало мою иллюзию общества.

Я гляжу на Стоун раздумывая над тем, что хочу сказать. Это сложно. Сложно открыться кому-то. Женщина напротив мне никто, и я даже не пытаюсь проецировать на неё образ моей мамы. Я бы мог рассказать ей только техническую часть, не вдаваясь сильно в свои глубинные чувства. Мне нужно, чтобы она подсказала как избавиться от приступов.

— Мне сказали, что у меня бывает состояние суженного сознания. — выдаю я, растирая запястья.

Стоун приподнимает брови, а затем делает заметку в тетради.

— Кто сказал?

Я сразу отвожу взгляд на стекло сбоку. Как странно, что я его не заметил сразу. Оно почти сливается со стеной.

— Он. — отвечаю я, рвано втягивая воздух.

Стоун молчит пару секунд.

— Как это проявляется?

Я не отрываю глаз от стекла. Что-то в нём есть.

— Мир кажется другим. — снова выдавливаю я. — Более чётким и нереальным.

— Так. И что ты при этом чувствуешь?

Я отрываюсь от лицезрения зеркала и опускаю глаза на руки. Чуть подрагивают.

— Мне страшно. — чуть слышно произношу я. — Но потом всё становится неважным. Как будто я могу делать всё, что захочу, хоть прыгнуть с крыши и взлететь.

Я не вижу лица Стоун, лишь слышу, как скрипит ручка и прогибаются под давлением стержня листы.

— И у тебя обостряется память?

Я хмурю брови.

— Нет, вроде. Я наоборот ничего почти не помню потом.

— И как ты из него выходишь? Или оно само проходит? Расскажи поподробнее, когда это началось.

Чёрт. Если начну, то коснусь темы дяди, а я этого не хочу. Но с другой стороны действительно нужно отследить источник.

Я мнусь, готовя себя к неизвестности. Мне трудно дышать и сердце стучит как при панической атаке, крутит живот.

— В первый раз случилось… — я останавливаюсь, уставившись на стол.

Кажется, меня сейчас вырвет.

— Принести воды? — предлагает Стоун.