Сама картина аварии Янку оставила почему-то равнодушной: да, смятая машина, да, какого-то незнакомого Янке человека забрала скорая… Но ведь если забрала – значит, жив?

«А ес-сли бы был мёртв? – ядовито прошипел внутренний голос. – Думаешь, ты бы что-то почувствовала? Незнакомцы – они как бы и не с-сущ-ществуют…»

Янка потрясла головой, отгоняя неприятные мысли. Ей было не по себе не от вида аварии, нет… От такого знакомого пешеходного перехода, расписанного граффити.

«А мы пойдём с тобою, погуляем по трамвайным рельсам…»

Янка сглотнула комок и подавила в себе желание тут же погасить экран и сделать вид, что ничего не было, случайное совпадение места, и мальчишка в белой кигуруми на фото, конечно же, просто почудился.

Но пальцы, инстинктивно комкающие толстовку на груди, разжать удалось не сразу.

А потом футбольный мяч влетел Янке в спину, нога запнулась о ступеньку моста через реку, до которого Янка как раз дошла, цепочка подвески, зацепившись за прядь волос, как живая, вывернулась из-за ворота…

Испачкала колени Янка, конечно, куда сильнее, чем ударилась, и разозлилась разом и за боль, и за страх, и за промокшие джинсы. Вскочив, она хотела запулить мяч подальше (а лучше – в реку!), но обнаружила, что его уже подобрал грузный мужик в серо-зелёной куртке. Подкинул пару раз, сделал вид, что сейчас бросит в воду, послушал возмущённо-отчаянные вопли мальчишек-футболистов и, хмыкнув, кинул мяч им.

– Глядите, куда пасуете! – крикнул он и повернулся к Янке: – Цела?

Янка повела плечами, сунула телефон в карман, и, буркнув: «Спасибо, всё в порядке», – похромала на мост.

«Вот так задумаешься один раз поглубже, – промелькнула в голове мысль, – и всё, череп об ступени “крак”, земля, гудбай, отправишься небесной канцелярии объяснять, с чего ты такой рассеянный с улицы Бассейной…»

Янке захотелось поглубже спрятаться в капюшон и телепортироваться домой. И ни за что не оборачиваться, хотя преследовало иррациональное ощущение, что мужик не ушёл, а стоит и смотрит ей вслед.

– Красивый кулон!

«Это случайность, это не ко мне, это не…»

Янка судорожно накрыла горячую рыбку ладонью.

– Парень подарил? – не унимался голос. Охотно демонстрируемое дружелюбие в нём смягчало насмешку, но всё равно Янка глухо застонала про себя, озираясь.

Говорила девчонка в зелёной парке с меховым капюшоном. Незнакомка сидела на широких перилах моста, прижимая к груди альбом для рисования, покачивала ногой в грубом ботинке и с интересом смотрела на Янку.

– Да нет, какой парень, ты чего, – отступила Янка, поспешно пряча рыбку за ворот. Вспоминать про Вика было совсем некстати!

– А кто? – Девчонка пальцами пригладила пушащиеся русые волосы – совсем короткие, «под мальчишку» – и спрыгнула с перил.

И хотя ростом она оказалась не выше Янки, девчонкой выглядеть перестала. На первый взгляд ей с натяжкой можно было дать лет семнадцать, но что-то вроде интуиции нашёптывало, что «девчонка» и двадцатилетие давно справила.

От любопытства, крупными буквами написанного на её лице, делалось не по себе.

– Никто, – буркнула Янка. – Какое тебе… вам… Какая разница?!

– Интересно, – пожала плечами незнакомка. Серые глаза из-под короткой чёлки чересчур внимательно скользнули по Янке. – Тебя как зовут?

Почему-то вспомнились старые сказки – «не заговаривай, не называй имени, ни на что не давай согласия»…

– Янка.

Очень хотелось развернуться и уйти, но никакого, даже самого условного, повода в голову не приходило.

– Ленка, – в тон откликнулась девушка, не замечая Янкиных мучений. – Будем знакомы и всё такое. Так расскажешь?

– Нет, – насупилась Янка и потянула за край капюшона, прячась под него поглубже.

– Нет, не будем знакомы?

– Нет, не расскажу.

– Жаль, – так искренне огорчилась Ленка, что поверить в эту зашкаливающую искренность было сложно.

Янка заметила вдруг, что глаза у Лены разные. Одинаково серые, но правый, широко распахнутый, смотрел невинно и доброжелательно, а вот левый лукаво щурился.

– А ты что тут делаешь? – неловко попыталась сменить тему Янка.

Ленка с готовностью сунула ей в руки альбом, разом становясь похожей на школьницу класса так шестого:

– Рисую!

Янка успела заметить задорный смайлик, фломастером накарябанный на ногте среднего пальца, а ещё – что ногти Ленка состригает до неприличия коротко, что плохо смыла золотистый лак, а пальцы перемазаны в грифеле, и…

Ленка отняла руки и спрятала в карманы куртки. Янка поспешно перевела взгляд на альбом.

Лист был испещрён карандашными набросками: горбоносая медвежья морда, мохнатые лапы, тёмный внимательный глаз – как живой!.. Янка, до того видевшая белых медведей только в интернете и на конфетных фантиках, с интересом присмотрелась к деталям, но чем больше вглядывалась, тем яснее ощущала, что в рисунках что-то не то… Вот характерная скорее для собак полоса тёмной кожи над челюстью, чуть по-другому расположенные, слишком умные глаза; уши – крупные, почти собачьи; не такие мощные, как у настоящих «мишек», задние лапы, а хвост… у белых медведей он вообще есть?!

Янке сморгнула, пытаясь понять, это у неё глюки или… Нет, зверь на рисунках совершенно точно был гибридом, медведепсом, но никак не обычным белым мишкой! В точно лёгших линиях, в естественно-гармоничных пропорциях и неуловимой живости позы точно не было неловкого «упс… ну ладно, сделаю вид, что так и задумано». Янка умела это распознавать.

Ленка словно что-то почувствовала и нахмурилась:

– Ты сейчас начнёшь рассказывать, что это не медведь? Ну да. Не медведь. И что?

Морщинки меж бровей и у губ делали её разом старше на десяток лет. Снисходительным «Ленка» звать её больше не получалось.

– А кто? – почему-то понизила голос Янка.

Интуиция, не утруждая себя объяснениями, шипящим шёпотом советовала забыть о любопытстве, вернуть альбом и бежать без оглядки.

– Какая разница? – так сильно удивилась Лена, вскидывая брови, что стало ясно: играет. И переигрывает.

Янка опасливо пожала плечами, отступая, но не успела: Лена уже переключилась на старую тему, и серые глаза почти ощутимо скользнули по спрятанной за толстовкой рыбке:

– Ну, а ты, может, тоже дашь глянуть? – Лена подалась вперёд, бесцеремонно протягивая руку: – А подержать?

Янка отшатнулась, загораживаясь альбомом, и вдруг с какой-то озаряющей ясностью поняла, что совсем не может определить возраст Лены.

– Дай мне подержать твою рыбку, Ян!

Лена выпала из любых возрастных примет. На молодом лице пряталось слишком много морщинок, слишком взрослые глаза (даже тот, невинно распахнутый, смотрел теперь совсем иначе!), а в движениях сквозила сила, какой не может быть у вчерашних школьниц – не физическая.

Такими бывают старые шаманки, а может, королевы на пенсии – когда телесная оболочка от старости истончается, и истинная, внутренняя сила, как дракон, прорывается сквозь неё.

Лене до такой старости было ещё с полвека, но…

«Если она вдруг признается, что ей уже триста лет, я не удивлюсь», – билась в голове нелепая мысль.

Лена вздохнула, вытянула альбом из разжавшихся Янкиных рук… и рассмеялась, и сила скрылась за беспечно-подростковой улыбкой, за лукавым прищуром:

– Ладно, милый ребёнок, как хочешь. Не сейчас – так потом. В верное время, в верном месте… Будем считать, я и так всё знаю.

Это не было похоже на угрозу, да и улыбка была самой беззаботной, но…

– А я – ничего не знаю, – огрызнулась Янка, пятясь. Она слишком хорошо помнила, что ещё полминуты назад Лена была совсем другой.

– Не знаешь? – с сочувствием в голосе протянула Лена. – Вот ведь зараза он, да?

Янка замерла с поднятой ногой:

– Кто?!

– Никто!

– Но… ты сейчас сказала: «Вот ведь зараза он»! Кто «он»?

Лена усмехнулась: быстро дёрнула уголком губ и только затем выдохнула носом короткий смешок-«пф».