– Будем считать, что вы меня убедили. Но все-таки поговорить с Мелиховой не помешает. Так что, Диана Артемьевна, будьте любезны, пригласите сюда Ольгу Геннадьевну.

– Сейчас, – ответила женщина и вышла.

Капитан Турусов подумал о том, что они здесь, пожалуй, застряли надолго. Он надеялся, что его оперативники сумеют найти оружие преступления. Если никто отсюда не выходил, то нож должен быть где-то в доме, в крайнем случае, в саду.

Но следы в саду искать было бесполезно: даже если они были, то предутренний снег, сыграв на руку преступнику, замел их. И камер на особняке не было. То ли хозяин был уверен, что воры на его имущество не позарятся, то ли не желал наблюдения за личной жизнью обитателей его дома.

Охранники имелись, и камеры наружного наблюдения, обозревающие улицу, тоже. Но и те и другие смотрели на то, что происходит за пределами территории усадьбы. Сад и тем более дубовая роща были вне поля их зрения. «Что, если преступник не поленился спрятать нож в роще? – подумал Турусов и сам же себе возразил: – Нет, навряд ли кто-то, не рискуя быть замеченным, отправился ночью в рощу». Тихий шорох открывающейся двери отвлек его от мыслей.

– Можно? – спросил женский голос.

– Да, заходите. Ольга Геннадьевна? – произнес он полувопросительно, полуутвердительно.

– Да, Мелихова я, – подтвердила женщина.

– Садитесь, пожалуйста, – капитан указал ей на стул, стоящий напротив.

Женщина села и положила руки на колени. Этот непроизвольный жест вызвал у капитана улыбку, которую он сразу же постарался скрыть.

– Ольга Геннадьевна, вы ведь знаете, что произошло?

– Кто же этого не знает, – тихо отозвалась она.

– Для того, чтобы найти того, кто это сделал, нам придется опросить всех, кто находился ночью и утром в этом доме.

– Я понимаю, – ответила женщина.

– Скажите, пожалуйста, кем вам приходился Захар Яковлевич Масальский?

– Я даже и не знаю, как вам ответить на этот вопрос, – растерянно проговорила Мелихова.

– Так, как есть, Ольга Геннадьевна.

– С одной стороны, никем, – вздохнула она, – а с другой стороны, когда Захар был маленьким, я жила в доме его отца и помогала ухаживать за всеми детьми Якова Петровича Масальского.

– То есть, несмотря на то что вы не были родными по крови, вы считали Захара своим племянником?

Мелихова кивнула.

– Как часто вы общались с ним в последнее время?

– Редко.

– Почему?

– Захар не был любителем гостевания, к брату приезжал нечасто, да и то только после долгих уговоров Ефима. Я же почти не отлучаюсь из этого дома.

– Вы не знаете, почему Захар Яковлевич отказывался навещать брата?

– Я же вам говорю, что Захар не любил ездить по гостям.

Капитану Турусову показалось, что в голосе женщины прозвучал слабый намек на раздражение. «Интересно, – подумал он, – чем ее мог задеть мой вопрос».

– А вы лично хотели бы чаще видеться с младшим братом хозяина этого дома? – задав свой вопрос, капитан не спускал с лица Мелиховой глаз.

Но на нем ничего не отразилось. Женщина пожала плечами и ответила:

– Мне было все равно, кто приезжает к Ефиму. А от Захара я успела отвыкнуть. Мы с ним почти и не общались. Так, здравствуй, прощай да как здоровье и дела.

– Почему же так?

– Я видела, что он не заинтересован в разговоре со мной. Чем ему может быть интересна такая старуха, как я. Сама же я не хотела навязываться, чтобы не вызвать у него раздражения.

– Вы когда-нибудь ссорились с Захаром Яковлевичем?

– Ну что вы, – улыбнулась женщина.

– Вы заходили в комнату Захара Яковлевича? – спросил Турусов резко.

– А как же, – спокойно отозвалась Мелихова, – я же правая рука Дианы Артемьевны, – при этих словах на лице женщины не дрогнул ни один мускул, хотя капитан подозревал, что Мелихову могло тяготить ее положение в доме. Вполне возможно, что она предпочла бы сама управлять домом и отвела бы Овчинниковой, будь ее воля, роль своей помощницы. Но племянник, опять же условный племянник Ефим, решил иначе. И по идее, она должна быть довольна тем, что ее не гонят со двора. Но не зря говорят, что чужая душа потемки. Так что узнать, что же на самом деле творилось на душе Ольги Геннадьевны, капитану не удавалось.

– И что же вы делали в комнате Захара Яковлевича? – спросил он.

– Накануне смотрела, все ли в порядке с окнами, шторами, камином, потом поливала цветы, меняла воду в кувшине, позднее смотрела, выключен ли камин. В доме и так было жарко.

Капитан уже понял, что Мелихова шныряла в комнате жертвы преступления повсюду.

– А в комнаты других гостей вы тоже заглядывали? – спросил он.

– А как же?! – воскликнула Ольга Геннадьевна, подняв на него взгляд, полный удивления его недогадливостью.

– Хорошо, – сказал капитан. – А какие у вас отношения с Ефимом Яковлевичем?

– Какие у меня могут быть отношения с Ефимом, – проговорила женщина, – он мой благодетель. Если бы не он, мы бы с Сонечкой пропали.

– Сонечка – это?

– Моя внучка. Она еще ребенок, – пояснила Мелихова.

Мужчина кивнул и спросил:

– Ваша племянница Мария часто навещает брата?

– О да! – чуть ли не с гордостью выдохнула Мелихова. – Маша очень привязана к брату!

– Вы имеете в виду Ефима?

– Конечно. Кого же еще?

– Захара.

– Захар-то Маше такой же брат, как мне племянник. У них и отцы и матери разные.

– Родственные связи не всегда определяются наличием родственной крови, – заметил капитан.

– Не всегда, – согласилась Мелихова.

– Поэтому, если Захар рос на глазах вашей племянницы, не было бы ничего удивительного в том, что она считает его братом.

– Может быть, Маша, и считает его братом, – пошла на попятную Мелихова, – но ведь Захар и ее сторонился.

– И почему же это?

– Кто ж его знает, – поджала губы женщина.

На ее лице капитан успел заметить порицание Захара за неблагодарность. «Выходит, ей было обидно, что она заботилась о Захаре в детстве, а он не оценил, оказался, так сказать, неблагодарным. Вообще-то давно известно, что нет в мире большей глупости, чем ждать благодарности от тех, кого когда-то облагодетельствовал. Для сохранения собственных нервов, делая доброе дело, не нужно рассчитывать на вознаграждение. Но не говорить же об этом пожилой женщине», – подумал капитан.

– Ольга Геннадьевна, вы можете идти, – сказал он, – и позовите, пожалуйста, ко мне вашу племянницу Марию Павловну Климову.

Мелихова молча кивнула, тяжело поднялась со стула, на котором сидела, и направилась к двери. Наблюдая за ней, Турусов подумал, что жизнь не пощадила Ольгу Геннадьевну. И не будь у нее болезненной внучки Сонечки, она, может быть, собрала бы свои вещи и без сожаления покинула дом Ефима Яковлевича Масальского, в котором была правой рукой его домоправительницы, то есть абсолютно чужой ей женщины.

И капитан невольно посочувствовал ей. Сам он ни за что на свете не согласился бы на старости лет оказаться в роли приживала. Он не понимал, почему племянница Мария не может взять тетку к себе.

Турусов пока много чего не понимал…

Прошло не более пяти минут, прежде чем дверь снова приоткрылась и по ней пару раз стукнули костяшками пальцев.

– Я могу войти? – раздался уверенный женский голос.

– Да, входите, – капитан с интересом посмотрел на вошедшую женщину. Была она высокой, не толстой, но крепко сбитой, по-видимому, с широкой костью. «Лоб низковат, – отметил про себя капитан, – брови широковаты. Темные, почти черные волосы, коротко острижены, губы как губы, подбородок тяжеловат, видно, дама обладает недюжинной волей. Не красавица и не уродина», – подвел он итог своему изучению внешности вошедшей.

– Вы Мария Павловна Климова? – спросил Турусов на всякий случай.

– А вы кого ждали? – ответила она вопросом на вопрос.

«Судя по всему, вас и ждал», – вздохнул про себя капитан и представился: