Ему хотелось закричать, сию же секунду оказаться в отделе международных отношений, и запустить в него какой-нибудь сглаз. Он же отошёл и не мешал ему, сделал всё, всё так, как она хотела. Он открыл ему дорогу, финишную прямую, и что же нужно было сделать, чтобы женщина, которая нравилась Малфою, была в таком состоянии?

Неужели, он ошибся? Теодор не мог в это поверить, он всегда считал, что разбирается в людях и был уверен, что у них всё будет хорошо. Но ведь это был Малфой. Человек, которого он никогда не мог предугадать. Малфой оставался тёмной лошадкой, и сейчас Теодор думал, что наверное нужно что-то сделать.

Ход его мысли прервал никто иной, как Джеймс Бетелл. Он остановил его, похлопав по плечу, и Теодор повернулся, увидев его открытое лицо.

— Добрый вечер, Джеймс. Я рад вас видеть!

— Добрый вечер, Теодор, и я вас тоже рад видеть. Вы со мной?

Теодор немного смутился и растерялся, но потом вспомнил, что это тот самый четверг. День книжного клуба, в которой он уже не ходил. Вот уже… Он потерялся во времени.

— Нет, Джеймс, я больше не посещаю клуб.

— Жаль, мне нравились наши дебаты. Очень жаль, — он покачал головой и внимательно посмотрел на Теодора.

— Вас в клубе по-прежнему трое? — как бы непринуждённо спросил он.

— Нет, я и Гермиона, только мы вдвоём, и больше никого. Поэтому, увидев вас, Теодор, я подумал, что может быть вы всё-таки… — Теодор его перебил.

— Мистер Малфой не приходит, как давно?

— С того времени, как не приходите и вы.

Между ними наступила минута молчания, и первый прервал её Джеймс.

— Я, может быть, покажусь бестактным, но всё-таки бы хотел дать вам совет. Теодор, ваше от вас никуда не уйдёт, просто иногда нам может казаться, что что-то нужное и очень дорогое перед нами, только вот это — иллюзия. Желаний может возникать огромное количество, но истинное, иногда можно и не заметить. И даже любовь, она бывает призрачная, потому что человек многогранный, и порой простую теплоту может принять за что-то похожее на любовь. — он улыбнулся и добавил, — А то, что на самом деле ваше — может находиться на вытянутой руке, всегда рядом. Почему-то мы всегда не замечаем этого, — он похлопал Теодора по плечу, и всё так же тепло улыбнулся, вглядываясь в него.

Теодор несколько секунд думал и внимательно смотрел в глаза этому мужчине.

— Знаете, я думал, что вы крепко спите, а оказывается всё это время, вы видели больше, чем я, — и Теодор рассмеялся.

— Я просто очень долго живу на этом свете. Всего доброго, Теодор. Я желаю вам счастья. И думаю, что мы ещё увидимся. Потому что, только смерть меня может разлучить с этим зданием, — он засмеялся, разводя руками.

***

Теодор приходил в Нотт Мэнор только когда ему нужна была тишина и тот самый холод. Он приказал не отапливать каминный зал, и вообще не подавать жизни в этой части Мэнора.

Домовые эльфы не боялись, они уважали и почитали его, как последнего хозяина этого поместье. У них был свой этаж, и Мэнор был полностью в их распоряжении, кроме этой части, которую Теодор использовал для собственного уединения.

Здесь он разговаривал вслух, спал, и приходил в себя от суеты. Он не зажигал камин, а ещё не впускал свет, поэтому здесь было темно.

Слова Джеймса были для него отрезвляющим напитком, он действительно не заметил чего-то очень важного, и всё это время был сконцентрирован на чём-то, что его не касалось. А чувство к Гермионе — это просто желание быть согретым. Её доброта, участие, показались нужным именно ему.

Он подошёл и посмотрел на портрет своего отца. Он не был на него похож, и отец всегда ему об этом говорил. Теодор был похож на свою мать, как внешнее, так и характером. Но кое-что от отца у него было — это выдержка, несмотря ни на что, он не сломается. Гибкость и умение адаптироваться в любой ситуации были качествами от отца. Но в отличие от него, он использовал это по-другому, он не боролся против добра, а наоборот, пошёл по светлой дороге, или той, что не окрашена кровью.

Он кивнул портрету, и портрет что-то проворчал ему в ответ, также непонятно, как и отец при жизни. Он сел в своё кресло и уснул в темноте, окутанный холодом.

***

Дубовые двери распахиваются и, босиком, по тёмному мраморному полу идёт Гермиона Грейнджер. Она протягивает к нему свои руки и улыбается, тепло и неуверенно. Она медленно приближается к нему, но неожиданно переводит свой взгляд, и в её глазах вспыхивают ужас. Гермиона опускает руки и делает шаг назад, ещё один и ещё, и исчезает, а двери захлопываются так, что у него захватывает дух.

Он хочет встать из своего кресла, но не может. Теодор смотрит вниз, а его ноги связаны тёмными путами. Он хочет что-то закричать, но голоса нет. Он слышит смех, оттуда, где висит портрет, позади него, и этот скрипучий смех принадлежит его отцу.

Теодор сильно зажмурился и раскрыл глаза, а перед ним стоит она, её мягкая улыбка, её шёлковые волосы касаются его. Она целует его, и от её поцелуя ему становится холодно.

Почему так холодно? Он пытается что-то сказать, но горло как будто поражено, будто у него нет языка и он не умеет разговаривать, и словно никогда не умел.

Теодор снова зажмуривается и темнота успокаивает, убаюкивает его. И снова этот скрипучий смех.

Раскрылись двери, и чьи-то быстрые шаги. Открыв глаза он видит, как нему идёт Пэнси Паркинсон. Её волосы растрепанны, а взгляд такой открытый. Она подходит к нему и наклоняется, он снова зажмурился, но ведение в виде Паркинсона не исчезло.

Она протягивает руки и касается его щёк, волос. Пэнси тихонько перебирает их, словно пытается его щекотать, но движения мягкие и трепетные.

Он снова чувствует запах её духов: пряный, резкий, но уже знакомый.

Он открывает глаза и видит её лицо. Её глаза такие зелёные, словно он находится в хвойном лесу и понимает, что пут на нём нет, и он свободен. Встаёт, а его рука неуверенно берёт её.

— Почему ты? — он не узнаёт свой голос, но понимает, что этот вопрос задаёт именно он.

— Потому что я — твоя судьба! — тихо, тихо, отвечает она.

— Господин, мне пришлось вас потревожить, — тихий, испуганный голос. — Вы слишком долго спали, настолько долго, что мы волновались.

Теодор открыл глаза и увидел, что рядом стоят домовые эльфы, а один вышел вперёд, загораживая других собой, и поджимая испуганно уши.

— Который час?

— Хозяин, уже восемь часов вечера.

— Восемь вечера? — грозно спросил Теодор и сам вздрогнул от собственного голоса.

— Да, хозяин, только другого вечера, вы проспали больше суток, чуть больше, — дрожащим голосом ответил домовой эльф и прищурил глаза, словно боялся Теодора.

— Всё хорошо, всё хорошо, — уже тихо ответил Теодор. — Спасибо, и вы можете подавать ужин. Я покину Мэнор через час.

Домовой эльф заискрился счастьем, он что-то затараторил и с хлопком они исчезли.

— Ну и что это было? — спросил сам себя Теодор, и вздыхая, потёр лоб.

========== Часть 8 “На чай” ==========

Теодор снова стоит на том самом крыльце, и как только распахнёт двери — окажется в уютном и светлом доме, в котором всегда пахнет цветами.

Вот уже прошёл целый час ожидания, но его это совершенно не смущает. Он готов ждать до самого заката, и если ему придётся простоять всю ночь, он простоит.

Он сел на крыльцо и думал, как это удивительно, что именно Гермиона Грейнджер и её любовь к книгам, её доброта и участие, а ещё Министерство с их хитроумным планом привело его сюда — на это самое крыльцо. Ему нравилось это. Нравилось быть волшебником, нравилось общаться с маглами, нравилось, что вечерами он общается просто с девушкой, которая не знает что он волшебник. Ему нравился этот мир со всех сторон, а остальное было неважно.

— Извини, ты, наверное, долго меня ждал.

Он услышал этот долгожданный голос. Тонкий, звонкий и очень нежный. Радовался не только его слух, но и сам Теодор.

— Не знаю, я потерялся в собственных мыслях, — он пожал плечами. — Но уже становится холодно.