Пока Теодор думал обо всём этом, Паркинсон откинула одеяло и резко встала с кровати, во всей своей красе.

— Я, конечно, слабо помню вчерашний вечер, и не помню как мы оказались здесь… Но я точно знаю, что вчера мне не было плохо, не настолько, чтобы ты меня раздел, Теодор. Тебе нравится смотреть на голую, пьяную женщину?

— Да, мне нравится тебя раздевать, нравится то, что я вижу! — резко встал и очень близко подошёл к ней.

Он стоял настолько близко, что чувствовал тепло её тела, ощущал её запах и слышал, как бьётся её сердце.

— Пошли в душ, — тихо сказал он.

— Ты охренел?

— Пойдём, — он взял её ладонь в свою, и её тепло ощутила его рука. Он улыбнулся и повёл её за собой.

Но Пэнси сделала рывок, попыталась вырвать свою руку. Сначала у неё это не получилось, но как только Теодор повернулся и посмотрел на неё, ещё раз улыбнувшись, отпустил её ладонь.

Она слышала как включилась вода, и продолжала стоять посреди номера, обнажённая и растерянная.

Теодор знал, что делает всё неправильно, не так, как должно быть. Он не должен был приводить её в этот номер, и тем более звать с собой в душ. Он не должен был её раздевать, ведь она была права, ей не было плохо и он мог спокойно уложить её спать в одежде. Но он знал, что она проснётся, и задаст этот вопрос, и только ради этого вопроса стоило рискнуть.

Теодора улыбнулся и погрузился под душ, ему нравился контраст то холодной, то горячей воды. Он словно играл со своим телом, заставляя его по-разному реагировать. Ему нравилось это ощущение, точно так же, как ему нравилось ощущение от неё: она могла его обжечь или окатить холодной водой, она могла сказать ему нет, и в то же время сделать шаг вперёд. Он никогда раньше об этом не задумывался, но сейчас он знал точно — только она будет заставлять его бежать и останавливаться, снова бежать и снова останавливается, только она вызывает такие эмоции.

Ему не будет просто, но разве ему это нужно?

Она такая же, как он, но определённо другая. Он был всегда таким, в она становится такой рядом с ним. Или ради него?

Теодор почувствовал, как её рука коснулась его спины. Он замер и остался под потоком воды. Пэнси оказалась рядом с ним, за его спиной. Она обняла его за талию, и её руки сомкнулись на его животе, словно спасательный круг, который ему так был необходим.

Почувствовав её голое тело позади и продолжая стоять под водой, он ощущал, как её тепло проникает под кожу глубже, глубже, глубже…

Воздух заканчивался, но он не смел развернуться и выйти из-под воды.

Пенси поцеловала его в районе лопаток, потом ещё, ещё, и её короткие, скромные поцелуи были до самой дрожи. Теодор развернулся, чтобы увидеть её. Она подняла на него взгляд, и в этом взгляде он видел всю неловкость, неуверенность, робость и незримое желание в глазах.

Теодор обнял Пэнси и прижал к себе. Провёл по её волосам, и они стали темнее от воды, а влажная кожа источала тот самый навязчивый, но до боли знакомый и уже необходимый запах.

Теодор поцеловал её, и в этот раз она отвечала ему жадно. Их поцелуй — это шаг навстречу друг другу. Они вошли под душ, и их поцелуй был таким же, как их отношения, у них кончался воздух и им нужно было вынырнуть из-под дождя воды, чтобы дышать. Им нужен воздух, необходим.

Вода-поцелуй-воздух, вода-поцелуй-воздух.

— Тео, у меня никогда не было этого. Я дев…

Он прервал её, закрыв указательным пальцем её губы, чтобы она не сказала ничего, ничего того, что он уже знал.

— Я не буду тебя торопить, пусть все будет, как ты хочешь. Только как хочешь ты, Пэнси.

Теодор поцеловал её нижнюю губу, и ладонями скользил по её влажному телу, ему хотелось прижать её к себе так, чтобы она не ускользнула от него, не превратилась в воду и осталась с ним сегодня, завтра и всегда.

Девушка отвечала ему поцелуями и прижималась к нему сильнее, ощущая его желание, жар и пульсирующую готовность. И ей это нравилось. Нравилось, что он ждёт её слово, что он повинуется ей.

Пэнси отстранилась, и проведя по грудной клетке ладонью, повела ниже, ниже, ниже и дойдя до цели, провела по нему кончиками пальцев. Она смотрела ему в глаза, и видела, как синий цвет становится темнее, как влажная поволока окутывает взгляд, и она вздохнула ему в губы.

Вода стекала по их телам, а они продолжали стоять, и пальцами изучали тела друг друга, трепетно и нежно, до тех пор, пока вода не смыла сомнения, страх, и их общее прошлое.

========== Эпилог ==========

Теодор уверенно шагал по красной ковровой дорожке. Он завернул за угол, и увидев нужный номер, приложил карточку, резко распахнув дверь.

— Паркинсон, это что, такая ролевая игра? Я ждал тебя дома, у меня завтра важные переговоры с международным отделом и… — не успел договорить Теодор, как к нему вышла обнажённая Пэнси Паркинсон с бокалом вина. С её волос капала вода, стекая вниз на пол, прямо к ногам, создавая небольшую лужицу.

— Теодор! — и он на мгновение замер. — А тебе не кажется, что нужно закрыть дверь? — он удивлённо повернулся и увидел, что входная дверь всё ещё продолжает быть распахнутой, а соседний номер смотрел прямо на них. Вздохнув и закатив глаза, быстро захлопнул дверь.

— Я думал, что дома мы сможем отдохнуть, и потом… — она снова его перебила.

— Сегодня ровно пять лет, как мы с тобой оказались здесь впервые, в этом самом номере. Ты знаешь, мне кажется, ты забыл, — она сделала к нему несколько шагов навстречу и остановилась.

— Ну конечно, ты забыл.

Теодор смотрел на влажное тело снизу вверх, и понимал, что он действительно забыл. Даты — это так важно и нелепо одновременно, разве он невнимателен и бесконечно влюблен, но спорить с Пэнси и развозить дискуссию ему не хотелось.

Его жизни стала кутерьмой из событий, а его карьера, как он и хотел, поднималась в гору, и каждый раз она была всё выше и выше. У него было всё, что он хотел, и даже больше — у него была Паркинсон. Его жизнь, как он и думал, не была ровный, а состояла из разных поворотов и неожиданных событий, благодаря её темпераметру. Ему это бесконечно нравилось.

— Знаешь, а я рада, что пять лет назад так всё случилось. И сейчас мне кажется даже романтичным то, что это случилось здесь, — она снизила голос до шепота и сделала ещё несколько шагов. Оказавшись совсем близко, она прижалась к нему всем телом и потянулась за поцелуем.

— Паркинсон, ты намочила мне мой любимый костюм.

— Блять, Тео, — она отпрянула от него.

Посмотрела так, словно хотела испепелить. И Теодор знал этот взгляд. Знал, какие мысли стремительно метаются в её голове, и он засмеялся.

— Во-первых, я уже давно не Паркинсон, а во-вторых, мне никогда не нравился этот идиотский костюм из маговского магазина.

— Опять? — чуть громче сказал он.

— Я многое делаю так, как нравится тебе, и многое делаю так, как хочешь именно ты, но есть то, что мне не нравится. И мне не нравится этот костюм, не нравится то, что ты называешь меня Паркинсон, и ещё мне не нравится… — она не успела договорить, как он оказался рядом с ней и поцеловал её.

У Пэнси исчезли все мысли, и гнев сменился желанием, смешанным с любовью к своему мужу. Она отвечала на его поцелуй рвано, страстно, а он уже снимал этот дурацкий пиджак, расстёгивал эту не менее дурацкую рубашку.

Она хотела поскорее избавиться от всего, что мешало ей насладиться его телом и спешно помогала ему, прерывая поцелуй.

Он провёл пальцами от её плеча и ниже, зная, что щекотка дарит ей острое желание. Пальцы остановились на бедре, и изменив движение на более резкое и грубое, он провёл ладонью от бедра к лобку. Его рука замерла на минуту, и углубив поцелуй, он отстранился от неё.

Пэнси распахнула глаза и посмотрев на него, прорычала сквозь зубы.

— Ну Тео…

Он рассмеялся и резко проник пальцем в неё, Пэнси издала тихий стон.

— Блять, блять, — хрипло произнесла она.

Теодор смотрит в её глаза не отрываясь, видит, как меняется оттенок — вот он становится темнее, как меняется размер зрачка, вот дрогнули её ресницы, и знакомый до дрожи прищур. Теодор чувствует, как по её телу проходит мелкая дробь, нарастает, и вот её руки коснулись его плеча, пальцы перебирают кожу и сжимают её. Он увеличивает, набирает силу движения. Ведь только он знает как ей нравится, что нужно для того, чтобы Пэнси потеряла равновесие и испытала наслаждение. Он вытащил палец и услышал её выдох, и резкий, громкий шлепок ладонью. Тео посмотрел на неё, её глаза были широко открыты. И снова шлепок, и ещё. Его ладонь касалась её горячей и влажной кожи, такой нежной, и снова шлепок.