Гермиона начала мотать головой. Ей хотелось ответить ему, так чтобы он понял всё, что она думает на этот счёт. И ей почему-то захотелось с ним поговорить, и не важно о чём она думала все эти минуты, пока он спал, что она хотела спросить у него. В один момент это стало несущественно, все эти вопросы растворились и появилась потребность просто говорить с ним, просто отвечать ему, доказывая свою точку зрения. И, подумав об этом, она на секунду испугалась, но не перервала контакт глаза в глаза. Его черты лица не дали ей этого сделать.

И она приняла для себя единственную правду, которая находилась между ними: он не опасен и он не желает ей зла.

Драко Малфой ей не враг.

Гермиона улыбнулась просто так, от своих собственных мыслей и от своих собственных утверждений, но её улыбка вызвала противоположные эмоции на лице Драко. Он нахмурился и резко упал обратно на кровать, утопая в своей подушке. Совершив это действие, он поморщился.

— Отвратительно неудобный матрас, ужасная кровать. Как в больнице могут быть такие условия? Больной человек должен быть окружен комфортом для успешного выздоровления.

— Не ворчи. Ты сам недавно говорил, что это всё простое неудобство, — девушка снова улыбнулась.

— Ладно, что ты там хотела спросить? Ты же не просто так села на мою кровать.

— Неважно, — он наконец отвела взгляд в сторону.

— Важно, Грейнджер, теперь всё важно.

— Этот кулон, — девушка наконец-то разжала пальцы и испытав неприятные ощущения, пришлось поиграть ими в воздухе.

Девушка сжимала и разжимала их, и только после этого, она прикоснулась к кулону. Гермиона покрутила его на цепочке, потёрла в пальцах, словно нагревая. Этот кулон был увесистый, круглый, с надписью, выемками и потёртостями.

— Эта связь между нами, какая она? Ты и я, мы обручены? Значит каждый нас будет чувствовать друг друга? Как мы теперь будем жить, когда выйдем из Мунго? Нам теперь нужно находиться всегда вместе? — её больше не пугали эти вопросы и она испытала лёгкость, произнося каждое слово.

Взгляд на Драко она не перевела, продолжая смотреть на собственную руку которая всё ещё держала кулон.

— Слишком много вопросов для меня. И я бы хотел ответить на каждый, но я и сам знаю ничтожно мало. Получил его в шестнадцать лет и инструкция к нему не прилагалась, — Драко усмехнулся. — Отец сказал, что когда мне найдут избранницу, достойную девушку из благонадёжной семьи, то мы поженимся, и тогда моя мама передаст ей свой кулон, который теперь будет носить новая представительница рода Малфоев. Отец говорил, что мы будем связаны с ней магией до рождения первенца, точнее до рождения сына, который продолжит династию нашего рода. А мама в детстве рассказывала, что этот кулон - он помогает, исцеляет, поддерживает, если второму партнёру это будет необходимо. С женой мы будем обмениваться магией, когда это станет и если станет нужным. Это всё, что я знаю.

— Но мы можем находиться на расстоянии друг от друга?

— Думаю, что да.

— Я не хочу думать Малфой, я хочу знать. День, два и мы выйдем отсюда. И каждый пойдёт по свой стороне и я должна иметь представление, что будет со мной, как только ты окажешься от меня на расстоянии, что мне можно будет делать, а что нельзя, — она резко запнулась.

— Ну, Грейнджер, говори, что ты хочешь делать такого, на что тебе нужно моё разрешение?

— Мне не нужно разрешение. Я только хочу знать, что со мной будет, когда я например… Ну это же связывающий кулон, получается, магия привязывает мужа и жену.

— Это магия не привязывает, а она помогает сердцам, которые соединила любовь. Так мама в детстве говорила, что когда я кого-то полюблю и она станет моей женой, то я надену ей этот кулон и мы будем жить долго и счастливо. Но я же не знал, что мама будет спасать тебя и кулон станет твоим. Я не знаю, Грейнджер, — он вздохнул.

— Полюбишь? — из всех слов она выбрала именно это, и именно его смысл она уловила хорошо.

— Что? — удивился Драко.

— Ну просто до этого ты сказал, что тебе выберут невесту из благонадёжной семьи, а потом ты говоришь про любовь. Разве такие вещи совместимы? — Драко молчал.

Он не сводила с неё взгляда и думал, девушка даже не догадывалась, сколько мыслей проносилось в его голове. Драко прямо сейчас испытывал разный спектр эмоций. Ему хотелось оттолкнуть её, снова заглянуть её в глаза, засмеяться и даже коснуться её, и последняя мысль и желание напугали его.

— Наверное, такое невозможно, но моя мама и отец были совершенно разными людьми и по-разному трактовали события. Мама всегда говорила, что я женюсь по любви и буду жить в верности и согласии. Отец же говорил только про партию, по-другому он это не называл. Но, несмотря на всё это, я верю в любовь, ведь мама за что-то любила отца?

Гермиона кивнула и, отвернувшись, прикусила губу.

— Ладно, давай спать, наверное, у нас есть ещё пару часов, пока не пришли целители и не началась больничная суета. И всё-таки, Драко, прости, что я тебя разбудила и нарушила твой сон. И вообще, что говорю с тобой.

Драко прищурил глаза и посмотрел на её силуэт. Он понял, что никогда не разглядывал Гермиону Грейнджер, не обращал внимание на её эмоции, манеру разговаривать, не рассматривал в ней детали, которые видел сейчас.

— Не нужно просить прощения за то, что я с тобой разговариваю — это странно и унизительно, ты не должна извиняться за это. Мы равные, — Гермиона резко повернулась к нему и в её взгляде что-то блеснуло, какой-то огонёк.

Драко приподнялся, пытаясь разглядеть, что же это было. Выражение лица её изменилось, оно стало более вытянутым, а распахнутый взгляд был настолько открытым, что ему хотелось приоткрыть своё сердце и рассказать ей что-то простое, но скрытое ото всех. Будто они были друзьями. Но это было не так. Ведь друзьями они никогда не были.

А разве были они врагами? Разве он желал ей когда-нибудь смерти или это было игрой, манипуляцией, которая продолжалась долгие годы? Он делал так самоутверждаясь. Нет, он не оправдывал себя, просто теперь знает, что Гермиона Грейнджер врагом не была. Она была просто девушкой, неравной для него, которую он унижал, чтобы казаться выше, сильнее, а в итоге был самым последним в списке именитых волшебников.

— Если захочешь, можешь всегда со мной поговорить. Знай, я не против и тем более здесь никого больше нет. Знаешь, мне надоело это одиночество, оно засасывает и оттуда невозможно выбраться. Я устал быть один, устал от того, что мне нужно оправдываться, за прошлое и за того, что я делал. Нет ничего, ради чего мне хотелось жить, есть только мама и она не переживёт, если я исчезну. А мне так хочется, чтобы она улыбалась и была счастлива, что просыпаюсь каждое грёбаное утро и знаю, что мне нужно просто вставать, просто что-то делать, чтобы она не плакала, чтобы ей было ради чего жить.

Я раньше пытался всех ненавидеть, злился на весь мир, а после суда понял, что ничего не испытываю, что я рад, что война закончила и что Волан-де-Морт сдох, Поттер победил. А потом мне стало плевать на всё и на себя тоже. Сейчас же я проснулся и увидел тебя, девушку которую не считал за равную, которой пренебрегал и считал отбросом, но увидев тебя мне стало тепло. Настолько, что мне хочется жить. И не надо, Грейнджер, делать такие глаза, я не признаюсь тебе в любви. Просто говорю то, что чувствую. Поэтому не проси у меня ни за что прощение, тебе не за что. Просто давай считать, что мы выросли, а всё, что было в прошлом, пусть останется там. Иди спать! Всё будет хорошо.

Гермиона продолжала сидеть, забыв как двигаться, её ноги отказывались вставать. Девушка посылала им несколько сигналов, но ничего не происходило. Единственное, что она могла - это громко вздохнуть.

— А может, твоя мама знает, что нам делать с кулоном, что нам вообще делать? Где-то же должна быть информация.

— Упёртая.

— Что?

— Ты очень упёртая. Ты решила продолжить то, ради чего села на эту кровать. Ну конечно, это была цель. Не поговорить же со мной ты села. Грейнджер, я сказал тебе всё, что знаю. Мама, возможно, знает больше меня. Я уверен, она завтра придёт. А теперь иди спать.