========== Часть 1 ==========

Лидия бежит. До боли в ногах, до затуманенного взора – так, как не бегала никогда. Она не обращает внимание на то, как болят ноги от шпилек и то, что она пробегает один и тот же поворот уже в четвертый раз.

Она не помнит, как оказалась здесь – только чувствует на себе этот запах разложения, который шлейфом следует за Ногицунэ. Даже несмотря на то, что от Стайлза веяло лишь терпким запахом кофе.

Она бегает по кругу, пытаясь скрыться от тысячелетнего духа. И каждый раз, когда его голос звучит прямо над ее ухом, она поворачивается и видит лишь серые затхлые стены подземелья.

Он играет с ней. Своим голосом водит по кругу, зная, что она будет уходить от его источника. Хочет сломить ее, смеясь над беспомощностью той, что предсказывает смерть. Ждет, когда она сама приползет к нему на животе, измученная этой пыткой. Или просто хочет видеть ее смерть.

Лидия спускается по сырой стене, не зная, что делать. Ей не выбраться из этой ловушки по собственной воле. Она не любила признавать свое бессилие, но сейчас выхода не было.

Дом Эйкена никогда не отпускает просто так. И Ногицунэ знает, пользуется. А Стайлз может только следить за этим через серую ширму чужого сознания.

– Устала, милая?

Лидия быстро смотрит направо, налево. Ее видение размытое, глаза застилают слезы, которые она не имеет права пролить. Но запах гнили сам определяет источник голоса.

Это так смешно – Ногицунэ в клетчатой рубашке. Нет, правда. На грани сознания сейчас звучит истеричный хохот, который никогда не появится на ее искусанных губах.

Крики умирающих звучат в унисон с ее потаенным смехом, как будто их смерть решили скрасить веселой шуткой. Кто знает, чем себя радуют санитары дома Эйкена? Возможно, они возомнили себя сумасшедшими клоунами.

Лидия ненавидит клоунов.

Но даже за секунду до потери сознания она не забудет о манерах и не издаст надрывного смешка. Тем временем злой дух стоит перед ней в клетчатой рубашке Стилински.

В своей голове она разделяла эти две личности. Ногицунэ никогда не станет ассоциироваться у нее со Стайлзом. Плевать даже на то, что они делят одно тело. Поэтому Лидии и думается, что сейчас Ногицунэ похож на машину в балетной пачке.

Серьезно.

– Что ты хочешь от меня?

Она смотрит на темный силуэт перед собой, силясь разглядеть хоть одну человеческую эмоцию на знакомом лице. Точнее, нет, не знакомом. Перед ней было не лицо Стайлза.

– Ты слышишь эти голоса? А крики?

Лидия безвольно опустила голову. Он прекрасно знает, что слышит. Наверное, притащил ее сюда именно для этого. Или для чего-то похуже.

А голоса шепчут, давят на ее черепную коробку, стараясь либо расплющить ее под своим натиском, либо просто взорвать изнутри.

Сотни голосов. Сотни умерших здесь людей. И не только людей. К горлу подкатывает ком, когда Лидия осознает, что под ней, над ней, за стенами вокруг – кладбище. Дом Эйкена никого не щадит.

– Что ты хочешь?

Она цедит сквозь зубы, пытается выглядеть угрожающе. Даже не догадывается, что человек напротив ухмыляется, ни на грамм не верит ее напускной храбрости. Нечеловеческое биение ее сердца услышит любой, так он думает.

Ногицунэ опускается на колени, заставляя Мартин вжаться в стену и забыть об угрожающей окраске ее действий. Ему не нужно даже говорить что-то – оба знают, кто здесь хищник, а кто – жертва. Только вот Ногицунэ давно принял свою роль, а Лидия сопротивляется. Пока что.

Она смотрит на него затравленно, но пытается спрятать это. Возможно, вышло бы, если бы не ее спина, которая хочет буквально слиться с каменной стеной. Руки трясутся, но Лидия пытается подавить тремор.

С исчезающими сантиметрами между ними ее попытки становятся все бессмысленнее и бессмысленнее.

– Тебя, конечно.

Это так глупо и предсказуемо, а Лидии хочется залепить себе оплеуху. Она ведь не подумала о таком исходе событий. Конечно, даже если бы она задумалась об этом, это ничего бы не изменило. Разве что шок не отражался бы на ее лице так явно.

Ногицунэ буквально упивался ее эмоциями: страхом, удивлением, подавленностью. Она раз за разом примеряла на себя маску безразличия, но его слова резко срывали ее, обнажая каждый шрам, который он так старательно оставлял на фарфоровой коже. Он упивался темной аурой вокруг нее, тому, что приносили обоим обстоятельства: ему – власть над ней, а ей – все новые порезы, ссадины, ножевые, которые накладывались поверх старых.

И, черт возьми, ему было мало.

– Я всего лишь выполню желание Стайлза, дорогая, – его пальцы отводят рыжие локоны так, чтобы зубы смогли сомкнуться на мочке ее уха, а потом отпустить. – За то, что так любезно предоставляет свое тело. Ничего больше.

Мартин становится тугим комком нервов. Она натягивается, как струна – до предела. Что-то внутри кричит, что Стайлз тут ни при чем. Лис не станет слушать кого-то еще. Но что, если его желания совпали с желаниями Стайлза?

– Я не верю тебе.

Или верит. Сама не может определиться. А голос – надломленный, как будто поверила.

Его лицо оказывается в сантиметрах от ее, и запах разложения накатывает на нее рваными волнами. Отдает кофе. Совсем чуть-чуть.

– Разве меня это интересует, дорогая?

Его губы расползаются в улыбке, больше похожей на оскал. Лидия не успевает ничего сделать, когда его губы требовательно накрывают ее. Он кусает, сминает их, причиняет боль. В этом поцелуе нет ничего, кроме требования подчиниться. И он знает, что ей некуда деваться. Позади каменная стена, а дальше только трупы.

Она не открывает рот, когда он просит, игнорирует даже тогда, когда он требует. Губы становятся похожи на кровавое месиво от его усилий, но она все еще держится. Не пускает.

Ногицунэ понимает это и на секунду отвлекается от ее губ. Лицо снова в сантиметрах от ее.

Подземелье буквально сотрясается от его удара по ее щеке. Она удивляется, не понимает, что происходит, когда на лице уже появляются пять красных следов. Ее голова поворачивается, она припадает другой стороной лица к стене, пытаясь уцепиться за что-то.

Он хватает ее за лицо, и уже не осторожно. Не так, как сначала. Но его терпение велико – ему даже не один век.

Снова целует ее, и Лидия подчиняется, идет на маленькую уступку – позволяет исследовать свой рот. Она думала, что это она позволила ему. Ха.

Ногицунэ сам себе позволил. Лис-манипулятор.

Рот лиса оказывается на ее шее, зубы оставляют алые следы. Он находит венку, встречает ее своими зубами, и Лидии вдруг хочется начать хныкать, как маленькой девочке. Она не хочет всего этого. Не позволит. В нужный момент просто ударит и убежит. Возможно, выберется отсюда.

Его губы сжигают тонкую белесую кожу, и ощущение такое, будто на нее плеснули кислотой. Лучше бы так и было. Мартин, в прошлом беспринципной суке, все еще важна ее честь.

Он оставляет на ней кровавые следы, пометки, как будто хочет доказать свое главенство. Заклеймить ее. Когда он прикусывает особо больно, она с силой цепляется за его плечо, сжимает его в тисках своих острых ногтей. Не догадывается, что так делает только приятнее, делает эту маленькую игру еще более интересной.

Когда он добирается до застежки ее платья, а зубы переключаются на ключицы, Лидия уже не может ждать. Она резко, даже для самой себя, ударяет его коленом в пах, на дикой скорости и с несвойственной ей силой выскакивает из его тисков и бежит, бежит как можно дальше. Сзади звучат проклятья.

А потом он смеется. Так добродушно и по-обычному, как Лидия привыкла. Даже без толики безумия.

Банши не верит. Но, почему-то, отбежав на достаточное расстояние, останавливается. Хочет обернуться, увидеть, что Ногицунэ отступил, и что перед ней сидит растерянный Стайлз, который радуется освобождению и удивленно оглядывается.

Но Стайлза нет. Это уловка, уловка, уловка.

А она понимает слишком поздно.

Мужское тело впечатывает ее в стену с силой, с каким-то остервенением, и она снова слышит смех. Он не скрывает свое безумие, теперь, когда она полностью в его тисках.