– Я отправил родителей в соседнюю область к родственникам, – тихо сказал Олег, и я поднял на него глаза.

А ведь он и правда казался немного напуганным.

– Почему областные власти не помогают в расследовании? – я никак не мог понять, почему такое сложное дело возложили всего на нескольких жителей нашего небольшого городка.

– А ты думаешь, им там нечем заняться? – глухо пробормотал он, передавая мне несколько папок с делами погибших. Я уловил в его тоне какой-то намёк.

– В смысле? – я принял папки и положил их возле себя на край стола.

– Люди умерли не только у нас, – он прикусил и пожевал усы. – Всего по области больше шестисот человек.

Я вытаращил на него глаза и чуть не подавился слюной.

– Да-да, – он передал ещё несколько папок и посмотрел на экран своего мобильника. – В семь девятнадцать по всей области умерли совершенно одинаковым образом шестьсот двадцать четыре человека.

– Но я и подумать не мог… – я был ошарашен таким масштабом бедствия.

– Но ты должен молчать! – Олег зачем-то показал мне кулак. – Иначе я тут же упеку тебя за решётку за разжигание какой-нибудь там розни и объявлю сумасшедшим.

– Что мне делать?

– Изучи эти дела. И попытайся найти в них что-то общее. Что-то такое, что тебе покажется странным. Или частым. Или подозрительным. Найди закономерность.

– Тот самый общий фактор, – закивал я головой с пониманием и раскрыл первую папку.

– Сечёшь, – Олег тоже открыл очередное дело и углубился в его изучение.

Поначалу эта непонятная работа продвигалась у меня очень туго. Мне трудно было переключиться с мыслей о Маше и сосредоточиться на обстоятельствах жизни других жертв массовой гибели. Но постепенно чтение затянуло, я смог заставить себя читать вдумчиво, потому что только так можно было узнать правду.

Мы шуршали бумажками, попеременно вздыхали, два раза пили пустой невкусный чай в пакетиках, запихивали в себя информацию и пытались думать. Шло время, и мне начало казаться, что мы не продвинулись ни на шаг. Все эти женщины и мужчины, умершие в один день и час, они оказались такими разными. У них были совершенно разные профессии, кто-то нажил большую семью, а кто-то был совершенно одинок. Кто-то жил припеваючи, а кто-то еле-еле сводил концы с концами на свою жалкую пенсию.

Пенсию… Пенсию… Пенсию…

Какая-то очень важная мысль показала кончик хвоста и тут же скрылась в чёрных недрах мозга. Чёрт! Думай! Что-то важное и правильное! Ну же!

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Олег, глядя на моё перекошенное напряжённое лицо.

– Заткнись! – закричал я, вскакивая на ноги и плотно закрывая уши ладонями. – Ни слова!

От удивления он даже открыл рот, глядя как я возбуждённо меряю кабинет шагами, носясь из угла в угол. Очень хорошо, что ему хватило терпения и благоразумия не выгнать меня из комнаты и не произнести больше ни единого слова. Это позволило мне сосредоточиться на охоте за нужной мыслью.

Все эти бедные пенсионеры, которые вынуждены доживать жизнь на жалкие крохи, которые им кидает с барского стола наше правительство. Как же их жаль. Пахали всю жизнь, чтобы теперь просто гнить заживо, никому не нужные…

Нет, это не то. Какое-то другое направление. А ведь хорошо, если удаётся воспитать детей и внуков так, чтобы они не оставили тебя в старости, а содержали бы и помогали. Как чудесно не оказаться на свалке жизни, а насладиться последними годами в окружении родных, которые не ненавидят тебя, а носятся с тобой как с самым большим сокровищем, максимально продлевая твою благополучную старость.

Старость…

– Старость, – пробормотал я, по-прежнему зажимая уши. – Всему виной старость. Люди все такие разные. Разные судьбы. Есть хорошие. А есть плохие. Но когда мы стареем, то все наши ошибки в итоге складываются в то, как мы умираем… Старость. Но подождите-ка!

Последнюю фразу я выкрикнул так истошно, что Олег сначала подскочил на месте от неожиданности, а потом выскочил из-за стола. Его глаза горели от переполнявшего возбуждения и нетерпения.

– Старость! Вот что объединяет большинство из них! – закричал я, уставившись на него сумасшедшими глазами и тряся руками. – Понимаешь?! Они почти все старые! Проверь их возраст! Они многие от пятидесяти и старше!

– Но как тогда быть с твоей женой?! – выкрикнул он вопрос, который и так вертелся у меня на языке.

– А вот этого я пока не понимаю… – пробормотал я, остывая, и отошёл к окну, чтобы ещё как следует подумать.

Олег бросился к делам и стал быстро просматривать их, теперь обращая внимание лишь на возраст. Он набивал список из фамилий и дат рождения, а я просто смотрел в окно и раздумывал о даче, на которую мы в этом году выезжали всего два раза. Всё из-за сумасшедшей Машиной работы с этими идиотскими бесконечными совещаниями и презентациями. Мне до жути захотелось сжать руки на горле её директора, который от нечего делать вечно создавал бурную деятельность на пустом месте и прибавлял сотрудникам работы, заставляя постоянно задерживаться и выходить в выходные, чтобы удовлетворить его самодурство. Ух как бы я полюбовался на синеющее лицо и насладился бы предсмертным хрипом этого рыжего козла!

– Интересная статистика, – радостно сообщил Олег, чем вырвал меня из глубоких раздумий о вещах жены. – Из девяноста восьми человек шестьдесят три старше шестидесяти лет… Остальные на подходе. И лишь четверо молодых…

– Как моя жена… – пробормотал я, поглаживая бороду.

– С чем мы можем иметь дело? – Олег хмурил густые брови и усиленно тёр лоб. – Старческая болезнь? Но как могут люди умереть от болезни в одно и то же время?

– А если это какой-то препарат? – предположил я. – Который чаще всего и используется пенсионерами…

– Но при чём тут тогда твоя жена? У неё было какое-то старческое заболевание? Инсульт? Диабет? Инфаркт? Альцгеймер?

– Да не было у неё ничего! – я начал нервничать. – Она была почти здорова. Ну, нервы шалили немного из-за идиотской работы. Но она ничего не принимала. Только в прошлом году проходила диспансеризацию. Кроме небольшого количества песка в левой почке больше ничего и не нашли у неё.

– Ладно-ладно, медики проверят это. И всё равно, как лекарство может убивать одновременно? – он отстал от меня, и я почувствовал облегчение. – Я понимаю, что, к примеру, кто-то травит людей. Каким-то образом. Но ведь препараты на всех действуют по-разному. И я вполне допускаю, что люди могли умереть. Но не в одну же минуту. Так не бывает!

– А если нано-роботы? – промычал я бессвязно, желая уйти. Все эти разговоры о смерти начали меня удручать, и захотелось вырваться на солнце и воздух.

– Богатая у тебя фантазия… – он осёкся. – Тебе нехорошо, что ли?

Я поднялся со стула и молча вышел из кабинета. На улице было душно и пыльно, но я этого почти не замечал. Прошёл немного вдоль проспекта и присел на лавочку в небольшом скверике возле книжного магазина. Голова была занята только одним вопросом – а что если моя жена стала жертвой по ошибке? Если какой-то неизвестный (или какая-то организация), ненавидящий пенсионеров и считающий, что их нужно уничтожить, каким-то образом по ошибке задел и Машу? А что если она случайно оказалась там, где на неё оказали воздействие, которое для неё и не предназначалось? И те, остальные трое. Случайные жертвы? Или часть какой-то схемы, какого-то замысла. А что, если мою Машеньку убрали только для того, чтобы заговор против стариков не был таким очевидным?

Я так сильно думал об этом, что снова нестерпимо разболелась голова. Мне было жутко от мысли, что кто-то, обладающий властью и возможностью убивать, сидит и решает вместо людей, жить им или нет. Почему этот человек или эти люди в какой-то момент выбрали именно её, мою нежную птичку?! Почему эти твари не выбрали кого-то другого, чтобы свести счёты с миром?! Чёртовы мрази, почему именно её, а не какую-нибудь тупую бесполезную алкашку, которых пруд пруди?! Почему?!

Парочка молодых сектантов в белых рубашках попыталась пристать ко мне со своим смыслом жизни, но когда я поднял красное заплаканное лицо, перекошенное от ненависти, они в ужасе кинулись прочь, справедливо опасаясь, что в этой ситуации их эгоистичный и жестокий боженька никак им не поможет, если я вдруг нападу.