Лязг здесь стоял неимоверный. Прямо перед Шарком, сразу за забором, словно дворовый пёс, подпрыгивал на спущенных колёсах и мигал проблесковым маячком милицейский «бобик», за ним исполнял замысловатый танец «шестьдесят шестой» без кабины, но с практически целым кунгом, техника посерьезней зловеще шевелилась чуть подальше. Антонов настолько ушёл в созерцание прибора, что не заметил появления товарища.

– Спокойно, свои! – крикнул Хлыщ

Антонов вздрогнул, обернулся к Хлыщу – на его лице было какое-то отсутствующее и одновременно счастливое выражение, свет проблескового маячка играл на линзах очков.

– Совсем сдурел, наука! – гаркнул Хлыщ ему на ухо.

– Похоже, есть частота, – восторженно прошептал Шарк.

– Ого! – Хлыщ на мгновение склонился над дисплеем анализатора, посмотрел на бегущую на нём волну, – ты давай только быстрее, опасно здесь.

– Я знаю, – Антонов выглядел абсолютно блаженным в своем профессиональном экстазе, даже голос стал каким-то мягким, будто вся ситуация околдовала его, лишила чувства самосохранения и бдительности, – Две минуты, Саня.

– Полторы, – резюмировал Хлыщ, отошёл на несколько метров, ближе к Муравью с Камрадом, проверил как дела – те стояли плечом к плечу под углом градусов в шестьдесят друг к другу и, выставив перед собой автоматы, сосредоточено сканировали окрестности.

Попрыгунчики появились внезапно – скорее всего, пробрались на четвереньках между рядами, а, уже оказавшись практически возле «колючки», оттолкнулись от земли. Два тела, больше похожие на огромных уродливых лягушек, чем на бывших людей, синхронно взмыли в воздух из-за крайнего автобуса в соседнем с «ожившим» ряду. Растопырив конечности и одновременно издав короткий рык, уродливые дети Заиры приземлились за забором, один – на землю в паре метров от Хлыща, второй – прямо на Антонова и стоящий перед ним прибор. Даже меткий и быстрый ковбой Муравей не успел глазом моргнуть.

– Ша-а-арк!!! – Хлыщ не узнал в этом рёве свой голос, – в голову бей, ядрёны пассатижи! – ещё не закончив кричать, он уже жал на курок, короткими очередями отбрасывая «своего» попрыгунчика обратно к заграждению.

Быстро утихомирив незваного гостя несколькими попаданиями в плешивую башку, ринулся к Антонову, поскользнулся на влажной глине и, падая, увидел живописную, просто трогательную по своей эмоциональной нагрузке сцену. На лице лежащего навзничь старшего научного сотрудника блуждала добрая улыбка, как будто он встретил закадычного друга, которого не видел лет сто, и теперь никак не хочет выпускать его из объятий. Закадычный друг рычал и извивался, навалившись всей своей массой на жертву, удерживаемый лишь на уровне груди согнутой в локте рукой Шарка. Скрюченные пальцы рыли землю, царапали бронежилет и комбинезон, лишённая губ пасть разевалась в каких-то десяти сантиметрах от антоновского лица, но Аркадий, несмотря на то, что елозил на спине и удерживал неприятеля, похоже, думал о чём-то совсем другом – милом и приятном.

– Ша-а-арк!!! – снова проревел Хлыщ, лёжа метясь в неестественно быстро дёргающуюся голову агрессора, – Очнись, идиот!

И он очнулся – с удивлением посмотрел на бывшую когда-то человеческим лицом уродливую маску, потом на Хлыща, готового выпустить очередь по прыгучей страхолюдине, но боящегося зацепить друга, ухватил свободной рукой валяющийся под боком анализатор и ударом, достойным Рика Граймса из «Ходячих мертвецов», вонзил одну из его ног остриём прямо в висок попрыгунчику. Темная, почти чёрная кровь плеснула на лицо Шарка, залила очки, потекла за шиворот.

Раздалось два сухих щелчка, и между Хлыщом и Антоновым рухнуло тело еще одного нападавшего, снятого меткими выстрелами Муравья и Камрада. Только сейчас Хлыщ понял, что техника вновь «уснула» – вокруг стояла просто звенящая тишина. Поскальзываясь на размытой недавним дождиком глине, он бросился к товарищу, достал бандану, стал вытирать тому лицо. Антонов зашевелился, сплюнул вражью кровь, повернулся на бок. И тут его стошнило. Хорошо так, как после знатной попойки, прямо на умерщвленного прыгуна.

– Камрад, подстрахуй, Муравей, подсоби! – Хлыщ помог подняться очистившему желудок бледному товарищу, ухватил за треногу прибор. Олег взял Антонова под локоть с другой стороны и, под присмотром Камрада, они начали восхождение на склон.

Отмытый Антонов сидел на подножке «Атланта» перед профессором, тупо глядя в темноту. Сладков, прищурившись и склонив голову набок, внимательно рассматривал коллегу.

– Что случилось, Шарк? – профессорский тенорок слегка «давал петуха» от волнения, – что ты видел?

– Я не знаю, – всё также мягко и тихо ответил Антонов, – Вернее – не помню. Как сон, который забываешь утром, – он на несколько секунд замолчал, а потом вдруг произнес:

Сквозь сумерек дымку стальные колёса

Отсюда меня в бесконечность уносят.

Я мудр словно Будда и храбр будто витязь,

Стальные колёса,

Крутитесь, крутитесь!

Все, находящиеся перед вездеходом – кроме Секача и Жужи, ушедших на патрулирование – молча уставились на Антонова. Серго повернулся к Хлыщу и испуганно посмотрел на старшего товарища.

– Это поэзия, дружок, ничего страшного, – успокоил его тот, – Шарк, – обратился он к Аркадию, – ты же вроде раньше стихи не писал?

Проигнорировав вопрос, тот продолжил:

Колёса стучат где-то за облаками

Я скоро коснусь горизонта руками

Огнём озаренья сквозь вечность неситесь,

Стальные колёса,

Крутитесь, крутитесь!

Там, где этот мир разрывает границы,

Небесный кондуктор листает страницы.

Края горизонта, скорее сомкнитесь,

Стальные колёса,

Крутитесь, крутитесь!

Он замолчал, обвел окружающих каким-то умоляющим взглядом и добавил совсем тихо:

– Ребята, я спать хочу.

Профессор посмотрел на остальных, как бы ища поддержки.

– Пусть спит, – сказал Хлыщ, – утро вечера мудренее.

Хлыщ лежал на узкой полке в спальном отсеке вездехода. Антонов, словно младенец, мирно посапывал напротив. За перегородкой, в небольшом закоулке, приспособленном под кабинет, стучал по клавишам ноутбука и кряхтел профессор. Всё произошедшее сегодняшней ночью было настолько необычно и не укладывалось в какие-либо рамки, что мысли Хлыща, пытаясь найти ответ, путались, прогоняя сон. В очередной раз поворачиваясь на другой бок, он вдруг понял, что не слышит Сладкова – ноутбук тихо шумел, но стука по клавишам и характерного покрякивания его хозяина не было. Хлыщ осторожно встал и выглянул из-за перегородки. Профессор сидел неестественно прямо, уставившись на экран, по которому бежала бирюзовая волна.

– Ник! – тихо позвал Хлыщ.

Ноль эмоций.

– Ник! – почуяв неладное, громче повторил он.

Сладков не шелохнулся.

– Ник! – крикнул Хлыщ и хлестнул его ладонью по щеке.

Профессор дёрнулся, часто заморгал, недоумённо взглянул на проводника.

– Что случилось, Ник? Ты в порядке?

– Я – да, – медленно проговорил Сладков.

– Что ты видел?

Ник еще пару раз моргнул и чётко, с выражением, продекламировал:

Мы верим, теряем, надеемся, просим,

Но быстро вращаются времени оси,

Сомнения – прочь! Мысли, остановитесь!

Стальные колёса,

Крутитесь, крутитесь!

– Очни-и-и-ись! – Хлыщ затряс профессора из всей силы, и это подействовало – через несколько мгновений перед ним вновь сидел прежний – живой и естественный, только весьма озадаченный Вениамин Евгеньевич Сладков.

– Господи! – Ник достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб, – Что это было?

– Не смотри на экран, – вместо ответа приказал Хлыщ, – вернее – на эту чёртову волну.

– Я видел…, – он запнулся, – что-то такое… простое, понятное, но… но… какое-то непривычное, необычное…. Опять двадцать пять! Не помню! Верно Шарк сказал – как сон, который забываешь утром, – он перевел взгляд на компьютер.

Хлыщ опередил его и аккуратно закрыл ноутбук.

– Иди спать, Ник, завтра трудный день.