— Я была беременна уже три раза, я знаю, на какие признаки следует обращать внимание. Почему ты выглядишь такой подавленной?

Кассиопея теребила пальцы, нервно покусывая нижнюю губу: — Мы с Ремусом на самом деле не говорили о… ну, ты знаешь… о детях.

— И ты беспокоишься, что он не будет счастлив?

Касс подняла глаза, кивая.

— Точно, не говоря уже о планировании…

— Прежде всего, — Молли оборвала ее строгим голосом, — тебе нужно перестать так волноваться из-за всего этого. Во-вторых, вам нужно найти акушерку — я полагаю, вы этого еще не сделали?

Черноволосая женщина покачала головой.

— Нет, я… я даже не проходила тест, — она застенчиво улыбнулась.

Рыжеволосая послала ей утешительную улыбку, потянувшись через стол, чтобы положить свою руку на обе руки Кэсс, нервно постукивая ногтями по столу.

— Все будет хорошо, я обещаю. А теперь, тебе нужно пойти сделать себе тест и рассказать Ремусу, хорошо?

Кассиопея выдохнула: — Хорошо.

***

Кассиопея делала то, что ей говорила Молли, ну, не все. Она еще не нашла акушерку, но на всякий случай купила десять тестов на беременность, и когда все они оказались положительными, она сделала первое, что пришло ей в голову: аппарировала в квартиру Сириуса.

Она ходила взад и вперед по гостиной, ожидая возвращения старшего брата, в то время как ее мысли метались как никогда раньше. Старший брат был на задании Ордена, однако, что ускользнуло от внимания Касса, так это тот факт, что он был не один на задании, и он тоже вернулся домой не один.

— Касс?

— Ремус?

— Сириус?

Пара повернулась, чтобы посмотреть на Сириуса, который застенчиво улыбнулся.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Ремус, глядя на свою невесту со скептическим выражением на лице. В течение последних нескольких недель черноволосую девушку раздражало почти все. «Болезнь» действительно не подходила ей, и Ремус не мог не волноваться: — Ты ходила к врачам?

Кассиопея смущенно улыбнулась.

— Эм, еще нет…

— Касс, ты сказала мне, что собираешься пойти сегодня.

— У меня были другие планы, — выругала она себя, как только слова слетели с ее губ.

— Какие еще планы?

Глаза Касс расширились.

— Эм… Они сейчас не важны.

— Что происходит? — спросил Ремус, глядя на нее полными беспокойства глазами.

— Ничего. Ничего, — она пожала плечами, отказываясь встречаться с ним взглядом.

— Это явно не пустяк.

— Прекратите ругаться, это вредно для ребенка! — воскликнул Сириус, вскидывая руки в воздух и привлекая внимание пары.

— Сириус! — отругала Кассиопея, ее глаза расширились, когда она с недоверием посмотрела на своего старшего брата. — Как, черт возьми, ты узнал?

Теперь обоим пришло время повернуться к единственной девушке в комнате. Их глаза почти вылезли из черепов:

— Ч-что? — спросил Ремус, переводя взгляд с брата на сестру. Он был уверен, что потерял бы равновесие, если бы не стоял рядом с кухонным столом.

— Что? — Сириус взвизгнул: — Я говорил о себе! — он воскликнул, указывая на себя: — Я — ребенок!

Кассиопея застонала, ее руки взлетели к лицу, когда она попыталась скрыться из виду. Она чувствовала, что оба мужчины смотрят прямо на нее, ожидая объяснений.

— Ты беременна? — голос Ремуса был мягким.

Кассиопея смотрела сквозь пальцы, ее глаза были полны непролитых слез, когда она пыталась прочитать выражение лица Ремуса. Он выглядел измученным; как будто он хотел быть счастливым, но что-то останавливало его: — Нет?

— Касс.

— Ух, прекрасно, — простонала черноволосая. Она убрала руки от лица, но отказалась смотреть ни на одного из мужчин. Ремус не сводил с нее глаз, нервы бурлили у него в животе, в то время как Сириус неловко стоял и пытался не привлекать к себе внимания: — Я беременна. О, и еще я должна Лили 10 галеонов.

Когда Кассиопея была маленькой, она грызла ногти всякий раз, когда нервничала. Это была ее привычка, которую родители ненавидели со жгучей страстью и практически заставили ее бросить. Это было то, чего она не делала с тех пор, как была маленькой девочкой, но в тот момент она поймала себя на том, что грызет ногти, как будто завтра не наступит.

Ремус все еще ничего не сказал. Он не сводил глаз с кухонного стола, обхватив голову руками. Сириус неловко простоял у холодильника более пятнадцати минут, прежде чем решил дать парочке немного пространства и как можно тише направился в свою спальню.

— Итак… — Тихий голос Ремуса, наконец, нарушил оглушительную тишину. — Ты… ты беременна.

Касс убрала пальцы ото рта и вместо этого начала жевать нижнюю губу.

— Да, — выдохнула она, слегка кивнув ему.

— К-как долго?

— Я не знаю, — призналась она, высвобождая губу, когда прикусила ее слишком сильно, выпустив немного крови. — Меня начало тошнить после нашего выпуска, но я еще не… я еще не обращалась к врачу.

— То есть… Он мой?

Глаза Кассиопеи расширились:

— Конечно, он твой, Ремус! С какой стати ты вообще об этом спрашиваешь?

Он смотрит на нее с виноватым выражением лица.

— Прости, я просто плохо соображаю.

— Подожди ты… ты не хочешь ребенка? — спросила она, ее голос слегка дрожал, когда она, защищаясь, положила руки на живот.

Голова Ремуса резко повернулась к ней, его глаза расширились:

— Нет, дело не в этом, — сказал он ей торопливым голосом. — Это просто… Что, если мое состояние передастся ему? — спросил он тихим и неуверенным голосом.

Кассиопея почувствовала, как у нее сжалось в груди. Она встала со своего места и подошла к своему жениху, положив свою руку поверх его.

— Если это произойдет, то я уверена, что вы сделаете все — и абсолютно все — чтобы убедиться, что он или она в порядке и в безопасности во время превращения. Но, может быть, это не передастся по наследству, я имею в виду… не генетическое.

Ремус на мгновение задумался. Его глаза были прикованы к голубоглазой перед ним. Это было правдой, ни у кого в его семье — или у Касс — не было ликантропии, так что был большой шанс, что у их ребенка ее не будет. Он прикусил губу, когда его взгляд переместился на живот Кэсс. Она не выглядела больше, но, вероятно, это было потому, что на ней была довольно мешковатая толстовка с капюшоном.

— Ты плачешь? — мягкий голос Касс снова привлек его внимание, и он понял, что на самом деле плачет.

Несколько слезинок скатились с его темных глаз, свободно скатившись по покрытым шрамами щекам. Он нервно усмехнулся, вытирая их тыльной стороной ладони:

— Похоже, что да, — пробормотал он.

Кассиопея тоже не могла контролировать свои эмоции. Слезы защипали ей глаза, когда она посмотрела на любовь всей своей жизни.

— Это слезы печали или счастья?

— Счастья, — быстро сказал Ремус, кивая головой, — определенно счастья.

Касс усмехнулась, подавив рыдание.

— Можно мне? — спросил он, его руки левитировали прямо над ее животом. Она ничего не сказала, боясь, что разрыдается, если скажет, поэтому вместо этого просто кивнула, закусив губу, когда почувствовала, как Ремус положил обе ладони ей на живот. Как только он прикоснулся к ней, его улыбка стала шире: — Наш ребенок там.

Слезы теперь текли по лицу Касс, когда она кивнула.

— Это наш ребенок, — она улыбнулась, ее улыбка была шире, чем Ремус когда-либо видел раньше.

— Я люблю тебя, я люблю вас обоих, — сказал Ремус, его голос был абсолютно серьезным, поскольку он ни разу не отвел взгляда. — И я буду рядом на каждом шагу.

Кассиопея накрыла его руки своими: — Мы тоже тебя любим.

Сдавленный всхлип внезапно привлек их внимание, они оба повернули головы в сторону комнаты, мгновенно остановившись на Сириусе, который стоял в дверном проеме, закрыв рот рукой, а по его лицу текли слезы.

— Ты плачешь? — спросил Ремус, улыбаясь своему лучшему другу.

— Нет! — воскликнул Сириус, отказываясь смотреть в глаза. — Ты плачешь. Заткнись!

***

Кассиопея не могла быть более взволновано. Сегодня, наконец, настал тот день, когда они с Ремусом собирались рассказать Лили и Джеймсу о Малыше Люпине. До сих пор Сириус, Регулус и Лайалл были единственными людьми — кроме Ремуса, Кассиопеи, Молли и их акушерки, конечно, — которые знали, и после того, как они получили фотографию сонограммы, Касс почувствовала себя более чем взволнованной, поделившись новостями с остальными своими друзьями.