Чай пили так же в молчании. То и дело Таня замечала взгляд свёкра, натыкаясь на него, как на острый нож в тёмной подворотне. Ей было не по себе, сковывал страх вперемешку с неловкостью, что там, стыдом! Ведь она повела себя словно тать или вражеский лазутчик, залезая в чужие тайны. Старик как будто обо всём догадался, ведь у Ромы точно не было времени ему рассказать. Ещё немного, и она сама готова будет выложить ему всё, чтобы только пытка взглядом, наконец, прекратилась. Но Андрей Васильевич «считал» её состояние и, не торопясь допив чай, отправился к себе. Роман тоже ушёл, а Таня, оставшись в одиночестве, загрустила ещё больше. Ей вспоминалась предположительная свекровь, её затравленный взгляд на фото, обращённый в себя. Не испуг и не грусть, а именно затравленность и безысходность. Такой же, как и у её мужа Ромы. Как и у неё самой… Когда это началось? В какой момент после недолгого периода радости от осуществлённого обязательного пункта жизненного плана – замужества – она начала ощущать себя буквально вычеркнутой из жизни. Понимала, что рано ей становиться «отработанным материалом», но найти себе применение, достойное обращать на себя внимание, не получалось.

Когда стало понятно, что сам факт замужества – сомнительное благо и её личное одиночество в этом доме, в этой семье, с этими людьми стало увеличиваться в прогрессии, Таня пыталась с головой уйти в работу. Однако как специалист она не состоялась с самого начала, вместо производственной практики уйдя в не связанную со специальностью стезю, а социально активной и особенно коммуникабельной не была никогда, давно снискав славу замкнутой «себе на уме» особы.

А может быть, она исчезла сразу, едва переступив порог этой квартиры и этой комнаты. Её, материнской комнаты, в которой всё было пропитано холодным страхом и парализовано небытием.

Таня шла по бульвару, не глядя по сторонам и не выбирая дорог. Куда – всё равно, главное, делать хоть что-то. Москва не деревня, здесь не спастись от тиши в глуши, здесь не спрятаться в дальнем селе. Здесь ты всегда на виду, но тем меньше кому-либо нужен. Поразительно, Таня ведь москвичка, здесь родилась, а как будто без роду без племени. Ни души вокруг, словно аист ошибся, не в то окно, не на тот порог её принёс.

С этими невесёлыми мыслями она пересекла бульвар и свернула в один из тихих переулков. Хотелось проветрить голову и придумать, как вести себя дальше. Если Андрей Васильевич догадался про альбом, это нехорошо. После этого они виделись с ним только при Роме, и он ничего не сказал, но как свёкор поведёт себя дальше?..

Девушка бродила туда-сюда по парку, в тишине и прохладе готовящегося к похолоданиям города и не могла себя заставить вернуться домой.

– Таня! Татьяна! – окликнул её кто-то.

Она обернулась и увидела соседку. Пожилая соседка с первого этажа, Тамара Ивановна, бойким шагом спешила к ней. Таня запомнила её с первого дня, как только переехала к мужу. Тамара Ивановна была или казалась немного моложе Андрея Васильевича, и жизни в ней виделось больше, чем в вечно строгом и скупом на эмоции свёкре. Таня сразу обратила тогда внимание, или ей показалось, что между ним и соседкой явно существуют какие-то личные взаимоотношения, причём не самые дружеские.

– Ну, наконец-то, я тебя встретила! – Тамара Ивановна раскинула руки и крепко обняла Таню, словно они давние друзья или родственники. – Тебя совсем не видно. Ты что, только дома сидишь?

– Да нет. Просто я в институт с утра пораньше, а потом почему, потом выхожу.

– Ну ладно. Раз встретились, хоть пообщаемся. Хорошо, подальше от этого дома! – выдала неожиданно соседка и, взяв Таню под локоть, без вопросов повела к ближайшей скамейке.

От Тамары Ивановны пахло сдобой и лёгкими цветочными духами. Женщина оказалась приветливой и разговорчивой. Сначала развлекала Таню теоретическим мини-экскурсом в историю этого района, парка, дома, в котором они живут. Рассказала, как заселялась в квартиру.

– Я только замуж вышла, а тут мужу как раз комнату выделили, здесь же раньше в основном коммуналки были. Дом только недавно поставили, всё новое, всё, и все! Я и представить не могла, что мы сразу вот так жить будем… – выражение лица Тамары Ивановны на секунду изменилось с воодушевлённо-восторженного на озлобленное. Но лишь на секунду, затем вновь озарившись светом воспоминаний. – Никто не мог представить, что так жить будем. Тридцать девятый год. Столько надежд, планов…

– Да, могу представить ваши чувства… А вы, значит, Рому с детства знаете?

– Конечно! С моим Серёженькой они гуляли.

– И маму Ромину?

– Люду-то? А как же. Мы с ней вместе и гуляли с мальчиками.

– Люду? Как Люду? А Татьяна Георгиевна?..

Таня подумала, что забыла имя мамы мужа, смешалась было, но Тамара Ивановна вдруг резко переменилась в лице.

– Татьяна? – переспросила женщина.

– Ну да. Татьяна Георгиевна, муж сказал, маму звали.

– Ох, бедный мальчик, запутался всё-таки. – Тамара Ивановна горестно покачала головой и приумолкла. Наверное, задумалась или вспомнила что-то.

– Так вы и её знали? А мама Ромы, значит, Люд… Людмила?

Тамара Ивановна развернулась к Тане всем корпусом, придвинулась поближе и заговорщицки бегло огляделась по сторонам, словно опасаясь, что их подслушивают.

– Я же тебе не просто так про дом говорю. Тут с самого начала чёрт-те что творится. Этот дом столько судеб повидал, а сколько переломал – не перечесть! Люда, мама Ромина, была его женой… – на этих словах подвижное лицо Тамары Ивановны снова приняло озлобленное выражение. Глаза стали колючими и наполнились ненавистью. Тане стало немного не по себе, и она попробовала отодвинуться от странной соседки, но та продолжила:

– Мы с ней сразу подружились. Такая она светлая была, лёгкая. Красивая! Невероятно красивая. И несчастная. Андрей её по партийной лестнице быстро поднимался. Ему отдельную квартиру сразу выделили, за какие только заслуги, непонятно. Только вот недолго им пришлось вместе побыть. До беременности вроде как ничего у них всё было, а вот потом…

Тамара Ивановна замолчала, задумавшись. Начинал накрапывать дождь, но Таня не могла упустить такую удачу – поговорить с очевидицей всех таинственных событий её новой семьи.

– Как она выглядела? Похож на неё Рома? А то он ни на кого в семье не похож.

– Нет, она роскошная такая была. Высокая, пышная, кареглазая такая! А Татьяна мелкая, как ты вот.

– А что случилось с мамой Ромы?

– Ужас что. В сорок шестом мы с ней одновременно забеременели. Только я счастливая была до небес, а она, когда Рому носила, просто сама не своя была. А однажды, попыталась покончить с собой. Её Цветов в психушку отправил, под особое наблюдение.

Понизив тон и снова опасливо оглянувшись, соседка добавила:

– В закрытое заведение… Ну, знаешь…

Таня помотала головой. Нет, она не знала ни про какие подобные заведения, но, конечно, такое открытие шокировало. А Тамара Ивановна, быстро успокоившись, вздохнула и продолжила:

– Он же связи ого-го какие имел. Там она и родила. И умерла. А он потом Таню эту привёл. Она за Ромкой приглядывала, – Тамара Ивановна хмыкнула, давая понять, что всё ей известно про делишки своего соседа, – няня, как же!