Заканчивались эти бессюжетные сны всегда одинаково. Яркие вспышки света и глаза, смотрящие на этот мелькающий свет. Огромные испуганные глаза.

После этих снов она всегда просыпалась и, если такой сон приходил в середине ночи, после заснуть уже не могла.

– Ром, а как твою маму-то звали? – спросила как-то Таня, приобняв мужа, но Роман вдруг неожиданно вспылил: «Неважно! Она умерла!»

Девушка и представить не могла, что её муж настолько раним, что до сих пор не может спокойно вспоминать о матери, и, как бы ни точило любопытство, решила пока не теребить явно незажившую рану. Но всё же им предстояло жить в комнате покойной, и хотелось хотя бы представить, как ей было тут при жизни…

С самого начала Роман был не в восторге от идеи им поселиться в этой комнате. Его собственная была поменьше, но и находилась дальше от комнаты отца. Однако оспорить решения Андрея Васильевича в семье не представлялось возможным никому. Оставалось только изо дня в день привыкать и смиряться как с этими бесконечными волевыми однозначными решениями, так и с этим помещением, где всё стонало тоской и напоминало о матери. Его несчастной матери…

Он это чувствовал, нет, что уж, знал. Знал и ничего не сделал, чтобы помочь.

– Татьяна Георгиевна её звали, – уже совершенно спокойно сказал Роман. Знаешь, я не хочу об этом говорить, она давно умерла. А у нас жизнь впереди!

Роман вдруг взял Таню на руки и раз прокружился по комнате. Таня засмеялась и впервые за всё время их отношений испытала к мужу что-то похожее на влюблённость. Что-то романтичное и радостное, лёгкое. Надежда! Такие ощущения ещё в книжках описывают, она читала. И девушка, наконец, успокоилась. Всё у них с Ромой получится, всё наладится. Ну да, он, возможно, не самый простой человек, но ведь и она сама не «подарок», чуть было не начала уже превращаться в старую деву, а туда же!

Про своё положение в новой семье Таня давно всё поняла и свои права в квартире свёкра уяснила. Ни во что не лезть, инициативы согласовывать, правилам следовать. В принципе, по логике вещей, так и должно было быть, ведь для неё не было секретом, что её свёкор – сотрудник КГБ, а её муж – секретарь Пресненского райкома комсомола. Она знала, что её семья живёт не так, как большинство москвичей, и совсем не похоже на то, как жила раньше она сама – дочь учительницы младших классов и автомеханика.

Впрочем, были некоторые детали, так просто смириться с которыми она не могла. Например, запрет на прикосновение к некоторым книгам богатой библиотеки Андрея Васильевича. Доходило буквально до абсурда. Если Таня спрашивала, нет ли такой-то книги у них дома, свёкор мог сказать, что есть, и, если она спрашивала, можно ли её почитать, тот давал ей книгу, требуя обернуть её в бумагу. Самой же приближаться к книжным стеллажам ей было категорически запрещено, словно она не книги хотела бы взять, а порыться в секретной лаборатории. Таня с ума сходила от этих дурацких правил и секретности всего и вся, но утешала себя тем, что ей хотя бы не нужно думать ни о деньгах, ни о карьерных перспективах, а книги, в конце концов, можно взять в Ленинской библиотеке, по крайней мере, доступность выше. Однако число тайн этого семейства уже превышало все допустимые нормы элементарного приличия. Взять хотя бы историю Роминой матери. Ну хотя бы фотографию своей несостоявшейся свекрови она могла бы увидеть? Она всё-таки не случайная знакомая, а жена и какие-то базовые вещи не просто может, а должна знать! Однако никто из членов её новой семьи, ни до свадьбы, ни после, не удосужился не то что рассказать ей о себе, но и показать семейные фотографии. Просить фото его жены у свёкра она побаивалась, тем более после того, как отреагировал на её вопрос о матери Рома. Хотя это, конечно, самый логичный вариант. А может быть, если она попросит посмотреть семейные альбомы, фотографии маленького Ромки, например, там найдётся и материнское фото?

Татьяна Георгиевна…

Из кухни пахло жареной картошкой. Гуля отлично её готовила, а ещё Таня помнила: в холодильнике должна быть солёная рыбка. Мысленно облизнувшись, она посмотрела на часы. Рома вернётся с работы только через час, Андрей Васильевич, может, чуть попозже. Эх, придётся потерпеть. Всё-таки традиция семейных ужинов неспроста заведена, она сплачивает. Даже такие сложносочинённые семьи, как у них.

Редко оставаясь дома одна, без мужчин, Таня без цели бродила по квартире. В такие моменты она почему-то всегда вспоминала о матери мужа, так и остающейся для неё главной загадкой. Татьяна Георгиевна… Отчество другое, но всё-таки тёзка. «Интересно, мы бы с ней поладили?» – думала девушка. Имя свекрови – единственное, что ей удалось про неё узнать. Всё больше привыкая к безэмоциональности своего мужа, она всё меньше верила, что его мог так душевно ранить тот её невинный вопрос о матери. Снова почувствовав холодный привкус очередной тайны, творящейся у неё за спиной, она, наконец, решилась.

Незаметно прошмыгнув в гостиную, прикрыла дверь. Там, в этой самой огромной комнате квартиры, на одном из стеллажей стояли альбомы с фотокарточками. Однажды, Роман доставал один из них показать ей фото гор, куда они ездили с однокурсниками. Встав на табуретку, наудачу она достала один из альбомов. Раскрыв первый, чуть не взвизгнула от радости. То, что надо!

На первых же фотокарточках, наклеенных на альбомный лист, был маленький Рома. Таня сразу его узнала по характерному немножко обиженному изгибу губ. На следующих страницах были другие Ромины фотокарточки и ещё снимки разных незнакомых ей людей. Перевернув ещё несколько страниц, девушка уже хотела поставить альбом на место. Её разочарованию не было предела: фотографии Ромы с зайчиком, Ромы с танчиком, Ромы с мороженым и опять Ромы. Всё, как под копирку: повторяющиеся позы, однотипные интерьеры. Всё такое обезличенное, словно не любимого малыша снимали, а чужого, подкидыша. И вдруг – удача! На одной из последних фотографий Рома был заснят на каком-то празднике в группе детей. Дети танцевали, а несколько человек родителей стояли вокруг. Таня внимательно пригляделась к лицам этих людей. Может быть, Роман хоть немного похож на мать, или женщина смотрит на сына… И ей показалось, или огромное желание увидеть мать мужа хотя бы на фото сыграло роль, Таня узнала её.

Вторая слева, невысокая хрупкая женщина, в строгом платье с пуговицами, выражением лица действительно напоминала Рому, когда тот о чём-то глубоко задумывается.

– Слезай, – раздался сухой приказ.

Роман вошёл в комнату незаметно, или Таня так увлеклась, что не заметила его возвращения. Девушка вздрогнула и хотела убрать альбом на место, но муж уже подошёл и силой стащил её с табуретки.

Он пролистывал альбом, не глядя на жену, и ей оставалось только молча ожидать хоть какой-то его реакции. Поставив альбом на место, Рома, наконец, обратился к ней:

– Не лезь больше в это дело. Отец достаточно намучился с этим со всем.

Муж вышел из комнаты, а Таня молча стояла перед стеллажом, пытаясь разобраться в своих чувствах. Стыд, грусть, тревога – все чувства смешались в одно, водрузив на душу поганый тяжёлый груз.

Ужинали молча. Вернулся и свёкор и тоже сел за стол. Таня молча обслуживала мужчин, не переставая думать о печальной судьбе своей несостоявшейся свекрови, о своём бедном муже, ребёнком оставшимся без матери. Об Андрее Васильевиче, на которого теперь смотрела иначе. Не только как на странного порой старика, но и мужчину, рано потерявшего жену, вырастившего сына, но всё же так и оставшегося одиноким. Понятно, почему у него такой непростой характер. В её душе боролись негодование от всей этой ненужной секретности и строгости и жалость к мужу и свёкру. И то она решала просто оставить их в покое со всеми их сложностями, то стать для этой несчастной семьи лучом света, спасти их от разочарований, по мере сил сгладить боль от потери любимого человека, жены и матери, как-то компенсировать безвозвратно потерянное время.