«Все мы медленно сходим с ума…» Все мы медленно сходим с ума. Даже те, у кого его нет. Потому что кругом сумасшедшая тьма и свихнувшийся свет. За последней чертой не видать ни черта. Заколдованный, замкнутый круг. Потому что внутри у меня темнота пострашней, чем вокруг. Только я ещё всё-таки, кажется, есть. И с тобой, как ни странно, вдвоём. Потому что ты намертво здесь – в умирающем сердце моём. «Время остановилось…» Время остановилось. И ни туда ни сюда. Божья ли это милость? Или беда? И ничего не выйдет. Всё бесполезно впредь. Чтобы тебя увидеть, надобно умереть. Чтобы тебя услышать, надо сойти с ума. Как она хрипло дышит, страшная эта зима! «Вновь эта боль непомерная…» Вновь эта боль непомерная, эта слепящая тьма. В ночи такие, наверное, люди и сходят с ума. Что ты, душа окаянная, в угол забилась как зверь? Разве в твои покаяния кто-то поверит теперь. Горькие сны и пророчества. Памяти чёрствый ломоть… Может, от одиночества нас и придумал Господь? «Плывёшь, плывёшь, отчаянно гребя…» Плывёшь, плывёшь, отчаянно гребя. А жизнь сильней. И сносит по теченью. И сколько ни обманывай себя, победа – не твоё предназначенье. Но ты плывёшь – бессмысленно и зло. Но ты гребёшь, хотя надежды нету… А не грести – куда бы унесло теченье обезумевшее это? «Посуду мою. И пою…» Посуду мою. И пою. Всё, что из сердца льётся. И чем шумнее воду лью, тем громче мне поётся. Пою и мою. И моё посудомоечное пенье в тарелок скучное мытьё привносит смысл и вдохновенье. Пою. Но лишь закрою кран, опять молчу как истукан. Или беззвучно завываю. Как пёс бездомный на луну. И проклинаю тишину. И песен тексты забываю. «Когда мы спим, деревья бродят…» Когда мы спим, деревья бродят по неприкаянной земле. Их корни места не находят. И души их скорбят во мгле. Скорбят о прошлом и грядущем, о том, что снегом замело, тоскуют по эдемским кущам, не знавшим про добро и зло… А утром выглянешь в тревоге в окно, подёрнутое тьмой… «Да вон же – ива у дороги… Вернулась, блудная, домой!» «По жизни недолгой…»
По жизни недолгой проследовав бегло, я тоже уеду. Боюсь, навсегда. Пишите по адресу: Адское пекло, самая жаркая сковорода. «Во дни тревоги и сомненья…» Во дни тревоги и сомненья, когда больна душа твоя, тебя ввергает вдруг в смятенье триангулярность бытия. И в цепенящий ужас транса бросает, разум оглушив, несопрягаемость пространства с амбивалентностью души. И мир, доселе конгруэнтный, инкорпорируется вдруг и, как разбуженная Этна, интермиттирует вокруг. Песнь о великой вселенской брани …И вот мы встали к плечу плечом – Балда, Емеля, Иван-дурак… Но нам не выдюжить нипочём – со всех сторон обступает враг. Иван-царевич уже давно собрал манатки – и след простыл. От супостата в глазах темно. И Змей Горыныч заходит в тыл… Ох, не хватает у нас мощей! Ох, все мы, братцы, поляжем тут! А на подмогу врагам Кощей с Поганым Идолищем идут. Сверкает саблями вражья рать, грохочут ядра, свистит свинец… И так не хочется помирать. А в этой сказке плохой конец. Но минет время, и в некий час бойцы другие отмстят за нас. И встретят ворога бок о бок Жучка, внучка и Колобок. «О чём говорить ещё?..» О чём говорить ещё? Всё сказано. И давно. Весна по стеклу течёт, просачиваясь в окно. Всё сказано обо всём. И даже больше всего. Я даже не помню совсем голоса твоего. И слов уже больше нет. И снов уже больше нет. Темно – зажигаю свет. Светло – выключаю свет. И мысль в голове одна. Но страшно глядеть на карниз. Течёт по стеклу весна и скатывается вниз. |
