А потом – список слов в столбик, где к каждому существительному приписано красным карандашом спереди: «любимый».

[любимый] подлец

[любимый] жиголо

[любимый] аферист

[любимый] мошенник

[любимый] опричник

[любимый] бандит

[любимый] лжец

[любимый] убийца

Школы здесь не очень, но кто я такой, чтобы судить. В России Луку не смогли бы учить, а тут учат. Может, когда-то я и был недоволен, но сейчас смотрю на вещи по-другому. Филька школу очень любит и дружит с соседкой по парте. Кстати, ее зовут Джульетта, и мы иногда берем ее поиграть к себе.

Когда-то мы придавали школе огромное значение, особенно жена. Она очень серьезно подходила к школьным успехам Ксюши. Придраться там было не к чему, но жена умудрялась, несмотря на это, тревожиться. Любая мелочь вызывала ее переживания. Достаточно ли хороша учительница по русскому? Соответствует ли она высоким стандартам гимназии, о которых заявляет директор?

Год назад случился скандал: выяснилось, что физик в Ксюшиной школе, работавший там со дня основания, спал с ученицами. Одной из пострадавших была одноклассница Ксюши, я ее не помнил, а жена помнила хорошо. Ночью, лежа в постели, в темноте, жена спросила меня:

– Помнишь, как Ксюша писала рефераты?

– Угу, – сказал я, хотя не помнил и не знал, в те годы был занят другим.

– Каждый реферат – тетрадка двенадцать листов. Еще не разрешали печатать, интернета толком не было, все от руки, по старинке. И вот она сидит и пишет… полночь, час ночи. Я шла спать, а у нее еще горела настольная лампа. Почему я относилась к ней так строго?

– Ты ее очень любила, – возразил я. – Никто не знает будущего.

– А надо было без будущего, – сказала жена. – Просто ребенку в полночь надо крепко спать, а не писать рефераты.

– Ты ни при чем. Она любила писать. Любила быть хорошей ученицей. Она писала их не для тебя.

– Не нужно было вообще отправлять ее в школу. Нужно было посадить на колени, расчесывать ее волосы, радоваться каждому ее слову. Нужно было беречь ее. Любить. Она была драгоценностью. Бриллиантом.

– Она была прежде всего человеком, – сказал я. – И у нее была своя жизнь. Короткая. Но была.

– Она была создана для счастья.

Я промолчал. Что ж ты, подумал я, невнимательно слушаешь своих новых святых друзей со стигматами. Они расскажут тебе, что такое истинная и совершенная радость. Но тут же мне стало стыдно и жалко жену.

И я вдруг вспомнил эту картину: вхожу, стараясь не шуметь, в темную прихожую; не включая света, вешаю пальто на гвоздик, бесшумно снимаю ботинки. Луч света из приоткрытой двери. Я вижу, как Ксюша сидит за столом и пишет от руки в тетради. Я подхожу ближе. В комнате темно, под лампой все озарено, целый мир на ее письменном столе, круглый MP3-плеер, наушники, пенал, ключи и брелок со стразами, и белоснежная тетрадь, и легкие тени от волос, и легкая тень руки летает над страницей, легким невесомым почерком с сильным наклоном вправо пишутся слова; я вглядываюсь и пытаюсь их прочитать, но вдруг меня начинает бить дрожь, охватывает сильнейшее беспокойство, горло перехватывает от ужаса, я хочу и не могу прочесть написанное, читаю и не верю, темнота вокруг сгущается и давит на виски, а свет лампы становится ослепительным, жарким, невыносимым.

Моя история подходит к точке, в которой я перестаю быть только рассказчиком и становлюсь действующим лицом. Эту часть мне рассказывать сложнее всего, ведь именно я виноват во всем, что произошло впоследствии.

Но чтобы понятнее приступить к повествованию о дальнейшем, я должен объяснить, какой бизнес я вел и каким было мое положение на тот момент. Итак, жила-была в Германии фирма, которая придумала интересную бизнес-модель. Компания заключает контракт с разнообразными ресторанами, аттракционами, кинотеатрами и проч. о том, что приобретатель их купона на три дня получает 50 % скидки на все товары и услуги фирм-партнеров. В результате партнеры получают огромное количество новой жадной до впечатлений аудитории. Часть этих людей неминуемо придут потом за полную цену, да еще и расскажут соседям, в каком классном месте они побывали. Я купил и адаптировал эту бизнес-модель для… скажу скромно, для Москвы, но работала она не только в Москве, а во всех крупных городах. Недавно я проверял: даже сейчас, с приходом мобильного интернета, у бизнеса с трудом получается правильно выстроить подобную коммуникацию с партнерами, предоставляющими услуги, и с их покупателями. А я провернул это в эпоху интернета с модемов, главным образом офлайн. За три месяца мы выросли втрое. Ни один мой бизнес до этого не приносил такой прибыли, и ни в одном я не чувствовал себя таким героем-первопроходцем, таким европейцем. При этом природная заячья осторожность не изменяла мне, я держал ушки на макушке и, казалось, обезопасил себя от всех возможных неприятностей. У меня было три партнера: супружеская пара Э., которую я знал со студенческих времен, и Игорь В., которому я доверил финансы. Мы дружили.

Наш офис находился у одной из центральных станций метро; крышевали нас «шаболовские» РУБОПовцы (представители управления по борьбе с организованной преступностью). Но времена понемногу начинали меняться. В то время как малый и средний бизнес продолжали «пасти» руководители ОВД и УВД, крупняши, включая нефть и газ, легли под других силовиков – чекистов; представители соответствующей структуры, их родственники и доверенные лица вводились в советы директоров, и компании охотно принимали их в свои объятия как гарантов безопасности и, что немаловажно, как источников информации о конкурентах.

Мой бизнес все еще принадлежал к разряду «средних», но, по-видимому, офис у метро или наши возросшие обороты начали обращать на себя внимание серьезных людей. Этим и объясняется то, что произошло одним неприятным октябрьским утром 20** года. В течение лета я был непрерывно занят выстраиванием бизнес-процессов с крупными партнерами, обслуживая быстрый рост и тиражирование коммуникаций, и в конце концов так вымотался, что после одной из поездок решил денек отлежаться. Вернувшись на следующее утро на рабочее место, я обнаружил, что в моем кабинете сменили замки. Секретаря не было на месте. Так вышло, что вместе со мной приехала и Ксюша – я привез ей ноутбук из поездки и хотел отдать; я послал ее к новому охраннику, который не знал мою дочь в лицо, она назвалась моим секретарем и попросила у него ключ.

Это был настоящий рейдерский захват, разборка. Как выяснилось, супруги Э. подделали решение общего собрания, договорились с Игорем В. и многими другими сотрудниками. Я забаррикадировался в кабинете и, никого не пуская, принялся названивать знакомым юристам и РУБОПовцам, но никто не брал трубку. В дверь ломились, и я понимал, что очень скоро меня физически спустят с лестницы, вышвырнут из моего собственного бизнеса.

В это же самое время растерянная Ксюша уже набирала номер Дибока. Из дневника я знаю, что молодой человек частенько не брал трубку, когда она звонила ему. В то утро он, напротив, взял трубку почти мгновенно и, когда Ксюша сообщила ему о происходящем, на удивление быстро примчался к нам с целой армией чеченских «бойцов». Они мигом установили контроль над зданием и парковкой, вызвали собственных юристов («мои» так и не перезвонили). Тут же мы сформировали нечто вроде координационного штаба. Тогда-то я впервые увидел Дибока вблизи; в примчавшейся ко мне компании он вовсе не был главным – скорее, тушевался в тени своих приятелей Петра и Али. Мы переговорили о том, что делать с Э. и Игорем В., какие аргументы предъявим суду и как будем бороться за мой бизнес. Тут же было решено, что отныне нас крышует другая спецслужба; мне предложили дать Дибоку официальную должность в компании, ибо «как бы чего не вышло» с этим Э., с ним ухо востро.

– И, вы же понимаете, нас с Али нужно ввести в состав акционеров и в совет директоров, – сообщил мне Петр, глядя в глаза ласковым медленным взглядом. – Мы сильнее всех заинтересованы в том, чтобы ваш бизнес процветал. Чем быстрее это произойдет, тем меньше случайностей и неприятностей.