Поле ржи простиралось до горизонта.

– Красует жито, – сказала Люда.

– Что?

– Цветёт. Колосья ещё до пояса не достают, не спрячешься.

Она вздохнула.

«А зачем во ржи прятаться? – подумал я. – Лес рядом».

– В лесу так не спрячешься, как в колосьях. Собака и та не унюхает. В жите хорошо лежать.

Она снова вздохнула.

Мы сели под кустом на краю поля, и тут же на велосипеде прикатил Валик.

– Возьми, – протянул он узелок Люде.

В нём действительно было нарезанное толстыми кусками сало, хлеб и зелёные перья лука. Люда разделила еду на троих, и мы все принялись жевать.

– Что в деревне? – спросила Люда, быстро разделавшись со своей порцией.

– Скоро за вами придут, – промычал Валик. – Уже солнце низко.

– Надоело всё, – сказала Люда. – Надо было в город уехать.

– В техникум? – спросил я.

Я знал, что она собиралась поступать в торгово-экономический техникум.

– В техникум осенью, – хмыкнула Люда. – Надоела деревня.

– Идут!

Валик подскочил, прыгнул на велик и умчался.

Люда взяла меня за руку и завела на несколько шагов в поле.

– Русалка, выходи! – послышался зычный голос Любы.

Мы вышли из жита.

Девчата взяли нас в круг и затянули песню:

Песня была длинная. Люда подпевала тонким голосом, как пшеница стояла, колоском махала, а её надо сжать, в снопы повязать, цепами обить, жерновами смолоть, проскурки испечь, в храм отнести и людей накормить.

На подходе к лесу девичье окружение рассыпалось, и я наконец очутился на свободе. Подкатил на велосипеде Валик.

– Садись! – крикнул он.

– А Люда? – спросил я, устраиваясь на багажнике.

– Сама дойдёт.

– Вы каждый год провожаете русалку?

– Уже почти никто из хлопцев не приходит. В этот раз ты попался…

Да, в Липняках я попался в русалочьи сети. И то же самое произошло в пионерском лагере в Дагомысе.

Сегодня первый и второй отряды отправились в поход с ночёвкой.

– Ты тоже с нами? – спросил я матроса-спасателя Николая.

– А кто ж вас спасать будет? – удивился тот.

– Но мы же с палатками в лес отправляемся. Твоё рабочее место – шлюпка.

– Не имеет значения, – махнул тот рукой. – Танька с Валькой тоже идут.

– Поварёшки?

– Ну да, кормить детей. Некоторых грудью.

Николай заржал.

– Я забыл, тебе которая нравится?

– Валька. У неё грудь больше.

Он опять заржал.

На мой взгляд, грудь Таньки была отнюдь не меньше, но я не стал развивать эту тему.

– Я первый раз иду с рюкзаком в лес! – призналась мне московская Катя.

– Лес никогда не видела?! – поразился я.

– Видела на даче в Фирсановке. Но там меня няня за ручку водила.

– Мы тебе дадим самый лёгкий рюкзак, – утешил я её. – Замуж надо выходить налегке.

– Замуж я пойду после школы, – поправила меня Катя. – В нашем лагере нет достойного кандидата, ну, кроме вас.

– Ишь ты!

Я осмотрел девушку с головы до ног. Она была хороша. Тонкая, стройная, с лукавым взглядом серых глаз. Пожалуй, в девках она не засидится. Но что мне до московской жизни, в своей минской разобраться бы. А там не всё было хорошо.

Наташка по-прежнему в упор не видела меня. Староста Светка родила ребёнка. Валера неустанно фотографировал Ленку.

– Ты почему свою Наташку не снимаешь? – спросил я.

– Ленка фотогеничнее, – ответил Валера. – Я с ней не один конкурс выиграю.

– В стиле ню?

– Ленка для портрета, – строго посмотрел на меня Валера. – Для ню у меня другие.

– Кто? – не отставал я.

– Кто надо. Ню только в Прибалтике можно выставлять. Я знаю в Литве несколько классных ребят.

– В Минске, значит, нет подходящих натурщиц?

– Они всюду есть, – махнул рукой Валера. – Ради хорошего снимка любая разденется. Но у нас другая традиция.

– Какая?

– Сельская, – ухмыльнулся Валера. – У меня после Теребежова отличная серия старух получилась.

– Ульяну тоже снимал?

– Ульяна, во-первых, не старуха, а во-вторых, она на тебя глаз положила. О чём вы с ней в хлеву шептались?

– Не в хлеву, – покраснел я. – Сам говорил, что она мольфарка.

– Вот именно, – подмигнул мне Валера. – Но я ухожу из фольклористов. Лингвистика гораздо перспективнее.

– А я?

– А ты оставайся. Диссертацию по каравайному обряду напишешь.

Этот разговор с Валерой состоялся перед моим отъездом в Сочи.

Здесь, в окружении целого табуна длинноногих пионерок, его предательство мне уже не представлялось роковым. Хочет в лингвисты – пусть идёт. В конце концов, не всем докапываться до праязыка. И не всем вязать платья жёнам.

– Куда отправляемся? – спросил я в автобусе Володю, воспитателя второго отряда.

– В самшитовый лес, – ответил тот.

Самшита я никогда не видел. Но мало ли чего я не видел в свои неполные восемнадцать.

Я сел рядом с сочинской Катей.

– Занято, – сказала она.

– Кем? – удивился я.

– Анжеликой.

– Нет здесь никакой Анжелики.

– Она забыла купальник. Сейчас придёт.

– А зачем купальник в лесу?

Катя вздохнула и стала подчёркнуто смотреть в окно.

– Пристроится где-нибудь, – утешил я её. – Зато с тобой целый воспитатель сидит.

– Полвоспитателя.

– Почему пол?

– Практикант.

Всё-то они знают. И всё видят.

– Ну-ка, взгляни на меня, – приказал я.

Катя взглянула.

– Так я и знал, – кивнул я.

– Что знали?

Я видел, что Катя заинтригована до крайности, и держал паузу насколько это возможно.

– Что, что знали? – прижалась она ко мне горячим плечом.

– Так и обжечься можно, – отодвинулся я. – Глаза у тебя русалочьи.

– Ну-у… – разочарованно протянула Катя. – У Анжелки они совсем чёрные.

– У русалок прозрачные, я это на проводах русалки видел.

– Где?

– Так у нас обряд называется. Про фольклор слышала?

– Нет.

– Ну да, откуда в Сочи обряды, здесь одни курортники.

– Мне бабушка всё время говорит, что я русалка. Такого, как вы, запросто утоплю.

Катя пренебрежительно махнула рукой.

К счастью, автобус тронулся, и наш диспут закончился. Начался поход.

Мотор автобуса надсадно выл на серпантине, забирающемся в горы.

«Хорошо, что мы едем на автобусе, а не идём пешком», – размышлял я, глядя в окно.

– Пешком я бы вообще умерла, – сказала Катя.

«Она что, мысли читать умеет?» – подумал я.

– Конечно, – фыркнула Катя. – Все русалки умеют.

– А ещё что?

– Скоро узнаете.

Она снова фыркнула.

Я сделал вид, что мне это не интересно.

– Познакомите меня с Пиратом? – искоса посмотрела на меня Катя.

– Ещё чего! – теперь фыркнул я. – У него таких, как ты, целый пляж.

– Я знаю, – Катя вздохнула. – А с Саней?

– И с Саней нельзя. Испортишь мне парня.

Катя хихикнула. Похоже, моя мысль ей понравилась.

– Я вам взамен Анжелку отдам, – сказала она. – Она хорошая. К тому же армянка.

– Армянка? – теперь я искоса посмотрел на неё.

– В Сочи полно армян, – пожала плечами Катя. – И у вас в Хадыженске.

«Откуда она знает про Хадыженск? – подумал я. – Я вроде никому не говорил о нём».

– Спасателю говорили, – усмехнулась Катя. – Анжелка в сто раз лучше этой поварёшки.

«И про Таньку знает! – в очередной раз поразился. – Ну и девица…»

– Приехали, – толкнула меня коленом Катя. – Или вы в автобусе остаётесь?

Пионеры с визгом высыпали из автобуса и принялись разбирать рюкзаки, которые приехали на грузовике. Их выдавали Николай и Володя. Мне, конечно, достался один из самых тяжёлых.