– А, новенькая! – Полная француженка во всем черном загружает одну из двух посудомоечных машин.

– Бонжур, я Ферн, Ферн Уаймен, – представляюсь я. Она прерывает свое занятие и поворачивается ко мне.

– Марго Брессан. Надеюсь, вы всеядная? – Она внимательно смотрит на меня.

– О да, мне просто угодить.

Она кивает. Мой французский оставляет желать лучшего, но я давно убедилась, что если позволить себе произнести хотя бы несколько французских слов, то создастся обманчивое впечатление, что я бегло владею языком. На самом деле я не могу уследить за быстрой французской речью, улавливая максимум некоторые обрывки. Попробуй поддержи разговор при таких плачевных навыках!

Я стою в симпатичной, полностью оборудованной кухне. Блеск нержавейки и кафеля слепит глаза.

– Я прочла на сайте, что вы всю неделю даете уроки кулинарии.

Она ополаскивает в раковине руки, вытирает их полотенцем и делает шаг ко мне.

– Да, обожаю учить.

Мы понимающе усмехаемся.

– Я бы к вам походила, если не потребуюсь где-то еще. Если честно, повариха из меня неважная, мне есть чему поучиться.

Мои слова ее насмешили.

– Я научу вас печь самые лучшие круассаны и булочки, даю слово.

Наш разговор прерывает мужской голос:

– Вот вы где, Ферн!

Нико входит в кухню и обращается по-французски к Марго. Я понимаю не все, но достаточно: они обсуждают сегодняшние блюда. Потом он поворачивается и разглядывает меня, прежде чем встретиться со мной взглядом.

– Давайте пройдемся и поговорим.

Я прощаюсь с Марго и выхожу следом за Нико на утреннее солнышко.

– Извините, что заставил вас ждать, Ферн. Всегда появляются какие-то важные заботы. Сегодня сломался грузовик, когда вез в город нашу свежую продукцию. На счастье, в местной автомастерской его быстро приведут в порядок. Надеюсь, вы хорошо спали?

Он выводит меня на середину двора.

– Хорошо, спасибо.

Его темные, полные загадки глаза смотрят очень внимательно. Чутье подсказывает мне, что бесы, обуревающие этого человека, шалят очень близко к поверхности. Для такого молодого мужчины у него слишком морщинистое лицо. Хмурится он чаще, чем улыбается.

– Расстаться на целый год с такой важной работой – серьезное решение. Надеюсь, вы найдете здесь то, что ищете.

Теперь мы смотрим друг другу в глаза, и я вижу, что это не простое любопытство, что его всерьез интересуют мои мотивы. Я еще не готова объяснять свою ситуацию, поэтому предлагаю ее смягченный вариант.

– Пришло время вспомнить о своем творческом прошлом. В детстве я любила рисовать, но, повзрослев, никогда еще не имела возможности по-настоящему разобраться в себе с этой стороны.

Вижу, его не обведешь вокруг пальца, но при этом не думаю, что он станет на меня давить.

– У вас будет много времени, чтоб все начать сначала. Судя по вашим письмам, вы интересуетесь несколькими ремеслами, которым мы здесь учим. Сеана очень рада, что вы готовы помогать ей в саду до возвращения Антона. Заниматься землей и заставлять ее плодоносить – главное в нашем здешнем образе жизни, поэтому мы всех привлекаем к этому в летние месяцы. Я твердо верю, что свежий воздух и природа исцеляют.

Для испанца у него почти незаметный акцент. Наверное, он давно не жил в родном краю.

– Здесь, в этом чудесном уголке, с вами невозможно спорить. Дома выбираться на природу удается только по выходным. Я мало что знаю об уходе за растениями, но полна желания научиться.

Он останавливается и поворачивается ко мне. По-моему, он пытается во мне разобраться – совсем как я в нем.

– Прекрасно. Я внесу работу в саду в ваше утреннее расписание на первую неделю. Думаю, для начала вам будет полезно поработать бок о бок с Сеаной. Днем я с радостью приглашаю вас на занятия живописью. Как только выяснится, каковы ваши навыки и интересы, я начну заниматься с вами индивидуально. К вам будут относиться как к члену коллектива. Надеюсь, когда пролетит год, вы почувствуете, что многое приобрели от участия в этой программе.

– Спасибо за этот великолепный шанс, я готова усердно трудиться, чтобы не ударить в грязь лицом. Уверена, многие с радостью махнули бы рукой на свою повседневную рутину и посвятили бы год изучению своих внутренних побуждений. Не обещаю, что во мне притаилось скрытое дарование, но мне всегда очень нравилось выделять время для того, чтобы посидеть с карандашом и блокнотом. Скажу честно, в школе было мало уроков рисования, да и те, что были, не слишком меня привлекали, зато дома, оставаясь одна, я давала себе волю…

Он качает головой, сверкая глазами.

– До чего грустно это слышать! Наши способности лежат глубоко в нас, пока не появляется шанс проявить свою творческую сущность. Не надо бы ее подавлять! Любой глаз по-своему воспринимает действительность. Искусство – способ уловить и сохранить эту уникальность. – Нико говорит отрывисто, в его голосе слышен гнев, он возмущен тем, в чем видит колоссальную несправедливость. – Настоящий художник слушается своего сердца, а не просто силится произвести впечатление или угодить покупателю. Коммерция часто становится убийцей творчества. Я это знаю, я прошел этот путь.

– Соблюдение жестких сроков – источник лютого стресса, – подхватываю я. – Творческий порыв не включишь и не выключишь по своему хотению, верно?

– Ни за что! Не сомневайтесь, Ферн, здесь мы докопаемся до вашей внутренней музы. Большинство людей видят в этом освобождение. Уверен, это произойдет и с вами. Живопись ради удовольствия – чудесный способ расслабления в нашем озабоченном мире. Порой это становится не просто хобби. Получится ли так с вами – покажет время.

Я околдована его словами. Околдована и вдохновлена. Нико – пылкий человек, но при такой решительности, при таком напоре можно вдохновлять и одновременно жестко ставить задачу. По словам Сеаны, он один как перст, никто, никакая родня не способна подарить ему ощущение близости. Поэтому я догадываюсь, что работа и эта маленькая община составляют весь смысл его существования. Похоже, он отрезал себя от мира, от возможности выстроить жизнь на пару с другим человеком. Почему, хотелось бы мне знать?

Меня переполняет сочувствие, я догадываюсь, что здесь кроется жизнь, полная боли и, наверное, сожаления. Если Нико и замечает мою спонтанную реакцию, то не подает виду – и хорошо, она мимолетна. Это оборотная сторона интуиции; порой мне кажется, что я без разрешения вторгаюсь на чужую территорию, как наглый соглядатай.

– Вы видели нашу кухню и гостиную, под них мы отвели первый из бывших сараев в L-образном доме. Во втором столярная мастерская: там заправляет Тейлор Гамильтон. Еще он использует для своих нужд один из двух открытых навесов в саду. В оставшейся части Бастьен Карон развернул свою кузницу.

Я пробегаю глазами по веренице дверей в доме, о котором рассказывает Нико.

– Дальше гончарная мастерская и камера обжига Одиль Моро, еще дальше – студия кройки и шитья Ди-Ди. Она же пока что заведует нашей комнатой ремесел и рукоделия. Студия живописи занимает два угловых помещения. Я провожу там часть моих занятий, но в теплое время года часто отправляюсь с учениками на этюды на озеро или в лес.

Слышно, как приближается, пыхтя выхлопом, автомобиль. Белый грузовик заезжает во двор и тормозит у входа. Водитель спрыгивает на землю и приветственно машет Нико. Тот в ответ поднимает вверх ладонь.

– В дальнем конце, – продолжает он рассказ, опять поворачиваясь ко мне, – две секции и отдельное строение – это жилые помещения. Комнаты преподавателей находятся, как вам уже известно, на втором этаже шато, только у Бастьена две комнаты в «малом доме», который мы называем коттеджем. А сам я живу на первом этаже, в задней части шато.

Это сооружение я еще не полностью обошла, отсюда мое нескрываемое любопытство.

– Гостей никогда не поселяют в главном доме?

– Бывает, но редко, хотя там на первом этаже всегда готовы восемь комнат. Всего во дворе шестнадцать комнат, не припомню, когда последний раз их не хватало. Мы аккуратно соблюдаем баланс между персонифицированным интерактивным опытом наших гостей и надежным заработком всех работающих здесь. На Рождество мы закрываемся на три недели, но весь остальной год наши преподаватели так распределяют отпуска, чтобы мы могли не закрываться.