– Написал главу, Олежка? – киваю я на файлик в руках у парнишки.

– Да, – блеет он. Самый талантливый из моих учеников. Выйдет ли из него толк, пока не знаю. Руки золотые, мозги прекрасные, а вот с характером беда. – Я по поводу вчерашней ринопластики хочу сказать, – спотыкается он на каждом слове, – лихо вы с этой бульбой на кончике носа расправились. Одним движением ее… Вот бы мне так научиться!

– Приходит с опытом, – киваю я, хлопая Олега по плечу. – Руку набьешь, и все получится.

– Вот только где его взять, этот опыт? – пыхтит он.

Мы с Васькой заговорщицки переглядываемся. Кто хочет, тот найдет. Нас с Егорцевым нелегкая занесла во «Врачи мира» – общественную организацию, оказывающую помощь в любом уголке Земного шара. Где нас только не носило. Нигерия, Сомали, Индия… Практики было, хоть отбавляй. Иногда даже спали около операционного стола. А наш сокурсник Руслан еще во время учебы тренировался в родном ауле на овцах. Зато теперь – главный врач крупной республиканской больницы. У каждого свой путь в профессию. Только без практики дорога одна – в коновалы.

Несмотря на происки Косогорова и Шевелева с его дурацкими претензиями, я совершенно не жалею, что вернулась домой. Во-первых, Роберт стал лучше говорить по-русски, а во-вторых, ребенок должен знать свои корни. Ему пока все в диковинку. Даже пирог с мясом кажется вкуснее, чем тот, что моя мама пекла у нас в Эдинбурге. Все зависит от продуктов, а нам тогда так и не удалось найти подходящую муку. Зато мясо в Шотландии значительно вкуснее. Жить, конечно, здесь я не намерена. Слишком сильно приросла к Эдинбургу за пять лет. Да и у Роберта там друзья. А вот приезжать хотя бы раз в год просто необходимо. Поболтать с мамой на кухне, чмокнуть бабушку в морщинистую щеку, посмотреть, как изменился город за твое отсутствие.

«В очередной раз поцапаться с Косогоровым», – подсказывает внутренний голос.

И даже сейчас, сидя с мамой в кухне и слушая, как она поет осанны Вадиму Петровичу, мне хочется рассказать ей все. Но нельзя, твою мать, нельзя! Ни хрена нельзя говорить!

Я послушно киваю, наблюдая, как мой сын ест высокий мясной пирог и болтает ногами. А под столом в надежде, что хоть что-то перепадет, уже замерла мамина кошка.

– Да, отец Кирилла постарался, – бурчу я неохотно. – Сейчас с нами в больницу заедет. Поговорит с врачом.

– Хорошо бы, – снова кивает мама. – Яковенко – лучший доктор, к нему со всей области едут. И ты бы узнала, Оля, сколько мы должны, – с упреком говорит она. – Неудобно получится…

– Да все в порядке, – отмахиваюсь я и только в больнице понимаю, как один звонок Косогорова меняет бабушкину жизнь в лучшую сторону.

Моя бабуля лежит в палате люкс и раздраженно пялится в телевизор.

– Вот два часа назад в эту камеру перевели одиночную. Тут даже собственный туалет имеется. Сиделку приставили…

– Так это же хорошо, бабуля, – улыбаюсь я. – Тут вроде бы спокойней…

– Спокойней только в гробу, – ворчит она, недовольно поджимая губы. – В той палате, – машет она рукой куда-то за стенку, – я уже с девочками сдружилась. Хоть стакан воды было кому принести и поговорить. А тут…

– Косогоров творит добро, не спрашивая, – ехидно усмехаюсь я. – Но тебе повезло, бабуль.

– Целый переполох начался. Сам Яковенко ко мне прибежал с претензиями. Почему это вы, Нина Васильевна, ничего не сказали о родстве с Косогоровым? Перевел вот меня в лучшую палату, словно я барыня какая, – бурчит она, принимая из моих рук банку с теплым бульоном, переданным мамой. – Но ты придержи свой характер, Ольга! Тебе поддержка нужна. Свекор твой, видно, человек-то неплохой. Помогает нам, убогим. Мог бы давным-давно болт положить. Но не оставляет вас с Робертом. Тебе его помощь ой как пригодится. Ребенку тоже. Он и наследник-то один у дедушки. Только не вздумай вернуться обратно в свою Англию. Ну, что ты там забыла, Оля? Я тут скучаю, болею. Не дай бог, помру в одиночестве. Ни тебя не вижу, не ребенка. Только Катькину унылую морду. А так и в могилу сойти недолго. Ты же завтра приедешь? Поможешь мне искупаться?

– Конечно, бабушка, – киваю я и лихорадочно соображаю, с кем останется Роберт. Позвоню Галине, или с мамой как-то договоримся…

– Нет, – раздается от двери, и в палату важно вплывают мой свекор и его коллега. Толстый мужик с бородой и руками как у мясника.

– У вас очень сложная ситуация, Нина Васильевна, – заявляет онемевшей бабушке Косогоров. – И купать вас должен специально обученный человек. У Ольги такой квалификации нет. Она может навредить вам и себе. Поэтому я вам советую не пренебрегать помощью профессионала. Сиделка с вами круглосуточно. Если что-то понадобится, звоните Ольге. Она приедет сама или пришлет с посыльным все необходимое. Нам нужно поскорее поставить вас на ноги, – душевно улыбается Вадим Петрович. И моя бабушка, старая коза, млеет от его напора и внимания и, как пионер на параде, торжественно заявляет.

– Буду стараться. Да мне много и не надо!

– Вот и хорошо, – ласково замечает Косогоров и тут же переводит требовательный взгляд на меня. – Едем, Оля. У меня еще много дел. Да и Роберта еще забрать нужно.

По дороге к маминому дому я чувствую, как все внутренности сводит от напряжения. Мне даже пространство Мерседеса кажется наэлектризованным. Только коснись, и рванет. Да и сам Косогоров напряжен и мрачен. Я сижу сзади, вжавшись в сиденье, и боюсь вымолвить даже слово, а Вадим Петрович, врубив погромче музыку, все так же неистово жмет на клаксон и ругает проезжающие мимо машины.

От бьющих басов у меня разрывается на части башка. Тыц-тыц-тыц. Отзывается болью в висках каждый аккорд. Тяжелый рок. Вот уж не догадывалась, что такая музыка нравится свекру.

«Да что ты вообще о нем знаешь? – ехидно интересуется внутренний голос. – Ты понятия не имеешь о его предпочтениях. Что он читает? Чем занимается в свободное время?»

Я смотрю на коротко стриженный затылок и крепкую шею.

«Позер, наглый тип, знающий себе цену. Богатенький папочка моего бедного Кирилла. Человек, начихавший на собственного сына и жену. Тусовки, девочки… И работа… Наверное, у него есть кто-то… Ну, не может такой мужик жить монахом! – некстати думаю я. – Вот бы посмотреть на ту идеальную женщину!»

Машина внезапно останавливается около набережной. Место людное. Невдалеке от воды гуляют мамаши с колясками, влюбленные парочки, и рыбаки с парапетов пытаются наловить рыбешки. Вот только мы сюда зачем приехали?

– Поговорим, – рыкает Косогоров и, выключив зажигание, смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Сиди, – велит он строго. А сам выходит из машины, оставляя ключ в замке. Пересаживается ко мне на заднее сиденье. Щелкает замком на двери. И мы с Вадимом остаемся один на один. Стоит только протянуть руку. Косогоров опускает между нами широкий кожаный подлокотник и спрашивает требовательно.

– Что за байда с Шевелевым? Рассказывай все по порядку. Без эмоций. У нас мало времени. Левка назначил встречу. Я съезжу, конечно. Вот только не совсем в курсе, за что он на тебя так взъелся…

Я смотрю на строгого человека в дорогом летнем костюме. Сталкиваюсь с суровым взглядом и чувствую, как в горле застревает ком. Нос свербит от сандалового аромата с легкой примесью мускуса, а душа заходится в панике от столь близкого соседства.

– Я не знаю, – шепчу сквозь нахлынувшие слезы. – Кир ему обещал какую-то картину достать. А потом нашел другого покупателя. Тот заплатил больше. Ну, Кир ему и продал… Законы рынка…

– Экономисты хреновы… – морщится Косогоров. – Когда человек живет по понятиям, другие законы отходят на задний план. Аванс вернули? – спрашивает он напряженно. – Сколько там было?

– Не знаю, – всхлипывая, повторяю я. – Кир не посвящал меня в свои дела. А когда я узнала, чем он занимается, то сразу ушла.

– Да, – презрительно ухмыляется свекор. – Вот такие мы гордые и принципиальные. А он много знал о твоих делишках? Наверное, Шевелев хочет неустойку. Хорошо, если так. Я рассчитаюсь за Кирилла. Но если есть что-то еще, лучше скажи сразу, Оля. Если всплывет потом, пеняй на себя.