— А что не так с ней?

— Это Афродита! У неё есть Арес, у неё есть Гефест, у неё есть любой, кого она захочет. А ты мой. Ты единственный, кто у меня есть, но она… Она забирает тебя у меня, как будто это просто игра…

— Никто меня не забирал, — он опустился на колено у моего кресла, не задевая меня. — Я всё ещё твой. Прости, что был с Афродитой. Ты права, я поступил неправильно, надо было сначала спросить тебя.

Я сделала глубокий, судорожный вдох.

— Это уже неважно. Между нами всё кончено.

— Персефона…

— Нет, — я встала и обошла его, едва не задев коленом. — Я была счастлива с тобой, но больше не могу. Не после того, как я узнала, что ты был с ней. Ты забрал это у меня… Вы с ней лишили меня этого счастья, и я никогда это тебе не прощу.

— Перестань, Персефона, не будь такой…

— Какой? Злой? Расстроенной? Уничтоженной? — я резко развернулась к нему. — Зачем ты так поступил? Из всех девушек в мире почему именно с ней?

Он помедлил, отведя на секунду взгляд влево.

— Потому что… Да не знаю я. Просто это Афродита. Если она хочет тебя, ей невозможно отказать.

Я сжала руки в кулаки.

— Неправильный ответ.

Я устремилась к двери, сзади послышалась суета — он встал с колена и побежал за мной.

— Слушай, ну прости меня! Она была рядом, а ты — нет. Это, конечно, было ошибкой и больше не повторится. Никогда. Я люблю тебя.

— Если бы ты правда любил меня, то и пальцем бы к ней не прикоснулся, — я распахнула дверь. — Аид бы так со мной не поступил.

Я оглянулась через плечо и увидела шок на его лице.

— Аид? Ты серьёзно решила сравнить меня с Аидом? Ты его даже не любишь. Ты не хочешь быть с ним.

— Если моя единственная альтернатива — ты, то он не такой уж и плохой вариант, — выпалила я. — Убирайся, Гермес. И не приходи сюда больше.

Собрав остатки достоинства, я вышла из комнаты и пустилась по спиральной лестнице на нижний этаж. Слёзы заполонили глаза, но к тому моменту, как я подошла к нужной двери, мне удалось их смахнуть, не пролив ни одной. Гермес того не стоит. Я была готова отдать ему всё, а он не смог оставаться честным и верным мне…

Я была такой дурой, когда думала, что он всегда будет со мной. Никто не хотел быть со мной. Даже у мамы не осталось любви ко мне, когда она поняла, что мой брак безнадёжен, а я уже много веков провожу с Гермесом. Единственным неизменным в моей жизни оставался Аид. Как бы я с ним ни поступала, как бы себя ни вела, он был рядом со мной. Без нареканий. Всегда.

Я должна была полюбить его. Я должна была любить его так сильно, чтобы сама мысль причинить ему боль была невыносимой. Я так этого хотела, что в глубине души испытывала симпатию к нему, но стена никуда не девалась, не давая чувствам развиваться.

Я ненавидела эту стену. Будь это возможно, я бы снесла её голыми руками. Любить Аида должно было быть проще всего на свете. Он достойнейший из богов. Лучше меня, лучше Гермеса, лучше всех остальных так называемых олимпийцев. В смрадной яме из лжи и ревности только он не был запятнан за всю историю существования. А я причиняла ему боль снова и снова.

Даже не постучавшись, я ворвалась в его покои. Он сидел за столом, перебирал свитки. Я быстрым шагом приблизилась к нему, он поднял глаза.

— Персефона? — в голосе прозвучала растерянность. Неудивительно, я же ни разу не переступала порог его комнаты со дня нашей свадьбы. — Чем обязан…

Не давая ему договорить, я села ему на колени и поцеловала в губы. Не так нерешительно, как мы это делали прежде, а обжигающим поцелуем, которому меня научил Гермес. Тем самым, от которого в груди вспыхивало пламя, всепоглощающее и неугасающее. Тем самым, который требовал большего, сколько бы я уже ни получила. Таким поцелуем, от которого никто — даже Аид — не может остаться равнодушным.

И, конечно же, он не остался. Несколько долгих секунд он не двигался — не прикасался ко мне, не целовал в ответ, никак не реагировал. Но затем его руки легли на мои бёдра, а губы начали двигаться напротив моих с не меньшим пылом.

Стена внутри меня роста, как всегда тёмная и неприступная, но как бы ни кричало моё тело «остановись!», я продолжала. Его прикосновения обжигали кожу, моя ненависть сдавливала горло. Но мне было нужно это. Мне отчаянно было нужно почувствовать себя любимой, пускай даже рядом с тем, от кого меня воротит.

— Кровать, — прошептала я между поцелуями, не оставляя возможности для обсуждений. Он беспрекословно поднял меня, и я обхватила его талию ногами. Я клялась, что никогда сюда не вернусь, но он опустил меня на шёлковое покрывало. Не обращая внимания на протесты собственного тела, я притянула Аида к себе.

Не знаю, как долго мы целовались. Достаточно долго, чтобы оба успели раздеться. Достаточно долго, чтобы оказаться в шаге от того, к чему, как мы оба думали, мы больше никогда не вернёмся. Но пока мы не зашли слишком далеко, Аид разорвал поцелуй и поймал мой взгляд.

— Ты уверена? — прошептал он, и спустя секунду колебаний я заставила себя кивнуть. Он любил меня — это было видно в каждом его взгляде, это чувствовалось в каждом прикосновении, во всём. Он любил меня так, как Гермес никогда бы не смог, и я была последней дурой, когда отказалась от него, даже не попытавшись нормально. Теперь я знала, что такое любовь, и могла попробовать развить её в наших отношениях. Надо просто очень сильно захотеть.

Он снова поцеловал меня, на этот раз нежнее, но не спешил заполнить пустоту.

— Почему именно сейчас? — пробормотал он, скользя губами по изгибу моей шеи. У меня вырвался недовольный стон.

— Потому что… потому что… — голос не слушался. — Потому что я хочу этого, и ты меня любишь, и… Почему мы не можем хотя бы попытаться?

Аид снова посмотрел мне в глаза.

— А как же Гермес?

Я сглотнула. Что-то, видимо, промелькнуло на моём лице, потому что Аид нахмурился.

— Я порвала с ним. Мы можем просто?..

— Ты любишь меня? — прошептал он. Я моргнула от неожиданности.

— Я… я хочу этого, — я провела пальцами по его руке, чувствуя твёрдые мышцы под тёплой кожей. — Прошу, дай мне шанс.

Он глубоко вздохнул, будто до этого вечность не дышал.

— Я уже совершил эту ошибку однажды, — он снова поцеловал меня, на этот раз с щемящей нежностью. — Больше я её не повторю.

Внезапно я перестала ощущать на себе тяжесть его тела. Он снова оделся. Я просто лежалая, нагая и дрожащая от прохлады, и слёзы, которые я сдерживала весь вечер, потекли по щекам.

— Разве ты меня не любишь?

Он вздрогнул, не поднимая глаз от пола.

— Люблю, Персефона. Больше, чем свою вечную жизнь. И именно поэтому я не могу. Со временем, если мы придём к этому постепенно, я буду просто счастлив. Но при таких обстоятельствах, когда я не более чем отдушина для тебя… — он покачал головой. — Прости.

Я открыла рот, чтобы сказать ему, что он не просто отдушина, но не смогла выдавить лживые слова. Нет, он для меня даже не отдушина, а способ почувствовать себя любимой. Способ отомстить Гермесу. Мне было плевать, что будет с нашими отношениями, главное — забыть боль от предательства.

Но как бы я ни боялась это признавать, рана была слишком глубока, чтобы закрыть её чем-то — даже близостью с Аидом. Со мной ещё никогда так не поступали, после Гермеса в моей груди осталась зияющая дыра, которую ничем не заполнить. Я свернулась калачиком, не обращая внимания на свою наготу, и всхлипнула. Аид направлялся к своему столу, но в этот момент вернулся и коснулся моей спины. Это был жест утешения, не романтики — именно то, что мне сейчас было отчаянно нужно.

— Всё в порядке, — бормотал он, заворачивая меня в одеяло. — Всё будет хорошо.

Он мог повторять это сколько угодно, но откуда ему знать? Нет, он понятия не имел.

Я уткнулась лицом в подушку, орошая слезами тёмно-синий шёлк, но Аид не возражал. Вместо этого он лёг рядом и нежно обнял меня.

— Со временем станет легче, — прошептал он. — Сейчас в это сложно верить, но это правда.