Не помня как дышать, я отстранилась от него. Мои руки дрожали, пока я пыталась вернуть какое-то подобие самообладания. Губы Доминика тянулись к моим в темноте, но я удержала его на месте, давая понять, что момент был и прошёл.

— Прошу, не останавливайся, — взмолился он, тихо и искренне.

Если бы только это было возможно…

— Я должна.

Он прижался лбом к моему, его руки всё ещё удерживали меня за попу, и клянусь, я чувствовала его сильное сердцебиение.

— Ты не можешь сначала показать мне рай, а затем вот так просто отнять его у меня, — сказал он, тяжело дыша. Он всё ещё не отошёл от нашего поцелуя.

Мне было приятно знать, что я так сильно на него действую. Даже пускай на короткий миг, но я почувствовала себя вновь живой.

— Прости, — ответила я сквозь улыбку, хотя по правде говоря, я не хотела извиняться. Я не хотела начинать то, что не могу закончить, но в то же время ни одна клеточка моего тела не жалела о случившемся.

Его веки поднялись, открывая глаза, горевшие плотским грехом.

— Ты точно станешь моей погибелью, ты знаешь это?

Кожаное сиденье запротестовало, когда он заёрзал бёдрами подо мной. Я всё ещё чувствовала его твёрдость в штанах, но притворилась, что ничего не замечаю, хотя сама сжала бёдра.

— Смерть от прерванного поцелуя? Что-то сомневаюсь, — подразнила я, пытаясь разрядить сексуальное напряжение.

Он улыбнулся, хотя жар его взгляда ни на секунду не ослабевал, пока его глаза бесконечно скользили по моим чертам: опухшим губам, покрасневшим щекам и блестящим глазам.

— Тебе понравилось? — до боли мягко спросил он, вызывая новый взрыв в ритме моего сердцебиения.

— Понравилось что? — я не могла спрятать улыбку.

— Понравилось целовать меня?

В его голосе не было ни вызова, ни подвоха, ни попытки заставить меня признать свои чувства. Он хотел понять, что это значит для меня… для нас.

И хотя моё сердце кричало, что он уже знает ответ, я всё ещё не могла набраться смелости произнести это вслух. Признаться, что в мире не существует слов, способных описать, как сильно мне понравилось целовать его… или как можно назвать то, что он делал со мной. Наверное, у всех есть секреты, которыми мы не можем поделиться, истории, которые мы никому не расскажем…

И для меня это именно такой случай.

Поняв, что ответа от меня не дождаться, он немного отстранился и посмотрел внимательнее — его голодные глаза пытались поймать мой взгляд. Всегда такие пытливые, всегда в поиске правды.

Боясь, что он увидит её сквозь мои наспех возведённые стены, я улыбнулась ему и попыталась слезть с его колен, но он быстро сжал мои бёдра и удержал на месте. Он не был готов отпустить меня, хотя что-то мне подсказывало, что он никогда не будет готов.

— Спроси меня снова, — потребовал он. Тени и огни, мимо которых мы проезжали, танцевали на его лице.

Моё сердце стучало хаотично, ударяясь о грудную клетку всеми способами, потому что я точно знала, о каком вопросе идёт речь, и на этот раз мне самой нужно было услышать ответ — запомнить его звучание, чтобы оно отпечаталось на моей душе.

— Ты любишь меня, Доминик Хантингтон?

— Всеми фибрами души, ангел.

Я пыталась не дать его словам повлиять на меня, но ещё до того, как он их договорил, они уже проникли в самое сердце. Я знала, что теперь мне будет в тысячу раз сложнее оставить его и всю эту жизнь, но, чёрт побери, оно того стоило.

— Спасибо, — прошептала я.

Он изогнул бровь.

— За то, что люблю тебя?

— За то, что спасаешь меня, — я провела пальцем по его соблазнительным губам. — Ты делаешь невыносимое терпимым.

Он обхватил рукой заднюю часть моей шеи и потянул к себе, наше дыхание смешалось, как запретное вещество, которое я не могла не вдохнуть.

— Я мог бы сделать намного больше, любовь моя. Если позволишь.

Он был в миллиметре от моих губ, как вдруг вмешался Бен с переднего сиденья.

— Вы двое уже закончили там? Мы приедем через три минуты, и лучше вам сосредоточиться на деле.

Его слова стали иголкой, проткнувшей тонкую резиновую поверхность воздушного шарика, на котором я парила в небесах. Шарик взял и лопнул.

— Мы закончили, — ответила я, не глядя на него. Мой взгляд всё ещё был прикован к Доминику, жадно поглощая его, начиная с решимости в его глазах и заканчивая жаром, который от него исходил.

Даже после всего, что произошло, и всего, что ждало нас впереди, я не могла унять свой голод.

«А вот тут ты ошибаешься, ангел», — мысленно произнёс Доминик. Его глаза всё ещё горели диким пламенем, словно угрожая сжечь всё вокруг. — «Мы не закончили. Мы даже не начинали».

Он прав.

То, что произошло между нами, было искрой, которую затоптали, не дав разгореться. Как и всю мою жизнь, и прочие глупые мечты, которые у меня были. Не только его мне придётся оставить позади, но попрощаться с ним было тяжелее всего.

Горечь вновь образовалась в моё горле. Я слезла с коленей Доминика и бесцеремонно вернулась на своё место. Мыльный пузырь лопнул, вернув меня в реальность вниз головой. Пристегнув ремень безопасности, я втянула воздух и попыталась сфокусировать мысли на том, что надвигается на меня на полной скорости.

Я непроизвольно поднесла палец к губам, снова глядя в окно.

Я всё ещё чувствовала его вкус на языке…

Его я тоже запомню.

36. НЕТ ПУТИ НАЗАД

Грозовые тучи стягивались вдалеке, когда мы заехали на заброшенный сталелитейный завод в двух кварталах от бара «Всех Святых». Помимо того, что Калебу нужно скрыть себя и нас Маской, Бен хотел ещё раз пройтись по плану, будто после сотого повторения идиотская самоубийственная миссия станет чуточку менее идиотской.

Я открыла дверь со своей стороны и вышла навстречу прохладному ночному воздух. Мне нужно было размять ноги и попытаться снизить мой вечно зашкаливающий уровень тревожности, пока Бен с Калебом подошли к капоту, чтобы разложить план помещений бара «Всех Святых». Я не вмешиваюсь в их обсуждение, хоть и знаю, что это всё бессмысленно. Мы не будем придерживаться этого плана, пусть хоть назубок выучат все входы и выходы из здания.

Я перевела взгляд на Доминика. Погружённый в собственные мысли, он стоял, прислонившись к багажнику и спрятав руки в карманах. Я спокойно обошла «Камаро» и остановилась рядом с ним.

— О чём задумался? — спросила я, стирая мелкие капли дождя, начавшие покрывать мои руки.

— Это мои слова, — спокойным тоном ответил он.

— Были твои — стали мои.

Уголок его губ приподнялся.

— Ты всегда забираешь то, что тебе нравится, ангел?

— А ты разве нет? — развернула я стрелки, но прозвучало это как обвинение.

В его голосе послышалась горечь, когда он ответил:

— Раньше так и было.

Его выражение снова стало задумчивым, и у меня пробежал холодок по спине.

Я не привыкла видеть его таким… озадаченным и подавленным. Это скорее в характере Габриэля, а Доминик в таком образе выглядит… неправильно. Он должен быть отстранённым, недосягаемым, беспечным пофигистом.

— А теперь? — спросила я и заметила, как напряглась его челюсть.

— А теперь мне требуется каждая крупица моего самообладания, чтобы не использовать на тебе внушение и не заставить сбежать со мной.

У меня внутри всё сжалось.

— Ты бы так не поступил.

Он мрачно рассмеялся.

— Ещё как бы поступил, — ответил он, всё ещё глядя строго перед собой.

Впереди не было ничего, кроме пустынной дороги со сломанными фонарями и разросшимися сорняками, но что-то удерживало его внимание. Позади нас стоял на страже старый завод, разваливающийся и никому не нужный.

— Ты этого не сделаешь, — исправилась я, внимательно глядя на него.

Он не ответил, только щека дёрнулась.

Но я знала Доминика и знала, что он позволит мне принять этой бой. Пока речь идёт о том, что я буду бороться. Но что он сделает, когда поймёт, что я решила сдаться?

Он попытается мне помешать. Сделает всё, что в его власти, чтобы остановить меня, и давайте признаем честно: он обладает огромной властью надо мной.