Повернись к нему, чёрт подери. Повернись, или он поймёт, что что-то происходит!

Беззвучно выругавшись, я медленно повернула голову и посмотрела ему в глаза. Моё сердце тут же ушло в пятки, но я выдержала его взгляд.

— Доволен?

— Нет, — он прищурил глаза с расширившимися зрачками. — Я так и знал.

— Что знал?

На его обычно безупречно гладкой коже появились жёсткие складки от того, как он напряг лоб.

— Что-то не так. Я чувствую это, и мне это не нравится.

— У тебя паранойя, Доминик, — я старалась говорить спокойно. — Я просто пытаюсь морально подготовиться ко всему этому. Всё нормально, — соврала я и уже начала отворачиваться обратно к окну, но он быстро перехватил мой подборок и развернул обратно к себе.

В этот момент мы были так близко друг к другу, что наше дыхание перемешалось.

— Я тебе не верю, — его глаза скользили по моему лицу, изучая каждую чёрточку, словно пытаясь собрать мозаику из десяти тысяч деталей. — Ты что-то скрываешь.

— Нет, — слово на выдохе слетело с моих губ слабым шёпотом. Мне требовалась каждая крупица моей силы, чтобы не уступить ему, не упасть в его объятья и найти в них утешение.

— Тогда посмотри на меня, — потребовал он, на этот раз не спрашивая.

Не имея иного выбора, я подчинилась и посмотрела на него так, будто это был прощальный взгляд.

Его выражение лица смягчилось, пока я разглядывала его обеспокоенные черты, его полные губы, бескрайние глубины его греховно синих глаз. Глаз, в которых я легко могла бы затеряться. Волосы, которые умоляли меня запустить в них пальцы…

Чёрт.

Я в полной заднице.

— Доминик, — завыла я.

— Да, ангел?

— Долго ты ещё будешь заставлять меня смотреть на тебя? — я хотела, чтобы это прозвучало раздражённо, но вышло слабо и жалобно.

Он улыбнулся, наслаждаясь своей временной властью надо мной.

— Столько, сколько ты сама захочешь.

На этих словах я почувствовала, как ко мне с привычной тяжестью вернулась свободная воля, но я так и не разорвала зрительный контакт. Я так сильно старалась избегать его взгляда и своих чувств к нему, что теперь не могла делать ничего другого.

Он был невозможно красив. Творение искусства.

Секунды шли, а я всё ещё смотрела на него, отчаянно пытаясь запомнить каждую чёрточку: его выражение, его непостижимую красоту. Я хотела отпечатать в памяти каждый дюйм. Помнить, как он смотрел на меня и как это заставляло меня чувствовать себя живой.

Я спрячу эти воспоминания в своём сердце — где-нибудь в глубине, в укромном местечке, куда сам дьявол не доберётся, — и буду держаться за них до тех пор, пока моё сердце способно биться.

Мой взгляд всё ещё был прикован к его, когда он улыбнулся мне — бледное подобие его всезнающей ухмылки. Он прекрасно понимал, как действует на меня. Видел, что я полностью зачарована им, впитываю каждую линию и каждый угол его красивого лица, поглощаю его образ. Он знал это, но мне уже было всё равно, что он знает.

Я должна его запомнить. Запомнить в мельчайших деталях.

Моё сердце сжалось, когда я мысленно принесла клятву никогда не забывать ни секунды, проведённой с ним, и то, как он спасал меня каждый раз, когда я тонула в бескрайнем море отчаяния. Он всегда был рядом, как бы ни было всё плохо, как бы опасно это ни было для него, и поэтому я потеряла от него голову.

Слёзы покалывали уголки глаз. Я внезапно осознала, что ни разу не поблагодарила его, не дала понять, как много он значит для меня.

И у меня никогда не будет шанса поцеловать его.

— Чёрт, ангел, что происходит в твоей хорошенькой головке? — прошептал он, вытирая пальцем потёкшую по моей щеке слезинку. Его глаза были прикованы ко мне, словно он изо всех сил пытался разобраться в урагане моих эмоций.

Удачи с этим.

Я покачала головой и тяжело вздохнула.

— Тебе лучше не знать.

— Позволю себе не согласиться, — его глаза потемнели, словно я бросила ему вызов.

Я хорошо знала этот взгляд.

— Доминик, не смей…

— Скажи мне, о чём ты думаешь, — тихо скомандовал он, не давая мне договорить.

Мой взгляд упал на его губы, изогнувшиеся в притягательной самодовольной ухмылке. Совесть его ни капельки ни мучила за столь наглое злоупотребление своей властью.

Я прожгла его взглядом и призналась:

— Я думала о поцелуе.

Это не было ложью. Я действительно об этом думала. Правда, не только об этом.

— О поцелуе, — его глаза загорелись интересом, он прищурился. — Проясни.

— Я думала о том, чтобы поцеловать тебя, — уточнила я, чувствуя сильный румянец на щеках. — Что я этого хочу.

Он немного отстранился, рассматривая меня так, будто не верит своим ушам.

Боже правый. Почему ему так сложно поверить, что я хочу его поцеловать? Разве не я умоляла его об этом всего несколько недель назад в замке Энгеля? Хотя, справедливости ради, я и отвергала его много раз.

Ох уж эти противоречивые сигналы.

Оглядываясь назад, я могу предположить, что тогда мне казалось, что время ещё есть. Что пыль уляжется, и у меня будет целая вечность впереди, чтобы заняться всем, чем хочется. Побывать в местах, о которых я только в книжках читала. Целовать его столько раз, сколько пожелаю.

Я думала, у меня будет много времени, но внезапно оно стало заканчиваться.

Покачав головой на несправедливость жизни, я расстегнула ремень безопасности и сделала немыслимое: забралась к Доминику на колени и обхватила его лицо руками. Его глаза вспыхнули удивлением и замешательством, а затем и кое-чем ещё.

Желанием. Чистым неприкрытым желанием.

Если я в любом случае собираюсь в ад, можно и заслужить билетик.

Он вопросительно свёл брови, глядя, как я наклоняю голову и останавливаюсь в дюйме от его лица. Я чувствовала запах алкоголя на его губах, сладкий шоколадный аромат на его коже, и внутри всё сжалось. До чего же прекрасный запах, я буду по нему скучать.

— Ангел… — прошептал он, будто мы моля даровать ему спасение. Мой жадный взгляд метнулся к его губам. Весь мир остановился, будто затаил дыхание ради меня… ради нас. Ради этого момента.

Я смотрела, как он медленно смачивает кончиком языка нижнюю губу, и совершенно потеряла голову. Сократив оставшееся расстояние между нами, я жадно припала к его губам, вложив в этот поцелуй всю себя, какую есть, и то, кем никогда не буду.

У него ушла секунда на то, чтобы справиться с шоком, и вот уже он целовал меня в ответ с тем же пылом. Его руки сжали мои бёдра, собственнически удерживая на месте, пока я извивалась всем телом над ним и углубляла поцелуй.

Я могла думать только о том, какие мягкие у него губы и как его дыхание напоминает виски с мятой. Моё желание взяло верх над разумом, дав волю чему-то первобытному, чего я никогда не испытывала прежде. Все, что хоть отдалённо напоминало чувство вины и самоконтроль, испарилось, оставив только голую, неприкрытую правду.

Из глубины его горла вырвался низкий стон, когда я раздвинула его губы и коснулась его языка, захватывая территорию и наслаждаясь процессом. Я прильнула бёдрами, и он застонал вновь с диким рыком.

— Воу! — воскликнул Бен с переднего сидения, заметив меня верхом на Доминике.

Но даже осознание того, что у нас есть зрители, не останавливало моё стремление получить то, в чём я так долго себе отказывала. Огонь, разгоревшийся между нами, стал настолько всеобъемлющим, диким, что я не хотела ничего иного, кроме как сгореть в нём.

И судя по тому, как Доминик целовал меня в ответ, он чувствовал то же самое.

Мои пальцы запутались в его волосах, наслаждаясь их шелковистостью, а его собственные ладони скользнули под мою футболку, и по моим венам бурным потоком разлилась лава, затмевая все страхи. А затем он опустил руки на мою задницу и сжал, подталкивая ближе к нему. Мои бёдра сжались, тихий стон вырвался на волю из моей груди, но его быстро поглотили неистовые губы Доминика.

Что началось с прощального поцелуя, маленького жеста благодарности, быстро обернулось в нечто большее, чем просто поцелуй. Это было первобытно, это было опасно, это нужно было остановить, но во мне не было сил оторваться от него. И я не хотела создавать новый якорь, удерживающий меня в этой жизни. Не тогда, когда я уже почти смирилась с тем, что проведу вечность в аду.