– Я никогда не даю пустых обещаний, – сказал Адам, но голос его был очень холоден.
– Почему вы рассердились? – воскликнула Джиллиан, слишком напуганная резкой переменой в голосе и поведении Адама, чтобы осторожничать.
– Вам должно быть ясно, какой я идиот, – рявкнул Адам, – поскольку вы уже дважды провели меня, заставив распустить язык, когда мне следовало бы помалкивать, но не думаете же вы, что я такой уж дурак, чтобы не понимать, что попался в хитрую западню? Не спешите радоваться. Вы не получите того, на что рассчитывали. Вы не свяжете меня обещанием, которое вырвали, чтобы заставить меня нарушить клятву.
Джиллиан смотрела на него в испуганном изумлении.
– Я никогда и не думала об этом, – запротестовала она, когда поняла, в чем ее обвиняет Адам. – Это вы утверждаете, что я на стороне Людовика. Вы ведь даже не спрашивали меня. Людовик для меня – ничто. Я не клялась ему ни в чем. Я ему ничем не обязана.
– Саэр де Серей был его человеком.
– Саэр убил моего отца, и я была отдана ему под опеку. Вы полагаете, у меня есть какие-то причины любить Саэра? – выпалила Джиллиан, поддавшись сильнейшему за многие годы приступу гнева. – Он не выдавал меня замуж, чтобы выдоить досуха земли моего отца. Потом он привез меня сюда и выдал за безумного калеку, – гнев ее отступил, и глаза снова наполнились слезами. – Бедный Гилберт! Он, во всяком случае, был ласков со мной, – слезы не покатились. Приступ ярости высушил их. – Но Саэр не знал об этом. Он не огорчился бы, если бы Гилберт оказался буйным сумасшедшим, сдирающим мне мясо с костей. Что я должна была чувствовать к Саэру, кроме радости от его смерти? Как, я должна относиться к его клятвам и долгу?
Адам неотрывно смотрел на нее. Жар гнева раскалил ее, темные глаза светились красным светом, и у Адама было ощущение, что, если он коснется ее пальцами, то обожжется. Он много раз видел разъяренных женщин, его мать быстро приходила в буйство, но гнев Джиллиан был другим. Это не вспышка из искры, как загорается сухой хворост, который быстро выгорает. Это было похоже на огонь в камине, сильный и яркий, который почти невозможно погасить. Джиллиан не орала и не размахивала руками. Голос ее был тихий, но жаркий, как ненависть в ее глазах.
– Я ничего не знаю о Людовике и еще меньше о Генрихе, – продолжала она, несколько поостыв, – но мой отецвассалом короля Джона.
– Джона? – переспросил Адам. – Где земли вашего отца?
– Возле Шоне. Точно не знаю. Саэр очень старался, чтобы я не знала, что именно принадлежит мне.
Это было очень похоже на правду, но гораздо важнее было то, как Джиллиан говорила о своих землях. Саэр «не выдавал ее замуж, чтобы выдоить их насухо»; Саэр «старался, чтобы она не знала, что принадлежит ей». Значит, если она не беспокоилась об Осберте, а теперь Адам был почти уверен, что это правда, и не связана с Людовиком, что было еще сомнительно, но возможно, тогда ясно, что она расставила свои ловушки для него ради своих земель. Адам был доволен. Он не собирался оспаривать собственнические инстинкты женщины. Они казались ему справедливыми и разумными, поскольку так же вели бы себя его мать и сестра.
Адаму оставалось понять, зачем же Джиллиан все-таки расставила свои ловушки. Он мог завладеть ее собственностью не иначе, как, убив ее и де Серей, но она явно не подозревала его в намерениях причинить ей вред. Он возьмет с Тарринга только то, что причитается, чтобы восполнить ущерб, нанесенный Саэром городу и населению, и возместить расходы на эту экспедицию. Но такой уж срочной нужды в средствах он не испытывает, и всю компенсацию можно было бы организовать так, чтобы не нанести ущерба собственности Джиллиан.
Внезапно его осенило. Джиллиан хотела, чтобы он заставил людей Невилля повиноваться ей. Адам не подумал об этом первым делом потому, что ни его мать, ни Джоанна не нуждались в помощи, чтобы добиться повиновения своих вассалов, но Джиллиан была в ином положении. Поместья не принадлежали ей по праву крови. Она была чужестранкой, женой законного наследника, не имея даже ребенка, чтобы закрепить подданство. В придачу ко всем ее трудностям мелкие землевладельцы в эти времена искали поддержки сильных господ, которые могли бы привести армию, чтобы помочь им в быстро меняющейся обстановке гражданской войны. Джиллиан понимала это. И она намекнула ему на это, когда объяснила, почему люди Невилля приняли покровительство Саэра.
Глаза Адама, обращенные на Джиллиан, в одно мгновение наполнились весельем и восхищением. Несколько улыбок и нежных слов, один-два поцелуя, может, и больше – недорогая цена за то, чтобы воспользоваться его людьми и его могуществом и подчинить себе своих вассалов и кастелянов. В конце концов, она была уже замужем, и терять ей было нечего. Адам поперхнулся, пытаясь сдержать смех. Его мать высоко оценила бы маневр Джиллиан. Он не мог даже упрекнуть Джиллиан в скупости. Бедняжка, после старшего де Серей, нанявшего целую армию для нападения на Кемп, и младшего, укравшего то, что осталось, у нее не было ни гроша, ни даже простенького колечка, которое она могла бы продать, чтобы оплатить услуги наемников.
– Прекратим это фехтование, – весело произнес Адам. – Я готов поверить, что вы не любили и не любите де Серей, ни отца, ни сына. Я скажу вам также, что ничто не заставит меня отправиться во Францию, чтобы попытаться востребовать для вас ваши земли, и что, когда меня призовет король, я действительно уйду, что бы вы там ни говорили. Однако я сдержу данное вам обещание. Более того, я с удовольствием приму меры, чтобы люди Невилля признали вас своей правительницей.
– Признали меня? – задохнулась Джиллиан, вытаращив глаза так, что они едва не выскочили из орбит. – Но…
– Уверяю вас, вам не нужно изображать передо мной в этом деле саму невинность! – воскликнул Адам, опять раздражаясь. – Я считаю совершенно разумным, что, поскольку земли оставлены вам и других наследников нет, вы желаете управлять ими самостоятельно. Все было бы намного проще, если бы вы сказали напрямую, чего хотите от меня, вместо того чтобы водить меня за нос… ну, ладно, оставим это.
Раз Адам считал разумным, что она будет управлять землями, то Джиллиан решила, что она будет управлять ими, даже если это погубит ее. Но оставалось несколько практических вопросов, которых Адам не коснулся.
– Есть одна проблема, – сказала она ровным, насколько могла, голосом. – Люди хотят иметь сильного вождя. Тарринг разворован начисто, как вы знаете. Я не могу нанять хорошего военачальника. Вы же не думаете, что я могу надеть доспехи и повести людей?
Последний вопрос был задан совершенно серьезно, и голос Джиллиан слегка дрогнул, когда она говорила. Было бы совершенным безумием, если бы Адам думал такое, но не меньшим безумием казалось Джиллиан и то, что он ожидал от нее самостоятельного управления поместьями Гилберта. Фактически она так далеко в свое будущее еще и не заглядывала. Она думала только о сегодняшнем дне, надеясь, что Адам останется в Тарринге, не способная даже предположить, что будет с нею, когда ему придется уехать.
– Не нужно этого сарказма, – недовольно ответил Адам. – Я знаю, что моя мать когда-то повела армию в Уэльс, но даже она не додумалась надеть доспехи и ввязаться в бой. Полагаю, что, если я потребую от людей принести клятву вам, мне придется пообещать им мое и моей семьи покровительство.
Возможно, вдруг поняла Джиллиан, очень возможно, что будет и будущее, а не только эти несколько дней. Если Адам прикажет людям Гилберта защищать ее и повиноваться ей, и они не подчинятся, он придет наказать их. Они будут помнить это. Кроме того, если кто-либо еще придет угрожать ей, Адам тоже придет отогнать врага. В любом случае сохранялось главное: Адам придет!
– Как я могу отблагодарить вас? – нерешительно пробормотала Джиллиан. – У меня нет ничего… Ничего.
– Я делаю это не для вас, – строго и очень неубедительно проговорил Адам. – Я делаю это по причине, которая вам может не понравиться, но с которой вам придется примириться. Если я предложу военное руководство и защиту людям Невилля, они должны будут вернуться под знамена короля Генриха. Я потребую, чтобы вы принесли присягу мне, а через нее – королю, если вы хотите сохранить свои земли, и признали, что именно Генрих, а не Людовик дает и подтверждает ваше право на них. Если Людовик появится в этих местах, ваши вассалы и кастеляны должны оказать сопротивление, и они не останутся в одиночестве. Они получат необходимую помощь.