– А нас для чего разводят? – вздохнул Семён. Лёня покачал головой, глядя Семёну в глаза, дав понять, что не стоит поднимать эту тему. Семён кивнул в ответ и указал на задремавшего, свесив голову, Трохара:

– Опять спит.

– Парни, что думаете насчёт Толика? Может, он правда Дрысь видел? Потому и застрелился, – повторил Брон своё предположение.

– А это вот вяжется. Когда эту чертовщину видишь, то у неподготовленного человека может кукушка поехать, – согласился Лёня. Брон уставился на Семёна, ожидая его вердикта.

– Мне почему-то эта версия сразу в голову пришла, как услышал про такое странное самоубийство. Хорошо бы то место осмотреть, – сказал Семён.

– Дожди после этого лили уже несколько раз. И там трава везде, не найдём ничего. Да и как-то… – Лёня замолчал и посмотрел на Брона, а потом кивнул в сторону элеваторов:

– Иди, прогуляйся.

– Лёнь, можно я уши просто заткну?

– Иди, говорят.

Когда Брон отошёл достаточно далеко, Лёня негромко сказал:

– Там реальный человек погиб. Мы в такое не лезем. Не хотелось бы эту грань переступать. Свяжемся с человеческими смертями, отметину получим. Нами тогда совсем другие силы заинтересуются, не те, что сейчас. Кто начинает такие игры, никогда не выигрывает. Допускаю, что есть такие, но это не мы. Нас смерть заворожит, и собственная важность накроет из-за того, что мы причастны к вопросам жизни и смерти, – Лёня набрал в грудь воздуха и, выдохнув, договорил: – если скажешь, что надо, я с тобой. Но услышь меня.

Семён смотрел на огонь и некоторое время молчал, обдумывая услышанное.

– Ты прав. Лёгкость потеряем. Знание уйдёт, – наконец сказал он. Лёня с облегчением в голосе прошептал то ли богу, в которого не верил, то ли самому себе:

– Спасибо, что у меня такой знающий брат!

– Это тебе спасибо, не дал заворожиться. Дрысь оставим в покое, если сама не объявится.

Лёня обнял друга и похлопал его по плечу.

– Ну что, в сторону дома?

– Поехали.

Вороньё звонко каркало, прыгая по веткам огромных тополей, росших на другой стороне дороги. Яркое, поднявшееся высоко солнце хорошо припекало. Семёну даже пришлось прищуриться, выйдя из полумрака сеней на крыльцо. Он сел на верхнюю ступеньку и осмотрелся ещё сонным взглядом. Из живых существ на глаза попались только соседские куры. Ещё он заметил, что входная дверь в доме за тополями, в котором жил пастух со своим многочисленным семейством, была приоткрыта. Это означало, что либо сам хозяина дома, либо его старший сын Дюдя сейчас стоит с другой стороны двери, прячась в тени и наблюдая за тем, что происходит на улице. Во всех других случаях дверь была закрыта плотно. Лошади возле дома видно не было, поэтому Семён смело показал средний палец в направлении приоткрытой двери.

Реакции не последовало.

Завязав шнурки на высоких ботинках, Семён подхватил рюкзак с крыльца и отправился через огород на задворки, и оттуда вниз по дороге в сторону леса. Перейдя по камням на другую сторону реки, Семён вышел на Койвику и поклонился полю. Или Духам, обитающим на нём. Он старался кланяться каждому полю и лесу в этих местах, особенно если они находились на каком-то удалении от деревни.

Обойдя поле по дороге, идущей вдоль леса, Семён перешёл ещё одну реку, но на этот раз пришлось снять обувь и штаны. Неподалёку над рекой лежало бревно, но с него был шанс свалиться, поэтому лучше было только намочить ноги. Подождав, когда ноги немного обсохнут, и заодно покурив, стоя на примятой траве, Семён оделся и направился по заросшей дороге через пролесок. Дорога вывела его на ещё одно небольшое поле, окружённое лесом. На другом конце поля, на холме, показался небольшой, сильно потемневший от времени деревянный домик.

Хозяйка дома сидела на лавке возле крыльца и зачем-то рассматривала калоши на своих ногах, когда Семён подошёл к её дому. Подняв ладонь, она поприветствовала гостя, и той же ладонью похлопала по лавке возле того места, на котором сидела:

– Садись. В ногах правды нет.

– Зато память есть, говорят, – кинул Семён, и уселся не на лавку, а на крыльцо, чтобы удобнее было разговаривать. Рюкзак он снял и поставил рядом.

– Говорят, что кур доят, – усмехнулась Аннушка и поправила седые волосы со своего лица, по которому невозможно было определить её возраст хоть

сколько-нибудь точно. Когда она смеялась, то казалось, что ей всего немного за сорок, но как только она становилась серьёзной, то можно было принять её за

по-настоящему старую женщину. Иногда эти её преображения были настолько ощутимы, что Семёна пробирал неподдельный страх.

– Это я прочитал в одной серьёзной книге, – пояснил Семён.

– В серьёзной такого бы не написали.

– Значит, неправду пишут?

– Если не понял, значит, неправда. Если бы понял, то было бы, что обсудить. Ты лучше скажи, чего там в рюкзаке принёс?

– Как обычно: крупа, соль, сахар и конфеты.

– Конфеты какие?

– “Коровка”, “Батончики”, не помню, как называются правильно и шоколадные, – Семён вынул из рюкзака пакет с гостинцами и поставил его на крыльцо.

– Спасибо за заботу, внучок.

Семён улыбнулся и сказал:

– Хочу поинтересоваться насчёт одного события.

Аннушка кивнула, давая согласие на вопрос.

– Я встретил одного тёмного человека. Можете про него что-то рассказать? – с надеждой обратился к ней Семён.

– Где встретил?

– На дороге, в другом конце деревни.

Аннушка задумалась перед тем, как ответить.

– Могу рассказать. Но расскажу из прошлой жизни, до того, как лес меня забрал.

– Ну хоть так, – согласился Семён, и Аннушка стала рассказывать:

– Я молодая ещё была, и сама таскала телегу с бельём стирать на реку.

В пруду, как остальные, стирать никогда не могла, тиной бельё потом пахнет. А после реки бельё свежее и пахнет силой. Идти прилично, сам знаешь, да ещё и с таким грузом. Вниз, под горку, хорошо и легко, а вот обратно в горку с телегой, полной мокрого белья… В общем, шла я как-то обратно в деревню и часто останавливалась на отдых. Во время одной из таких остановок я услышала, что меня позвали. Я остановилась посмотреть, кто зовёт, и с трудом разглядела в тени деревьев на краю леса мужчину, одетого во всё тёмное. Я спросила, чего ему нужно. Он поинтересовался, как пройти до Березняков. Я указала в сторону Большака, дороги нашей, иди, говорю, по дороге, может, подвезёт кто. А он просит направление указать, мол, нельзя ему на дорогу. Я удивилась, но путь указала. Он меня поблагодарил, и так и пошёл по краю леса, не выходя из тени. А я села на камень, на который опёрла ручку телеги, и думаю, откуда он идти может? Кругом леса да болота. И на дорогу не хочет. Додумалась до того, что это беглый каторжник, и испугалась так, что не заметила, как в горку с телегой забежала. Уже когда домой пришла, всё обдумала и поняла, чего на самом деле испугалась.

– И чего же? – нетерпеливо поинтересовался Семён, ища в кармане коробочку с самокрутками.

– Помнишь, где дорога идёт с реки и сколько от неё до края леса? Тогда дорога немного по-другому шла, но не сильно отличалась.

– Метров триста точно будет.

– Вот. А мы с ним разговаривали, не повышая голоса.

Рука Семёна замерла, не донеся самокрутку до губ.

– Ого, – выдавил он.

– Вот тебе и ого. Больше на эту тему сказать не могу, не дорос. А теперь переходим к делу – что тебя на самом деле волнует?

Не успев прийти в себя от услышанной истории, Семён растерялся и пожал плечами. Аннушка подпёрла подбородок ладонью, в то время как её локоть упёрся на воображаемую поверхность. На её лице отобразилась скука, но в глазах сверкали озорные огоньки.

– Да есть кое-что, – сознался Семён и прикурил. – Тут поступила информация, что в скором будущем Духи уйдут из этих мест.

Аннушка подняла брови и выпятила губы, потом негромко рассмеялась:

– Я поняла, о чём ты. Но куда же они могут уйти? И кто тебе такое сказал?