…Спустя полтора года участия в проекте солдаты достигают значительной оптимизации, подразумевающей под собой: наращивание физической массы, повышение выносливости, устойчивость к кровотечению и увеличение болевого порога».

Я полистал еще, остановившись на подзаголовке «Правила». Целый список длиною в несколько страниц, практически как древний свиток, размотался к моим ногам. Но цифра на последнем обороте казалась настолько заманчивой, что я решил: можно и потерпеть пару лет, выполняя строгие указания. С виду они казались несложными: сдавать анализы каждые две недели, носить отслеживающие биометрические браслеты, но самое главное – никто, ни одна живая душа не должна знать о проекте.

***

Я оглядел помещение. Кроме нас с Таем в комнате находилось еще десять парней, но все они были нам не знакомы.

– Вольно, – вошел в помещение Фрэнк Максфилд. Я, прикрыв глаза, отвернулся в сторону. Судьба, привередливая гадина, опять внесла меня в свой черный список. Чертов полковник руководил проектом. В этот момент все планы, что я построил в голове, разлетелись, словно карточный домик.

– Твою ж..! – пробормотал Тай, набычившись. Зная, что случаев «личного общения» с Максфилдом у него не меньше, чем у меня, я более чем прекрасно понимал его чувства.

– Это не простая лаборатория, – зычным громким голосом начал полковник, медленно прохаживаясь по кабинету. Джесс в это время раздал каждому скрепленную копию контракта. – Коракс готов обеспечить для своих сотрудников не только лучшие условия и более чем достойное вознаграждение, но и любого рода поддержку. Однако взамен мы требуем подчинения правилам. По истечении срока контракта вы вправе его не продлевать на условиях, что вам придется распрощаться с памятью о пяти последних прожитых годах.

По залу пополз озадаченный шепот, но ни Джесс, ни его начальник не обратили на это никакого внимания.

– Те из вас, кто откажется от участия в программе, также подвергнется процедуре зачистки. Вы просто забудете все, что происходило в последние два дня. Это неприятная мера, но правила безопасности требуют полного неразглашения.

Так вот в чем дело! Я начал догадываться об этом еще пару лет назад, когда случайно увидел брата недалеко от школы. Он шел мимо главных ворот к преподавательской стоянке. Я окликнул его через забор, Джесс обернулся, услышав голос, посмотрел на меня, как на пустое место и пошел прочь, будто мы не были знакомы. Я застыл, ошарашенный его поведением, и крикнул вслед:

– Эй, придурок, совсем зазнался?

Но он не отреагировал. Именно тогда внутри зародились первые сомнения. Они подтвердились, когда еще через год он начал упускать какие-то детали нашего прошлого. Вроде понимал, кто я, но общался будто с чужим. Теперь все встало на места.

– Агент Коракс не имеет права разглашать какую-либо информацию, касающуюся проекта, лабораторных исследований и всех вовлеченных в него людей, а также передавать ее третьим лицам, – зачитал Джесс по памяти первый параграф из свода правил. – У вас будет неограниченный доступ к любому виду транспорта, экипировки, холодного и огнестрельного оружия. Тип и калибр вы можете выбирать сами, если другого не требует описание операции.

Я почувствовал, как ребята позади довольно покачали головами.

– Должен вас предупредить, количество мест ограничено. А желающих немало. Вы были выбраны благодаря собранной за годы характеристике. Лучшие из лучших. – Брат остановил взгляд на мне, ожидая реакции. Я отрицательно покачал головой, потому что больше не нуждался в его подсказках.

– После подписания вы не можете добровольно расторгнуть контракт. Вопрос о терминации выносится на обсуждение командования штабом, и только после получения разрешения агент может покинуть проект. Нарушение хоть одного из условий договора влечет за собой штрафные санкции.

Максфилд сидел за столом, буравя меня взглядом. Я посмотрел ему в глаза с ненавистью, точно зная, что не подпишу ни единой бумажки.

– Подумай, Ник, – произнес он, когда в кабинете остался только я один, лежащий на столе передо мной договор и перьевая ручка. – Простое слово «да» перебросит тебя в один момент из шестерки в козырные тузы. Такой головокружительной карьере каждый позавидует! Но, – сделал он паузу и равнодушно пожал плечами, – если не хочешь, возвращайся домой, в Хейвен.

Дом. Мое слабое место. Полковник абсолютно точно знал, куда нужно бить.

– А как же авиабаза Хай-Уиком? – спросил я, чувствуя как потеют ладони. Тут точно был какой-то подвох. – Они полгода назад предлагали мне место.

Полковник покачал головой.

– Только Коракс. Больше нам предложить нечего. Если тебе интересно, Тайлер договор подписал.

«Только потому, что ему тоже не оставили выбора?» – хотел спросить я, но промолчал.

Полковник протянул мне паркер…

***

Солнце. Яркое летнее зарево заливало площадь, так, что казалось, будто на черные камни разлилось чистое золото. Такая погода для туманного и серого Карлайла была поистине редкостью. Я вышел из здания лаборатории Коракса и направился куда глядят глаза, разрываемый противоречиями. Вот и наступил тот день, когда мой разум решил окончательно разорвать дипломатические отношения с совестью.

Пять лет. Всего лишь на шестьдесят месяцев я позволю сделать из меня того, кого они хотят видеть, а потом заберу деньги и, наконец, расправлю крылья.

Однако внутри истории под звучным кодовым именем «Ворон» была вписана еще одна. Между строк. Слова, которых не было ни в договоре, ни в многостраничном справочном пособии: чтобы много иметь, придется от много отказаться, и прежде всего от самого себя.

***

– Личный дневник, – произнес Джесс на одной из первых тренировок. – Вся ваша жизнь должна быть записана там. Представьте, что вы потеряете память. Какие именно воспоминания решите сохранить? Всё, пусть даже если это аромат пирогов из детства, должно остаться на бумаге. – Я абсолютно точно понял, о чем он говорит. Почти физически почувствовал тот запах. Внутри что-то защемило, словно давно не смазанный механизм, и я отогнал мысли прочь. – Что не успеете записать – будет потеряно. Возможно, полностью и навсегда.

На ум приходило множество важных событий. Но о них совсем не хотелось писать. Может, некоторые вещи действительно лучше не помнить? Например, пожар, мамину смерть, пьянство отца, переезд в дыру под названием Рай, которая оказалась для меня совсем не Раем. Но тогда я бы забыл и счастливые моменты, когда мы были нормальной семьей, знакомство с Артом, тот самый запах маминых пирогов с вишней, о котором говорил Джесс.

И я начал записывать. День за днем дополнял дневник, внося новые подробности о прошлом, опуская все то, что происходило с нами ежедневно. А может, кто-то просто стер эту информацию из дневника, ведь их проверяли тоже.

Проект назывался «Эхо». Спустя полгода мы прошли первую загрузку. И впервые потеряли память. Потом вторую, третью. А дальше все смешалось так, что я уже с трудом отделял собственные воспоминания от созданных разумом и прочитанных в дневнике.

Иногда прошлое фрагментами возвращалось в течение пары месяцев, но так как состав сыворотки постоянно менялся, принося каждый раз новые сюрпризы, то в виде токсикоза, то головных болей, то тремора, который не прекращался почти шесть часов, ни в чем нельзя было быть уверенным, поэтому я отмечал в дневнике все, что мог.

Тайлер тоже писал, но записи свои никогда не показывал. Знающий нас с детства вряд ли поверил, что мы будем друзьями, особенно после того, как чуть не убили друг друга в тринадцать. Если с Артом и Шоном мы были кровными братьями, то с Таем стали боевыми. К тому же, когда обиды забыты, в прямом смысле, и делить нечего.

Шел десятый месяц нашей службы, когда мы впервые заметили, что с нами двумя начало происходить что-то странное.

– Не занимай душ, надолго, ладно? – попросил я, кинув ему чистое полотенце, для себя же выудил из шкафа свежую рубашку.

Я бросил ее на стол, рядом к новым погонам, и потянулся к утюгу, когда меня настигло ослепительное, словно свет фар в кромешной темноте, видение. Падающие с мерным стуком капли и затылок рыжеволосой девушки. Она упиралась ладонями в кафельную стенку, а я, обводя руками ее бедра, склонился к выгибающийся спине. «Интересно, какова ее светло-медовая кожа на ощупь?» – подумал я.