Было ясно, что он не очень доволен ее присутствием (судя по тому, как напряглась его челюсть, когда девушка появилась в поле зрения, словно дракон, оценивающий добычу), но она не позволит себе беспокоиться по этому поводу.
— Добрый вечер, Малфой… — Грейнджер надеялась, что не покраснеет, как глупая школьница, которой она когда-то была, когда высоко задрала голову, чтобы казаться более уверенной, чем она чувствовала себя на самом деле, — как Скорпиус?
Мужчина расправил плечи и посмотрел на нее с отчаянием, которое быстро исчезло, уступая место его безразличному лицу.
— Ну, как я уже сказал… Он просто немного устал, — вздохнул мужчина. Судя по всему, в этот день от него не будет ни колкостей, ни насмешек — и почему-то мысль о том, что Малфой не съязвит, заставила ее почувствовать легкое разочарование, — у него жар — температура не очень высокая, но мне кажется, что ты должна была знать.
— Понятно, — она заглянула в приоткрытую дверь позади него, ища глазами сына, — и он встал?
— К сожалению, — насмешливо ответил он, не впечатлившись, хотя в его тоне появилось немного больше теплоты, когда Драко начал рассказывать о том, что Скорпиус играл весь день, — я весь день пытался уговорить его отдохнуть, но он слишком упрям, на свою собственную голову.
— О? — ее губы против воли дернулись вверх, — интересно, в кого это он такой?
— Я понятия не имею, о чем ты, — поднял он бровь, — если уж на то пошло, он получил это от тебя!
Зная, каким вспыльчивым и упрямым был Скорпиус, Драко, вероятно, был прав. Гермиона не могла себе представить, чтобы ее бывший муж (идеальный наследник чистокровного рода, каким он вырос) вел себя так и не подчинялся приказам родителей, как это часто делал их сын.
И как будто внезапно вспомнив, зачем она вообще вернулась в Мэнор, девушка без лишних слов направилась вперед, с нетерпением ожидая встречи с сыном.
Комната Скорпиуса была гораздо более привлекательной, чем остальная часть поместья. Само помещение было наполнено жизнью благодаря бордово-красным оттенкам на стенах, красным гобеленам с золотыми деталями и львами, покрывавшими каждый квадратный сантиметр, что вызвало улыбку на лице, когда она погрузилась в детскую и невинную атмосферу, окружавшую ее.
Все это, конечно же, было сделано по требованию Скорпиуса. Мальчик в душе был гриффиндорцем, и это было видно.
В комнате было разбросано несколько магловских игрушек, что свидетельствовало о том, что он играл с ними днем, но они были явно заброшены, поскольку с каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Бархатные шторы на окнах были задернуты, чтобы в комнату не проникал свет, что придавало приглушенный вид обычно веселой комнате.
Прямо на большой кровати с балдахином, под несколькими шелковыми одеялами, но все еще неловко ворочаясь, лежал ее драгоценный шестилетний сын.
Улыбка быстро угасла, сменившись на беспокойство, когда она подошла и поцеловала его лоб, ненавидя то, как горит его бледная кожа под ее губами.
— Привет, мой маленький лев, — ворковала она, усаживаясь на край кровати и протягивая руку, чтобы нежно погладить светлые пряди. Сердце немного разбилось, когда шатенка услышала его хныканье, поэтому ее голос стал намного мягче, когда она продолжила, — как ты себя чувствуешь?
— Мама! — ее сын шмыгнул покрасневшим носом, голос звучал ужасно хрипло, но он изо всех сил старался держать свои серебристо-голубые глаза открытыми. Гермиона видела, что мальчик пытается встать — вероятно, ему хотелось спрыгнуть с кровати и побегать вокруг нее, как он обычно делал, но у него не хватало сил, чтобы сделать что-то еще, кроме как немного пошататься, — у меня болит горло и голова. Я не люблю болеть!
— Мне жаль это слышать, — пробормотала она, взяв свою палочку и наложив чары на его лоб, чтобы проверить температуру, увидев результат, чуть выше 38ºC, она слегка поморщилась. Это было не так уж высоко, но и это не остановило ее тревожное сердце, — ты скоро поправишься, я обещаю.
— Но я хочу выздороветь прямо сейчас!
— Я знаю, мой лев, но чтобы поправиться, тебе нужно сначала отдохнуть.
— Это звучит скучно! — снова захныкал он, потирая глаза, надув губы и требовательным тоном напоминая ей его отца.
Кстати говоря о дьяволе…
— Я пытался дать ему немного бодроперцового, но это не очень помогло, — услышала она голос Малфоя из другого конца комнаты. Он стоял со скрещенными перед собой руками и нахмуренными бровями. По какой-то причине мужчина все еще стоял в дверном проеме, как будто опасался находиться слишком близко к ней, — а еще я приготовил куриный суп с лапшой, но ему не хотелось есть, так что он находится под чарами стазиса на кухне, пока Скорп не захочет есть.
Она моргнула при этих словах, пытаясь представить себе воплощение аристократического мужчины на общей кухне, спотыкающегося в своих лучших попытках готовить что, как она прекрасно знала, он терпеть не мог, несмотря на то, что в зельях он разбирался блестяще. Но вместо того, чтобы найти это смешным (как она, вероятно, сделала бы в прошлом), она нашла это невероятно трогательным.
— Я не голоден, — пожаловался Скорпиус после приступа кашля, пронесшегося по его маленькому телу, — разве я не могу еще немного поиграть?
— Тебе все равно нужно поесть, милый, — Гермиона наклонила голову, оглядываясь на своего малыша, — как насчет того, чтобы я приготовила тебе имбирного чая для горла, а потом бы ты поужинал?
Он обдумывал варианты, немного изображая, поджимая свои маленькие потрескавшиеся губы и громко напевает, пока, наконец, не кивнул, — хорошо, мама, но только если я буду смотреть телевизор до восьми!
Боги — наглец, прямо как его отец!
— Это мы еще посмотрим, мой лев, — засмеялась Гермиона, снова прижимаясь губами к его лбу, — я сейчас вернусь. Люблю тебя.
Гермиона услышала, как он пробормотал, что тоже любит ее в ответ, прежде чем очередной приступ кашля овладел его бедным горлом, но вскоре она уже возвращалась в огромные пустые коридоры Мэнора, чтобы направиться в одну из многочисленных кухонь.
Малфой следовал прямо за ней — как высокая, задумчивая тень — ничего особенного не говоря, но всегда направляя ее по пути, ворча и качая головой всякий раз, когда девушка собиралась свернуть не туда… Что случалось довольно часто, учитывая, каким огромным был его дом.
Если бы гриффиндорка не знала лучше, то сказала бы, что все строение изменяло множество арок, дверных проемов и общую планировку только для того, чтобы еще больше запутать ее и заставить чувствовать себя еще более нежеланной. По какой-то причине, вместо того чтобы раздражаться из-за того, что девушка может легко заблудиться в его доме (как и должно быть), ее предательский мозг решил навеять ей чувство ностальгии, связанное с хорошими воспоминаниями, которые она накопила за годы, проведенные в поместье.
Воспоминания о ней и Малфое — когда они были намного моложе, сразу после окончания войны, только что из Хогвартса, когда вся жизнь у них была еще впереди.
Воспоминания об их отношениях, расцветших в том самом поместье — когда Малфой шептал ей на ушко пустые обещания о том, что теперь это ее дом, и отбивался от язвительных семейных портретов в ее защиту.
Воспоминания об их первом свидании, том, которое произошло прямо в саду поместья.
Гермиона до сих пор хорошо его помнила: после целого года совместного проживания в башне Старост на последнем курсе и установления крепкой (если не сказать неожиданной) дружбы с Малфоем, она, наконец, набралась храбрости и стала умолять его посетить Мэнор еще раз.
Девушка даже не была уверена, почему вообще попросила его об этом, хотя подозревала, что это желание, было вызвано необходимостью почувствовать какое-то завершение войны.
Хотя тогда он выглядел до тошноты недовольным ее просьбой, в конце концов согласился, но при условии, что ее визит повлечет за собой пикник на территории поместья (подальше от той кошмарной комнаты, с которой все началось).
