Как только мы выходим из гостиницы, заряжает дождь, и Джек предлагает сбегать наверх за зонтом. Я отказываюсь: теперь, когда мы одеты и готовы к привычным делам, мне не терпится уйти. Мы резво идем в полной тишине.

– Ничего себе, как быстро ты ходишь! Ни одной женщине не удавалось шагать в моем темпе, тем более на каблуках и под дождем, – говорит он.

– Я все-таки горожанка, – замечаю. Как мало он знает обо мне кроме моего тела и основных фактов жизни.

Добравшись до машины, предлагаю подвезти его до гостиницы. Садясь за руль, вскользь осматриваю пассажирское сиденье, которое хранит следы поездки с Джорджией: пакет с крекерами-рыбками, обертки от мюсли-батончиков, кулек с вишневыми косточками. А вот и разоблачения: на самом деле я хлопотливая домохозяйка и заботливая мамочка. Как это сочетается с женщиной, которая несколько часов назад сбросила с себя одежду и практически умоляла совратить ее?

Подъехав к гостинице, под сильным, немилосердно ярким светом поворачиваюсь к нему и робко говорю:

– Ну, спасибо. Было приятно познакомиться.

– Да, мне тоже очень приятно. Может, столкнусь с тобой в выходной, когда снова заеду сюда, – отвечает он. Он не пытается узнать мой номер, а я – его. Через пару секунд выезжаю с парковки и мчусь к себе.

Меня не было всего семь часов, но я возвращаюсь домой совсем другой женщиной.

Наутро просыпаюсь в недоумении. В памяти всплывают ночные события, но теперь они кажутся нереальными. Чувствую себя так, будто пережила удар молнии. Прохожусь взглядом по обнаженному телу, кладу руку на сердце. Все выглядит так же, как и сутки назад: темный загар с пляжей Нантакета, округлившийся животик, груди, стекающие каждая в свою сторону. Я уже не настолько подтянутая и бодрая, как на заре моей сексуальной жизни. Бока утратили плотный молодой жирок и стали одновременно и тверже, и мягче – сказываются закон гравитации, роды и возраст. Рассматриваю себя – каждую веснушку, прожилку, шрам и волосок. К лучшему или к худшему, это тело мое, и я могу делать с ним все что захочу. Это новое знание и освобождает, и сковывает. В хорошие дни я бывала в ступоре, в плохие – в депрессии, и так месяц за месяцем. Но сейчас замечаю проблеск возвращения к жизни. Это и физическое ощущение, и внезапное осознание себя как личности. Цельной личности, а не только матери, жены или покинутой возлюбленной. Все они есть во мне, но я сама – гораздо больше. Это напоминает встречу со старым приятелем. Преисполненная благодарности, предвкушаю, что ждет меня впереди.

Уверена, что несколько часов назад Джек умчался на своем мотоцикле, но все равно запрыгиваю в машину и возвращаюсь в город. Кажется невозможным, что человек, выдернувший меня из долгого глубокого оцепенения, – всего в десяти минутах езды отсюда. Въезжаю на опустевшую парковку отеля. Компания, проводившая в городе выходные, уехала. На месте, где стоял мотоцикл, теперь один раскаленный бетон. Я разом испытываю разочарование и облегчение: не знаю, что сделала бы при встрече с ним, я просто хотела убедиться, что он и правда существовал. Вздохнув, еду домой – к очередному летнему дню, к дочери и человеку, который все еще мой муж.

В понедельник мне кажется, что субботнее секс-приключение с тем же успехом могло случиться в другой жизни. Зато подруги наверняка придут в восторг: они столько месяцев видели меня глубоко печальной. По очереди обзваниваю их и без устали хвастаюсь своей великой победой – от решения нарядиться и выбраться куда-нибудь до выезда с парковки и возвращения домой. Мне приятно об этом рассказывать: настоящая история успеха вместо привычного нытья. Подруги слушают благодарно: требуют подробностей, ахают в нужный момент и восхищаются моей смелостью. Разговор с Тиной в фейстайме – полный триумф. Я сообщаю, что не просто надела по ее совету то самое платье и пошла флиртовать, но еще и переспала с незнакомцем. Сидя у костра на пляже, Тина с мужем в ответ кричат: «Мазл тов! – и, сияя от гордости, поднимают за меня бокалы с мартини. – Мы знали, что у тебя получится, мамочка». Можно подумать, я только что осуществила мечту всей жизни.

Радость друзей трогает. Хотя мой путь внезапно и резко вильнул в сторону, они не осуждают меня и не забрасывают оценочными суждениями. В самом начале разлада с Майклом я объявила, что с большой вероятностью мы снова сойдемся, так что при мне не стоит высказываться о нем негативно. Кэтрин попросила ее сориентировать: «Ты только скажи, чего хочешь – уйти от него или остаться, и я найду для этого весомую причину». Маре я сообщила новости в «Старбаксе» – кажется, ради меня она пропустила важную встречу. Она немедленно заверила: если я приму Майкла обратно, сама Мара и другие подруги меня поддержат. Жаклин прислушалась к моей просьбе не отзываться о нем плохо, но продолжила строчить ему гневные сообщения: как он только посмел причинить мне боль! Часы напролет мы сидели в гостиной Джессики вместе с Джен и Лорен: подруги слушали, задавали вопросы и держали меня за руку. Если я злилась на Майкла, они поддакивали, но в остальном проявляли сдержанность, и я видела, как их губы сурово сжимаются в ниточку. Джоанна и Стефен сводили меня и детей в наш любимый ресторан с димсамами. Стефен поинтересовался, стало ли мне лучше на безуглеводной диете, на которую я села за пару недель до крушения брака. Бросив на него недоуменный взгляд, я ошеломленно переспросила: «Стало ли мне лучше?» – и мы оба хохотали до слез, до того абсурдно прозвучал вопрос. Джули, жившая в Чикаго, каждый день слала мне сообщения с милыми эмодзи, извиняясь, что не может быть рядом, но постоянно напоминая, что думает обо мне.

Я ощущала вибрации их любви и восхищалась тем, что друзья приняли мое горевание как есть, не вмешиваясь. Они предлагали мне утешение, объятия и бумажные салфетки, а не советы, понимая, что я сама должна разобраться. Теперь, когда делюсь с ними своей дерзкой историей, они изящно меняют курс: поддерживают, восторгаются тем, что я так быстро вышла из парализующего ступора, осыпают похвалами за храбрость. Они шутят, что я каким-то чудом рванула вперед, что трагедия моего падения, а затем восторг подъема – это сюрприз и волшебство одновременно, и этому позавидовал бы кто угодно, только не друзья – ведь они так сильно меня любят. Несмотря на это, я прекрасно осознаю, что моя реальная обыденная жизнь идет своим чередом и в настоящий момент она довольно невзрачная. Я все еще злюсь на Майкла, нежна с Джорджией и в равной степени напугана еще недавно ясным будущим, которое теперь окутано туманом и жалким одиночеством. После дерзкого субботнего полета я приземлилась на свой маленький клочок земли и уверена, что это все было лишь случайностью и, скорее всего, больше со мной не повторится.

К среде молниеносный ночной полет только подчеркивает нынешнее падение: я вернулась к рутине материнства и жалею себя куда больше, чем чуть-чуть. Какая глупость – рассчитывать, что Джек станет № 1 из длинного списка мужчин в моей постели. Спускаясь с высоты первого за бог знает какое время оргазма, легко было искриться надеждой на счастье. Теперь же, в глухой повседневности, я чувствую себя брошенной и Майклом, и собственным пробудившимся «я».

Мы с Джорджией гуляем по рынку – это часть фермы, куда дочка ходит в дневной лагерь. Мы заглядываем сюда каждый день, чтобы вдохнуть аромат свежеиспеченного хлеба и побаловать себя мороженым. У салат-бара замечаю мужчину, вроде бы знакомого. Он успевает поймать мой взгляд и вернуть его, пока мы соображаем, знаем ли друг друга. Он старше меня лет на десять: козлиная бородка с проседью, вокруг глаз глубокие морщины, из-под коротких рукавов футболки видны татуировки. Прищуриваюсь, пытаясь вспомнить его, но приходится последовать за Джорджией, которая несется прямиком к салат-бару, навстречу незнакомцу.

– О, Джонни! – громко восклицаю я. Какое облегчение: наконец-то вспомнила.