– За это время я твою жизнь в сгоревший лес превратить могу!

– Свою, чувак! Свою! Тебе там жить эти два месяца. А может, и больше, если ты врешь или Нарышкин тебя обманул. И не забывай, что я тут тоже навертеть могу, мало не покажется.

Он замолчал. Я тоже ничего больше не говорил, но смотрел на двойника с превосходством. Впервые за трое суток мне не было страшно. Это дорогого стоило!

– Твои предложения?

Все-таки мой двойник был игроком. И птицей высокого полета. Воспитание, опыт и все такое. Удар он принял так, как я бы не смог.

– У меня нет никаких предложений. Я буду разбираться. Ни тебе, ни Нарышкину я на слово верить не буду, прыгать наобум не стану. Сам все изучу, сколько бы времени это ни потребовало. И если получится, жизнь немного в порядок приведу. Твою и мою теперь. Меня творящийся сейчас бардак не устраивает категорически.

Он невесело усмехнулся.

– А по силам задача? Да и я ведь сиднем сидеть не стану, ты же понимаешь?

– Я попробую! Это в любом случае безопаснее, чем заключать сделки с таким, как ты. Человек, свою родню предавший, доверия не достоин!

– Как запел! С дядькой моим переобщался? Это он у нас на роду помешанный!

Двойник приблизился ко мне, между нашими лицами едва ладонь втиснуть можно было.

– Ты понимаешь, подменыш, что с этого разговора мы с тобой враги? – тихонько так спросил он, но гнев его почти физически опалил мне лицо.

– А мы что, были друзьями? У тебя вообще друзья были? Ты вообще знаешь, что такое дружба?

– А ты? Я как-то не вижу вокруг тебя преданных сторонников! Змеиное гнездо на службе, девки для постели после службы…

Тут он меня, конечно, уел. Потому что прав был. Но я нашел ответ.

– Здесь появились…

Сказал и понял – правда. Глеба, флегму эту очкастую, я считал другом. Дядь Ваню тоже. Не знаю, как так вышло, не знаю, кем они считали меня, но вот так! Наверное, потому что увидел, как люди себя вести могут. Как люди должны себя вести! Не только о своей шкуре заботиться, не только о материальном благополучии, набивании карманов и брюха. А другим помогать, через себя переступая ради дела, которое считают правильным. Так как-то.

Отступая назад, двойник едко усмехнулся.

– Ну-ну!

И исчез.

Я же открыл глаза в темноте вещного мира и только выдохнул с облегчением. Вроде получилось! Дал отпор! Блин, надо было ему еще про Пермское княжество рассказать. Вот бы он повертелся, ха-ха!

Вновь проваливаясь в сон, уже настоящий, без двойников, я поймал собственную ускользающую мысль – это было бы мелко.

Проспал я в кои-то веки почти до девяти часов. Никто не ждал меня утром на чашку чая, никто не требовал ответов и мгновенных решений. Никто не хотел убить, в конце концов! Огромный дом – номер в гостинице – был полон множества звуков, которые, складываясь вместе, рождали ту самую тишину, которой так жаждут городские жители. Чуть шумели на ветру ветви карагача за окном, едва доносились трели птах, слегка поскрипывал, будто дышал, сам деревянный дом. Не тишина. Но – тишина!

На душе было столь же покойно, как и вокруг. Будто вырвался из заколдованного круга, разомкнул его и теперь стоишь, назад смотришь и думаешь – а раньше что мешало? Суета ведь не вокруг, она в голове. Вот и выходило, что первые три дня я подгонял сам себя. Ну, обстоятельства, конечно, тоже. Но главным-то образом – сам. Своей реакцией, нежеланием принять свершившийся факт.

«На философию потянуло с утра пораньше?» – подколол я сам себя и решил, что пора бы и честь знать. Поднимать свою задницу и делать то, что пообещал двойнику, но больше себе самому: разбираться и наводить порядок.

В доме никого не было. Дядю Ваню я разглядел сквозь стеклянную стену: старик расслабленно сидел на траве, впитывая нежаркие солнечные лучи. Глеба же не было даже слышно. На всякий случай – капли же еще должны работать? – я произнес: «Самойлов, ты где?» Но ответа не получил. Уехал куда-то. На моей машине, небось! Точно. Он же сегодня должен был встречать инквизитора этого, из Милана! Как там его зовут? Беллони, кажется. Значит, должен скоро приехать. Ну, а я пока завтрак приготовлю.

Мой «Москвич» скрипнул шинами у входа минут через двадцать, когда я уже доедал яичницу и подумывал о том, чтобы приготовить еще пару порций. Глеб выскочил из машины порывисто, будто был зол на весь свет. Гаишники его местные, что ли, оштрафовали?

Он бросил на меня резкий взгляд сквозь стеклянную стену и крикнул в сторону наставника:

– Дядя Ваня, зайди домой. Разговор есть.

Что-то мне говорило, что разговор будет неприятным. Скорее всего, даже очень неприятным. Я торопливо затолкал в рот остатки завтрака – не пропадать же еде! – и глотнул кофе.

– Я в аэропорт сейчас ездил, – начал говорить Глеб, едва наставник к нам присоединился.

До этого опальный следователь выдул половину моей кружки и терпеливо молчал. Я тоже не лез: видел, что человек на взводе.

– На оговоренном рейсе миланца не оказалось. Телефон выключен. Тогда я догадался в Сеть залезть. И вот что нашел.

Самойлов разблокировал экран новенького смартфона и пояснил, прежде чем начал читать:

– Это с новостной ленты «Вечернего вестника», миланской газеты.

Я отчего-то сразу понял, что это значит.

– «Сегодня в собственной квартире было обнаружено тело дознавателя второго ранга миланского отделения Европейской инквизиции Марио Беллони. Основная версия следствия – самоубийство. Тело дознавателя обнаружили коллеги, когда, обеспокоенные отсутствием того на службе, решили проведать его. “Он висел в петле прямо в центре комнаты. Рядом лежал откинутый стул. Скорее всего, Марио так и не смог оправиться после смерти своей супруги, которая была найдена мертвой четыре года назад”, – прокомментировал нашему корреспонденту начальник Беллони».

Самойлов оторвал глаза от экрана и по очереди оглядел нас.

– Потрошители… Алмаз же шифровал разговор! – Это почему-то первым слетело у меня с языка. Следом за словами сработала и мысль: – Ты ему уже звонил?

– Не отвечает. Может, на службе, совещание какое… – без особой уверенности протянул Глеб.

У меня в голове тут же мелькнули образы висящего в петле татарина, а вокруг – трупы всех его девочек. Нервный срыв, убил семью, покончил с собой!..

«Господи, Антошин, давай только без голливудских штампов! Еще надумай себе, что всех их похитили и тебе вот-вот позвонят и предложат сделку – их жизни на твою!»

Бред, конечно, но экран телефона я все же активировал и с облегчением убедился, что пропущенных звонков нет.

– Едем! – я вскочил на ноги. – Будет гадать! Сразу и его, и семью проверим!

Когда в машину вместе с нами кряхтя сел дядя Ваня, я даже не удивился.

Удивительное дело – не знал человека, только голос его слышал один раз, а по сердцу резануло, будто сослуживца схоронил, с которым кабинет делил лет пять! И чувство вины зашкаливает, хотя логика и твердит, что конец инквизитора, при его-то одержимости потрошителями, был лишь вопросом времени. Не сегодня, так через неделю Марио Беллони отправился бы на встречу со свой убитой супругой, наш звонок лишь ускорил события. Не виноваты ни я, ни Глеб, ни тем более Алмаз, в его смерти! Отчего же так хреново на душе? Будто я сам ему веревку намыливал?

Алмаз еще! Вот в его смерти, если он погиб (не дай Господь!), точно буду виноват я, и никто другой. Потому что именно своей просьбой я разрушил спокойную жизнь этого смурного татарина. Жил себе, кофеи на работе гонял, с девчонками своими по вечерам обнимался да по выходным пиво с друзьями пил в контейнерном убежище. А появился я со своими проблемами – и все! Аллес! Еще же дочки его с женой! Вовек себе не прощу!

Глеб гнал так, что правильнее всего было сидеть с закрытыми глазами, что я и сделал. Пару раз услышал сирены дорожной жандармерии, сперва громкие, но почти сразу стихающие. Хотелось надеяться, что дорожникам известно, кому принадлежит морковного цвета «Москвич», и они не будут устраивать гонки по городу.