Выслушав меня, сержанты молча развернулись и пошли к машине. Тут к посту подошла основная часть колонны. Из машин с гамом сыпанули дезертиры. Тут я воочию убедился, что это была добрая сотня пограничников. Было видно, как сержанты довели до них мои слова. Разбившись на кучки, беглецы курили, совещались. Особо выделялась группа из десяти человек, стоявшая у головной машины, в основном сержанты. Совещались довольно долго. Внутри меня до предела выросло напряжение, но я старался не подавать вида.

Наконец от «сержантской» группы отделились четверо. Пойдя ко мне, они привычно стали в шеренгу. Один из них было заговорил, но я прервал его:

– Для начала представьтесь!

Сработали механизмы дисциплины, скрытые в каждом военном человеке, и сержант четко, как положено, доложил:

– Сержант Гордиенко Иван Абакумович.

– С Украины?

– Так точно!

– Значит, мой земляк.

– А вы..?

– И я с Украины. В 1974 году призвался на срочную, училище, академия – и вот сейчас здесь прохожу службу.

– Вы с каких мест? – последовал уточняющий вопрос.

– С Черкащины, Звенигородский район, город Ватутино.

Эта информация словно разрушила стену между мной и этими четверыми. Сержанты заговорили, стали рассказывать о себе. Оказалось, что они были призваны с Украины, РСФСР и Прибалтики.

– Не может быть! Чудеса. А я с Олыпаны, – затараторил Гордиенко. Это была родина моего отца, где я годами проводил свое детство и знал все как свои пять пальцев. Там проживали мои дядьки, сестры и братья.

За пару минут мы нашли общих знакомых. Оказалось, что мать Гордиенко работает вместе с моей двоюродной сестрой Валей в колхозной бухгалтерии. Действительно чудеса!

Спустя короткое время дезертировавшие бойцы были организованно доставлены в отрядный полевой учебный центр (ПУЦ). Их накормили, помыли в бане, дали отоспаться.

Я решил привести это войско в порядок. Жил с ребятами в одной казарме. Сформировал из них резервную заставу. Сделал так, что каждый их день с утра до вечера был поминутно расписан: проводились занятия, в том числе и по боевой и огневой подготовке.

Вскоре прилетел командующий Оперативной пограничной группой КСАПО генерал-лейтенант А. И. Мартовицкий. Когда после моего доклада он увидел строй заставы, то не поверил своим глазам. Перед ним стояло боеспособное подразделение пограничников, готовое выполнить по моему приказу любую задачу командования.

Спустя какое-то время мне было предложено занять должность начальника Московского отряда.

1992 год начался для Московского отряда тихо-мирно. Я тогда служил на 5-й заставе. В декабре 1991-го распался Союз. Делать нечего, спустили серпастый-молоткастый флаг СССР, а взамен не подняли никакого – поскольку юрисдикции у нас, пограничников, не было никакой. Мы не подчинялись ни России, ни Таджикистану.

В тот момент нами никто не командовал. Что делать – никто не знал. Имеем мы право охранять границу или нет – также было непонятно. Однако несмотря на то, что не было никакого контроля, заставы продолжали высылать дозоры, секреты. Несли службу по усиленному варианту – 12 часов в сутки, без выходных. Делали это скорее по инерции. В голове не укладывалось, как это можно не охранять границу?! Это касалось не только офицеров, но и солдат-срочников, сохранявших еще советскую дисциплину.

Весной в Душанбе возобновились разборки между различными политическими группировками. Кулябские юрчики засели на одной площади – Озоди. Гармские исламисты, вовчики⁴ – на другой – Шахидон. В апреле эти посиделки переросли в гражданскую войну начались убийства. Пограничные подразделения и части в эти разборки не вмешивались, охраняли сами себя. Только на заставы пришла команда выставить вокруг застав сигнальные мины.

В июне 1992 года я принял командование 6-й заставой Московского пограничного отряда. Она называлась «Саяд» и считалась весьма посредственной с точки зрения дисциплины и качества несения службы. Солдаты спали прямо в нарядах.

Собрав бойцов, я сказал им:

– Ребята, вы что делаете? Вас же всех вырежут! Афганистан никуда не делся. Вон он, рядом совсем.

В ответ – угрюмое молчание. Понятное дело, из-за нехватки личного состава люди уставали донельзя. Как их привести в чувство, если гауптвахта для таких – хороший отдых? Спи себе 8 часов, никаких тебе ночных дозоров и выездов по «сработке».

Между тем риск погибнуть на границе возрастал с каждым днем. Хотя пограничникам долгое время удавалось оставаться нейтральными, периодически случались столкновения с вооруженными группировками, пытавшимися перейти через границу – перетащить оружие из Афганистана. К сожалению, в одной из таких стычек в июле 1992-го погиб вожатый службы собак 1-й заставы Руслан Николаевич Чудный. Он был родом с Украины, из Одесской области, из городка Балты.

Утренний дозор обнаружил на правом фланге подкоп под «системой». По следам было видно: прошла группа, несли что-то тяжелое. Вышла тревожная группа, начала преследование нарушителей. Как старший вожатый Чудный со своей собакой шел первым. Местность была холмистая. Нарушители затаились на обратном склоне одной из высот и, когда Руслан выскочил на них, открыли огонь. Рана оказалась смертельной. Преследовать ту банду больше не стали. Начальник заставы вызвал вертолеты. Те нагнали бандитов и перебили их с воздуха.

Вожатый службы собак 1-й заставы

Руслан Николаевич Чудный. Погиб в июле 1992-го.

На фото – слева, в панаме

У офицеров, служивших на границе, летом 1992 года было чувство, что нас оставили один на один со всеми проблемами. Царила подавленность. Большинство военнослужащих жили одним днем.

От чувства безнадежности у людей «рвало крышу», порой они творили такие вещи, за которые при Союзе увольняли сразу же, а то и сажали! Но тут на «залетчиков» командование смотрело сквозь пальцы – их попросту некем было заменить. Впрочем, большая часть офицеров исполняли свои обязанности как положено, несмотря на все невзгоды. Они были советской закалки и долгое время не могли даже осознать, как можно оставить границу.

В 1992 году в Таджикистане служило немало солдат-срочников из числа россиян. Однако вскоре им пришлось искать замену из числа призванных на срочную службу граждан Таджикистана

Для пограничников самый главный вопрос лета 1992 года был «чьи мы»? Российские или таджикские? О том, чтобы служить в составе таджикских пограничных войск, не было даже и речи. Как-то позвонил Игорь Скатов – начальник службы ГСМ отряда, мой друг. Мы с ним вместе в 1987 году приехали в отряд сразу после выпуска из военных училищ. Спросил, сколько у меня на заставе осталось горючего. Я ему перечислил, затем спросил: зачем ему нужна эта информация? Оказалось, у многих офицеров созрела идея: если нас передадут Таджикистану, выходить на территорию России, пускай даже и с боем.

Впрочем, большинство офицеров и прапорщиков предпочитали покидать отряд более традиционным способом – через перевод. Офицеры с семьями разъезжались кто куда: на Украину, в Казахстан, Белоруссию. В результате первые и пятые этажи пятиэтажек в гарнизоне оказались пустыми, там никто не жил.

В начале лета в отряде начался массовый исход по национальным квартирам. Людей элементарно стало не хватать для охраны границы. Местные жители, заметив, что контроль над пограничным рубежом ослаб, начали контактировать с афганцами, пошла контрабанда.

А поток уезжавших из отряда военнослужащих все нарастал. Прежде гарнизон Московского отряда отличался достаточно комфортными условиями жизни. Там в советские времена были построены пять многоэтажных панельных домов – по шесть подъездов каждый. По сути, это был небольшой город. В ходе афганской войны, когда в части имелся двойной комплект личного состава, он был густо заселен. В квартирах зачастую жило по две семьи. Кроме того, там имелось немало жилых бытовок. Эти вагончики были весьма комфортными: пара комнат, кухонька.