- Ну, что, призывник Степанский, поедешь со мной? Служить будет трудно, но интересно.

  - Поеду.

  - При первых трудностях не побежишь в медпункт, не будешь в письмах жаловаться маме?

  - Нет.

  - Ну, тогда сварим кашу.

  Встретившись глазами с Лёшей Горелкиным, Феликс поманил его пальцем и решился ещё раз подойти к капитану, который что-то писал.

  - Товарищ капитан, а вы не могли бы взять в вашу часть Алексея Горелкина.

  Капитан исподлобья посмотрел на Горелкина, почесал авторучкой за ухом.

  Феликс ждал каких-то упрёков в панибратстве и внутреннее сжался, но Злобин спросил:

  - Закурить есть?

  Лёша тут же с радостью поделился с ним сигаретой "Opal".

  Капитан щёлкнул серебристой зажигалкой, затягиваясь, распространяя запахи табака и бензина, записал Лёшину фамилию и пообещал ответить позже.

  Спустя полтора часа капитан Злобин собрал своих призывников и сделал перекличку. Фамилия Горелкина прозвучала последней.

  Лёша и Феликс радостно пожали друг другу руки.

  Капитан велел собираться, приготовить рюкзаки. О том куда ехать ничего не говорил.

  Дело поворачивало к вечеру, когда Феликс и остальные призывники выехали в кузове грузовика.

  Феликс глядел на зелёные кудри деревьев, шевелящихся под ветерком, на счастливых гражданских людей, свободно расхаживающих по городу с мороженым в руках, спешащих на свидания, стоящих у кинотеатра на новый фильм "Через тернии к звёздам" и втайне завидовал им.

  ***

  Вокзал был залит яично - жёлтым светом. Птицы летали в сине-сиреневых и жёлтых струях света. Ветер гнал по перрону газетные обрывки. Продавалась шипучая газировка, от которой защипало в носу. Пахло дынями, мазутом и цветами с клумбы.

  Киоск был украшен фотографиями киноартистов и свежими номерами "Советского экрана", "Перца", "Техники молодёжи" и "Вокруг света"... Феликс купил "Советский экран", вдыхая такой приятный журнальный запах.

  Вырвав из тетради лист, он набросал короткое письмо родителям.

  "Выезжаю. Везут неизвестно куда... Как только станет известно - сообщу. У меня всё в порядке, не беспокойтесь".

  Подписав конверт, он успел бросить письмо в почтовый ящик до появления Злобина. Тот скомандовал:

  - В колонну по одному становись.

  Капитан наблюдал как они собираются, потягивая из бутылки минералку. Его рыжие глаза почему-то улыбались. Поставив бутылку рядом с мусорным ящиком, капитан, напустив на себя строгость, скомандовал:

  - Правое плечо вперёд - шагом марш!

  Все команды он отдавал мягко и вполголоса.

  Поезд тронулся спустя час - отправился в никуда.

   Постелей не выдавали, лишь матрацы и подушки без наволочек. За окном вечернее солнце мягко освещало городские постройки, потом пригороды. Феликс завидовал мужчине, несшему тяжёлое ведро, девочке, гнавшей прутиком кур, угрюмому водителю с сигаретой, ожидавшему прохода поезда на переезде. Они были счастливы, потому, что свободны.

  Весь мир, наполненный красотой и любовью, музыкой, книгами, звёздами и планетами, шумящими лесами и морским прибоем, древними загадками и грозными тайнами, уютом родного дома и материнской теплотой - всё это оказалось где-то далеко, за стеклом этого поезда, мчащегося в неведомую даль.

  ***

  Ранним ласковым весенним утром они прибыли в воинскую часть - школу сержантов инженерных войск, расположенную в одном из районов большого города.

  Первое что Феликс и Лёша услышали, подходя к части - это топот сапог. Ворота открылись, и призывники увидели обнажённых по пояс курсантов, совершающих пробежку.

  При распределении по батальонам Феликс оказался в первом, а Алексей Горелкин во втором. Разлука была горькой, но они пообещали друг другу видеться, ведь служили в одной части. Горелкин всё же по-своему был счастлив, ведь командиром его роты оказался никто иной, как капитан Злобин.

  Феликс стоял в первой шеренге и слушал резкую и отрывистую речь своего ротного командира - маленького остроносого старшего лейтенанта Рыкова.

   Призывников отправили в баню, потом выдали гимнастёрки из плотной х/б ткани, бриджи с врезными карманами, пилотки. Позже примерили парадную одежду. Это были красивые мундиры, схожие с офицерскими, рубашки и брюки защитного цвета, фуражки с кокардой.

   И они ощутили себя курсантами, даже радость появилась. Потом, уже в помещении роты, Феликс мучился, пришивая погоны на х/б китель, исколол иголкой руки. Но на проверочном построении сержант Гориков, замкомвзвода и командир первого отделения, посчитал, что пришито криво и с каким-то злорадным удовольствием сорвал погоны.

  - Пришивайте заново! - скомандовал он.

  Синие его глаза глядели с издевкой.

  Феликс уселся на табурет. Рядом орудовали иголками такие же несчастливцы. На душе у Феликса было горько. Он сильно тосковал по дому, по свободной гражданской жизни...