Она прекрасна. Он не видит её, но чувствует её присутствие, когда их руки поднимаются совершенно синхронным движением. Она прекрасна, она – средоточие определённости, единственное во всей галактике, и ему никогда ничего так не хотелось…

Рей изумлённо смеётся, и этот звук рвёт ему душу.

– Получилось!

– Конечно, получилось, – соглашается он, ведь нет ничего более очевидного в этом мире: они – две половины единого целого, и нет ничего, способного остановить их.

«Хаппабор» легко скользит в грузовой отсек «Сокола». Рей даже не вспотела. Её руки опускаются без усилий, словно она кладёт на постель подушку.

Она сильнее, чем он может вспомнить. Бен дышит тяжелее.

– Ты уже делала это, – выговаривает он.

Поколебавшись, Рей кивает.

Кровь шумит у Бена в ушах. Он весь как будто стянут верёвками, связан, скован.

– Я начну предполётную подготовку, – произносит Рей отчуждённым тоном, и Бен думает, что возможно, просто возможно, она тоже сейчас переживает воспоминание, которое только что вернулось к нему.

Он смотрит, как она поднимается по мостику и длинно выдыхает.

***

Внутри «Сокол» ничем не лучше, чем снаружи. Он шагает по коридору, тут и там замечая фальшивые панели, которые, скорее всего, использовали для того, чтобы прятать контрабандное добро. Рей не выходит из кабины пилотов, проводит диагностику и тесты, в то время как Бен беспрепятственно бродит по её кораблю.

Он проходит мимо каюты, взглядом цепляется за приоткрытую дверь. В комнатушке нет ничего примечательного: слишком тесная для двоих, с узкой кроватью, на рабочем столе в беспорядке разбросаны коробки с надписями «Перекрёстки Туманностей». Однако Бена тянет зайти внутрь.

Его рука проскальзывает под её майку, ладонь ложится на спину…

Бен хмурится, его пальцы нервно вздрагивают. Он уже бывал в этой каюте.

Он слышит, как двигатели, чуть запнувшись, начинают мерно гудеть, и решает, что пора вернуться в кабину.

***

Как только маршрут рассчитан и запущен автопилот, Рей, одарив его серьёзным взглядом, говорит, что собирается медитировать в своей каюте. Что означает – она хочет остаться одна. Потому Бен оказывается в одиночестве в кают-компании корабля за столом с пыльной голопанелью для игры в дежарик.

Уже очень поздно – или очень рано. Бен знает, что разумно было бы пойти спать, но что-то в этом корабле тревожит его. Он старается найти в своём беспокойстве рациональное зерно и объясняет его тем, что «Сокол» невероятно старый и в любой момент может развалиться на куски. Бен ещё не до конца определился, что думает о Сопротивлении, однако уверен, что им следует вкладывать в свой транспорт больше кредитов.

Помещение такое просторное, что его даже можно было бы использовать для тренировок. У стен стоят сундуки и несколько грузовых ящиков. Бену не хочется смотреть, что в них, или начинать партию в дежарик. У него никогда не хватало терпения на такую долгую игру.

Звучит низкий рёв.

– Нет! Только не снова, дядя Чуи!

Бен хмурится. В памяти всплывают слова незнакомца из медицинской палаты.

Выглядит почти как арбалетная рана.

Он прижимает пальцы к своим крепко зажмуренным глазам, почти жалея, что не ощущает усталости и сонливости, – и не может с собой ничего поделать, потому что в этом корабле слишком много всего, и это что-то гудит и жужжит под его кожей, не давая забыться.

– Бен, не трогай это!..

Его маленькие пухлые пальчики замирают над оголёнными проводами.

– Папа пока не убрал их… БЕН, И ЭТО ТОЖЕ!

Его голова пульсирует.

– Папа или починит установку оксидирования, или мы взлетим на воздух.

Беном будто руководит кто-то другой: он неловко выскальзывает из-за стола и пересекает помещение. На противоположной стене есть панель, которая кажется чуточку новее остальных; её край немного возвышается над остальными. Хмурясь, Бен подцепляет его пальцами и тянет металл на себя.

Бен встаёт у мужчины за спиной, разглядывая клубок из проводов.

– Ну что ж, сейчас мы вместе с тобой всё и наладим. Неплохо звучит, да?

– Прекрати! – рычит Бен.

Маленький Бен кивает. Мужчина улыбается ему кривой улыбкой.

– Конечно, неплохо. Ведь ты станешь пилотом, как твой старик, а у хорошего пилота корабль всегда в порядке. Дай-ка мне руки.

Ярость вскипает в нём, опускается осадком. Его пальцы, держащие панель, белеют от напряжения.

Маленькие детские ладошки исчезают под большими ладонями.

– А теперь делай, как я говорю, – мужчина начинает напевать: – Зелёный провод соединяется с… голубым проводом! Голубой провод соединяется с…

– ПРЕКРАТИ! – кричит Бен. Его голова почти разлетается на куски от боли, а всё тело сотрясает дрожь. Он глядит на старую, побелевшую от времени обмотку проводов и захлопывает панель, затем в бешенстве пересекает помещение…

– Хан, нет, – голос Леи упрямый и решительный.

– Да ладно тебе, ничего не случится. Просто немного полетает с папой, как второй пилот. Гляди, я даже кресло сделал! Младший капитан…

Носок его ботинка ударяется обо что-то. Бен наклоняется.

– Мне скучно.

Дядя глядит на него с другой половины кают-компании с выражением удивления и веселья на лице.

– Почему бы нам не?..

– Попрактиковаться, – бормочет Бен, поднимая с пола дистанционный тренажёр. Маленькая серая сфера удобно ложится в его ладонь. Он глядит на включения из кристаллов, которые, он знает, могут стрелять.

– Несколько раундов. Тебе полегчает.

– Обещаешь, дядя Люк?

– Обещаю. Я даже к тебе присоединюсь.

Палец ложится на кнопку включения. Шар зависает над ладонью Бена. Он закрывает глаза…

Бен беспокоится больше, чем признаётся. Он сам не уверен, почему, ведь дядя Люк никогда не кричал и не ругался на него. Однако, сжимая в руках дядин меч, Бен знает, что не хочет подвести его.

Тренажёр повисает в воздухе. Бен смотрит, как он крутится прежде, чем…

Меч оказывается в его руках и активируется прежде, чем он успевает задуматься. Голубой свет омывает тёмную кают-компанию. Бен проворачивает запястье. Меч взлетает одновременно с тем, как тренажёр дважды стреляет. Оружие мелко вибрирует, и в руках поселяется тянущая тупая боль. У Бена нет и секунды, чтобы обдумать свои ощущения, потому что за двумя выстрелами почти без перерыва следуют ещё два. Он без заминки поднимает руки, затем стремительно опускает. Заряды гаснут, коснувшись яркого синего лезвия. Глаза Бена расширяются…

– Откуда он у тебя?

Он вскидывает взгляд. На пороге силуэтом против света, льющегося из главного помещения корабля, стоит Рей. Она в ярости. Её плечи напряжены, словно она, как хищник, готова вот-вот кинуться на него. Дрожь предвкушения, которую он не должен чувствовать, пробегает вдоль позвоночника Бена.

Тренажёр снова стреляет. Он рассеянно отражает атаку.

Рей ещё сильнее сжимает губы. Она бросает короткий взгляд на тренажёр, и тот с глухим стуком падает на пол. Бен ощущает её гнев через…

Через Силу. И он могучий и ненасытный.

– Отдай, – требует Рей, протягивая руку.

«Нет», – отзывает что-то в Бене неистовым рыком.

Пальцы Бена крепче сжимают рукоять.

– Он мой.

– Неправда!

Он почти отшатывается, удивлённый ожесточённостью, прозвучавшей в её ответе, и слезами, выступившими на её глазах. Рей по-прежнему злится, но на сей раз Бен ощущает боль – боль предательства, которая ускользала от его внимания.

– Не тронь его! – в муках кричит Рей. Серебряный меч оживает в её руках, и она бросается вперёд, чтобы остановить его.

Стряхнув оцепенение, Бен деактивирует меч.

– Что происходит? – спрашивает он, искренне недоумевая.

Рей моргает, и её боль как будто уходит на задний план.

– Кто его дал тебе? – снова спрашивает она уже спокойнее.

Бен глядит на неё, не мигая, затем поднимает меч на уровень груди, смотрит на рукоять, на кнопку активации, на краешек голубого кристалла, чуть заметно выдающегося над рукоятью.